Революционер Борис Иванович Николаевский
С Борисом Ивановичем Николаевским мы познакомились почти сразу после нашего приезда в Нью-Йорк.
Родился Б. И. Николаевский в 1887 году в провинции, на Урале, в семье священника. В партию социал-демократов вступил еще в студенческие годы, в 1917 году он вошел в состав ВЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов от организации меньшевиков и, будучи всю свою жизнь видным меньшевиком, он также разделял многие важные положения большевиков.
Во время Гражданской войны он призывал меньшевиков бороться вместе с большевиками против Колчака. У меня по отношению к нему было странное чувство, как будто я разговариваю со старым, как тогда говорили, большевиком, и он действительно был не из тех, кто слепо ненавидел всех и все, что там происходило, а искренне старался вникнуть и понять. Он всю свою жизнь, еще со школьных лет, занимался историей и знал ее, как ходячая энциклопедия. Борис Иванович был такой же талантливый историк, как бывают талантливые писатели, художники или музыканты, поэтому собирать исторический архив для него было все равно, что создавать произведение искусства: это доставляло ему колоссальное удовольствие. Из России он выехал или был выслан в Германию и сохранял свое советское гражданство до 1932 года, надеясь вернуться. Но в 1932 году Сталин лишил его советского гражданства.
В 1924 году он стал в Берлине официальным представителем Института К. Маркса и Ф. Энгельса.
В гитлеровские времена, в самый разгул сжигания неугодной Гитлеру и гитлеровцам литературы и книг, он сумел спасти от уничтожения гитлеровцами германский архив социал-демократической партии, который вывез из Германии в Голландию, в Международный институт социальной истории, а его назначили директором филиала этого же института в Париже. Вот здесь, в Париже Борис Иванович Николаевский в 1936 году и встретился с Николаем Ивановичем Бухариным, которого Сталин послал купить архив Карла Маркса.
Борис Иванович сказал, что Н. И. Бухарин очень откровенно поделился с ним своими опасениями об усилении сталинских репрессий. «И я посоветовал, даже предложил ему остаться, — сказал Борис Иванович, — но он только безнадежно махнул рукой и сказал: „Э, да все равно, он ведь не успокоится, пока всех нас не передушит“».
Николай Иванович Бухарин был в Париже с женой и не остался, а в 1938 году его арестовали и расстреляли, жену спустя много лет реабилитировали.
В сталинскую мясорубку попал и брат Бориса Ивановича, Владимир Иванович, который был женат на сестре Алексея Ивановича Рыкова. Сам А. И. Рыков, председатель СНК СССР, после смерти В. И. Ленина активно выступал за продолжение политики Ленина, против ликвидации НЭПа и усиленной коллективизации, стал позже также жертвой сталинского террора…
Борис Иванович всю свою жизнь внимательно следил и подвергал тщательному анализу все, что происходило в СССР при Сталине. В своих статьях в «Социалистическом вестнике» он твердо осудил насильственную коллективизацию, сталинские репрессии и никогда не прекращал бороться за демократию, он также был одним из основателей, вместе с А. Ф. Керенским, «Лиги борьбы за народные свободы».
Я питала ко всем к ним симпатию, смешанную с грустью, ведь все они искренне и бескорыстно желали добра нашей стране и народу. И все вместе могли бы принести колоссальную пользу народу без сталинских мракобесий. И в то же самое время при наших общих встречах и бесконечных разговорах я смотрела на них и думала: ведь если бы они остались там при Сталине, никого, ни одного человека из них уже не было бы в живых, Сталин их всех давно бы уничтожил. И я с горечью вспоминала свои встречи с такими же замечательными людьми, как Енукидзе, Корк, Гамарник, Бухарин и многими другими. Вспомнила, как наши студенты Н. И. Бухарина, в наш «Институт культуры» (был такой у нас) на третий этаж на руках внесли, а ведь никого из них уже давным-давно нет в живых. Сталин их всех расстрелял.
Основную часть берлинского архива Борис Иванович привез после войны в Америку и очень жаловался, что многое из этого архива кем-то было разворовано.
Когда мы познакомились с ним и с его секретарем Анной Михайловной Бургиной, замечательным другом и спутником его жизни, работавшей и содержавшей в полном порядке этот замечательный архив, он жил где-то в Астории, а Анна Михайловна Бургина — на Манхэттене. Внешне отношения у них были теплые, но деловые, они всегда обращались друг к другу по имени отчеству и на «вы». Например, если его приглашали куда-нибудь на обед, я не помню, чтобы Анна Михайловна пошла с ним, она только предупреждала его: «Борис Иванович, наденьте, пожалуйста, галстук без меня», так как он особого внимания не обращал на свой туалет и особой аккуратностью не отличался.
Я Анну Михайловну очень любила, но ее старые знакомые, с которыми она нас знакомила, почему-то ее недолюбливали.
Назвал ее Борис Иванович первый раз женой, когда он был уже сильно болен и собирался передать весь свой архив Калифорнийскому университету, поставив при этом одно условие: чтобы его жена Анна Михайловна Бургина до конца своей жизни продолжала работать при архиве.
Когда в 1947 году мы с ними познакомились, это было очень интересное время. И мне кажется, мы с одинаковым любопытством рассматривали и изучали друг друга. Для нас они были исторические личности, потерпевшие крах, мы для них были экспонаты, выросшие в том обществе и в той среде, которые они отвергли. К сожалению, все эти исторические личности были уже в таком возрасте, что в течение последующих 15–20 лет никого из них в живых не осталось. Ведь я была ребенком, когда Александр Федорович был уже главой нашего государства. И я очень жалею об одном: почему такие глубоко русские люди не смогли или не захотели для блага своего как будто всеми любимого народа пойти на уступки друг другу и сделать одну из прекраснейших стран мира еще прекрасней — ведь этого все они хотели.
Американские стукачи
Вообще, потребовалось довольно много времени, чтобы разобраться во всех наших новых знакомых и составить о них свое мнение.
Например, из всех прочих один эпизод особенно мне запомнился. Мы еще находились в «Лео-Хаус», когда меня пригласили в ФБР. Это была моя первая и последняя встреча с ними. С самого утра весь день они мытарили меня вопросами, в основном все они вертелись вокруг одного: каким образом мой брат был приглашен работать в НКВД и как и почему он отказался или, может быть, он стал работать в этих органах.
Долго и упорно мне пришлось объяснять им, что в 37-м году не то после усиленных арестов служащих НКВД, не то из-за увеличения объема работы эти органы начали набирать новые кадры среди молодежи. И когда моему брату предложили работать в этих органах, он отказался: «Я не могу, — заявил он, — потому что мой отец арестован как враг народа». У брата сначала даже создалось впечатление, что ему не поверили и подумали, что он нарочно приписал себе это, чтобы избежать службы в этих органах. «Если не верите, проверьте, это в ваших силах», — ответил им мой брат. И конечно, после этого его не только не взяли на работу в НКВД, но он подвергался многим гонениям и неприятностям, которым подвергались такие честные и смелые люди, как он.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
