Вот и тогда группа летчиков наседала на лейтенанта из БАО — батальона аэродромного обслуживания, — стараясь добыть с его помощью ящик хозяйственного мыла для стирки и утюг.
— Может, вам и швейная машинка требуется? И пылесос? И палехские шкатулки? — отбивался тот. — Ну где я вам этот чертов утюг возьму? Где?
— БАО — все может, — гудел у него над ухом Пряженников, стараясь подольститься. — БАО — это вам не шуточки, БАО, можно сказать, бог быта!
— Ну ладно! — сдался наконец лейтенант. — Мыло я выпишу, а утюг…
— А утюг тоже выпишешь, — перебил его Лядский. — Нужен утюг.
— Так нет же их ни на одном складе! Мы же в конце концов не Мосторг, мы аэродром обслуживаем! Понимаете, а-э-ро-дром! — окончательно впал в отчаяние лейтенант. — Нет у меня утюгов!
— А ты в деревне на махорку сменяй, — ласково предложил Пряженников. — Или на спички. А?
— Нет, верно говорит комполка: начнешь с иголки, кончишь обозом! — махнул в изнеможении рукой лейтенант, отходя от летчиков. — Черт с вами, будет вам утюг!
Посмеявшись вместе со всеми, я предложил, пока есть время, сходить в столовую похлебать горяченького.
После обеда, как и рассчитывали, туман стал рассеиваться.
За четверть часа до вылета я, помня о недавней гибели Шурика, собрал эскадрилью и, к молчаливому удивлению своих друзей, провел такой подробный инструктаж, какого им давненько не приходилось слыхивать.
— А если кто по не зависящим от него обстоятельствам отстанет от группы, пускай жмется к земле и на бреющем топает домой! — закончил я под изумленные взгляды товарищей свои небывало тщательные, дотошные наставления, — Всем ясно?
Летчики дружно промолчали. Один Биджиев, ради которого я и лез вон из кожи, с едва приметной в голосе хитринкой спросил:
— А что это — не зависящие от меня обстоятельства?
— Ну, если заплутает кто… В смысле потеряет ориентировку, — уточнил я и, почесав в сердцах подбородок, нарочито грубовато закончил: — Словом, независящие обстоятельства — это те обстоятельства, которые, лейтенант, от нас с вами не зависят! Теперь ясно?
— Теперь ясно! — заключил необычный инструктаж Пряженников.
Остальные тоже наконец поняли, из-за чего сыр-бор, и, добродушно посмеиваясь, разошлись по машинам.
— Пойдете у меня ведомым слева! — сказал я Биджиеву напоследок, решив, что раз уж взялся опекать новичка, то дело нужно доводить до конца.
На цель вышли скоро и точно.
Заметив вереницу вражеских грузовиков, я с ходу со снижением пошел в атаку. И тут же испуганный голос Биджиева:
— Командир! Твоя машина горит!
«Что за черт! Неужели проморгал? — мелькнуло у меня в голове. — Нет, не может такого быть!»
И снова Биджиев, на этот раз уже не испуганно, а смущенно:
— Виноват, командир! Это у тебя от эрэсов под хвостом пламя…
— А ты что, свои назад домой решил привезти? — поинтересовался в сердцах я, жмя на гашетки.
Грузовики горят. Цель накрыта с одного захода. Больше здесь делать нечего.
— Работе конец. Возвращаемся на аэродром!
— Как возвращаемся? Я и трети боекомплекта не израсходовал! — подал снова голос Биджиев, нацеливаясь на грузовик, удирающий к окраине железнодорожной станции.
Деться немцу некуда. «Ил» с ревом настигает его, и вот грузовик уже пылает в обочине с перевернутыми вверх колесами.
Выходя из пикирования, Биджиев, как он позже рассказывал, заметил за станционными зданиями раздувающий пары паровоз. Не набирая высоты, на бреющем он врывается на станцию. Есть! Паровоз расстрелян в упор. А там что, связка товарных вагонов? Прекрасно! Через минуту вагоны тоже горят!..
Биджиеву в те мгновения казалось, что все, и я, и товарищи, восхищенно наблюдают за ним, радуются его удачным, неотразимым атакам, что по возвращении в полк его ожидают немногословные, скупые, но оттого еще более весомые похвалы со стороны новых друзей, а может — чем черт не шутит! — даже и благодарность в приказе. Разве, мол, ради этого не стоит потрудиться, рискнуть?!
Но пока рисковать ему, как он вскоре и сам понял, особенно не приходится: вражеских истребителей в небе не видно, зенитки почему-то тоже молчат — может, их тут и нет вовсе. Тем лучше! Но тут Биджиев наконец спохватился-в небе нет не только «мессеров» или «фокке-вульфов», в нем вообще пусто, а он давно уже в одиночку крутится здесь над вымершей, обезлюдевшей станцией.
…На аэродроме царила тревога. Я то и дело поглядывал на часы: горючее у Биджиева на исходе. Если не появится в ближайшие десять — пятнадцать минут, тогда… Кляну себя, что не вернулся сразу же, едва обнаружил отсутствие новичка. Но, с другой стороны, что мы могли сделать? Не успели отойти от станции, как на нас сразу же навалилась четверка «мессеров»-сами еле ушли. И все же на сердце было нехорошо, давило чувство какой-то неосознанной вины…
— Да не терзай ты себя! — тронул меня за плечо Лядский. Он, как и Пряженников и другие, тоже не уходил с полосы. — Обойдется все! Заплутал он, наверно, ну и сел где-нибудь на вынужденную… Места здешние незнакомы, первый на этом участке вылет!
— Вот именно первый! — поморщился я. — А если, как для Шурика, и последний?
— Никто из нас не застрахован, — вмешался в разговор Пряженников и, кивнув в сторону Лядского, продолжил: — Если бы не Тимофей, топать бы мне нынче домой пешком. Конечно, если бы осталось на чем топать…
— Да бросьте вы его раньше времени хоронить! — крикнул вдруг кто-то из стоящей поодаль группы летчиков. — Вон он, ваш Биджиев, летит!
Все оглянулись. Из-за леса действительно вынырнул какой-то «ил». Быстро приближаясь, он шел к аэродрому на бреющем. У всех сразу отлегло от души.
Сперва я даже не стал отчитывать Биджиева, когда тот докладывал, что самовольно задержался над целью. На радостях решил простить новичку грубое нарушение дисциплины и только спросил:
— Независящие обстоятельства… Вам по-прежнему, лейтенант, неясно, что это такое?
— Теперь ясно, товарищ командир! Азарт и увлечение боем, которые помешали мне уйти вместе с группой, независящими обстоятельствами считаться не могут! лихо отрапортовал Биджиев. И вдруг покраснел, опустил голову и тихо сказал: Но у меня же неизрасходованные снаряды оставались…
Однако сочувствие сочувствием, а дело делом. Пришлось поговорить все же с Биджиевым всерьез.
Отвели мы его вместе с Лядским и Пряженниковым в сторонку.
— Ты свой «ил» где получал, на заводе? — спросил я его. — Видел, кто там за станками вкалывает — пацаны тринадцати-четырнадцати лет! Порожние ящики себе под ноги приспосабливают, чтобы до суппорта дотянуться…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
