произнес ее имя, готовый растерзать за то, что доводила его до сумасшествия, но вместо этого еще крепче прижался к девичьему телу и перевернул, удерживая на себе. Марго замерла, впилась в свою нижнюю губу зубами, дабы заглушить слишком громкий выдох. Она коснулась кончиками пальцев груди Филиппа и поймала его изучающий взгляд.
Ее волосы — освещенные солнцем колосья пшеницы, — беспорядочно упали на выпрямившуюся точеную спину, такую влажную, словно на нее внезапно обрушился осенний ливень. Свод узких ребер, которые Вестник крепко держал ладонями, обнажила съехавшая простыня, вновь открывая доступ к бледной, покрытой множеством мурашек коже.
Ее тихие вздохи звучали в унисон с нарастающими движениями, разжигая в застывших сердцах огонь. Нервы были натянуты, как струны, талия зажата мужскими пальцами, что несдержанно толкали тело вниз, сковывая сознание окончательно. В его глазах — откровенное сладострастие, едва не вырывающееся наружу животным ревом. Она схватилась за его руки, сжав ладони так крепко, что жесткие, огрубевшие пальцы почти врастали в кости, но не причиняли заметной боли.
Будучи на грани, они терялись в прожигающих насквозь ощущениях, пока те не вырвались наружу одним сплошным потоком, захлестывая разум. Все полутона страсти смешались в один, окунули в бездну так глубоко, что реальность растворилась в ней. Легкие заныли от сбитого пылкого дыхания, но объятия крепких ладоней оставались прочными.
Она чувствовала горечь на опухших губах, что текла по венам, обжигая изнутри. Мужчина коснулся ее коленей, провел ладонями вверх по дрожащим ногам и мягко приподнял, следом опуская рядом с собой на постель. Взгляд черных глаз в мгновение стал безмятежным, словно не он несколько минут назад терял власть над собственным телом.
Вестник неспешно поднялся и подошел к подоконнику, отдаленно наблюдая, как город растворялся в снегах. Пламя от спички прошлось по сигарете, что он придерживал уголком губ, на мгновение осветив тусклую комнату.
— Можно мне тоже? — голос Марго вывел его из задумчивости, вновь привлекая внимание к притягательным чертам, линиям подбородка, шеи и ключиц, на которых застыли следы укусов.
— Нет, — отрезал Филипп, выдыхая дым, — это плохая привычка.
— Я только что пережила нападение зверя, мне уже ничего не страшно.
Он хрипло засмеялся, и все же отрицательно покачал головой.
— Тем не менее, нет.
Девушка посмотрела на него с едва ощутимым недовольством, но сдалась.
Глава 22
Ева
5 ночь Йоля. Ночь Тьмы, принадлежащая Гекате.
После вчерашней вьюги, что смела последние сухие листья с деревьев и окутала их ровной белоснежной пеленой, окончательно наступила зима. Уже невозможно стало даже представить ласково сияющее солнце за окном, цветущие зеленые луга. Но снег, укрывший траву, блестящий и шуршащий под ногами, был не менее прекрасным, чем раскаты весеннего грома, несущие за собой запах утреннего дождя, что пробивался бы в форточку и колыхал занавески.
С первого этажа доносился шум и голоса, все готовились к очередному обряду, Ева же потеряла в них счет. Она лежала в своей кровати, глядя в потолок и не желая отходить ото сна, забыть видевшуюся ей деревню с маленькими одноэтажными домами, в комнаты которых проникали летние солнечные лучи. Это был неведомый ей мир, где царило спокойствие и тепло, пахло яблоками и лавандой, а также книжной пылью.
Девушка привела себя в порядок и спустилась. В нос ударил запах хвои и ароматических масел, смешивающийся с морозным воздухом, просачивающимся сквозь раскрытое окно. Одна-единственная свеча, дрожа, освещала лица Вестников, что сидели на полу в погруженной во мрак гостиной. Ева осторожно опустилась рядом с Марком, только сейчас замечая лежащее посередине зеркало. Она оглядела присутствующих, и беспокойно коснулась мужского плеча.
— Где Филипп? — шепот разнесся по комнате, и ответ последовал от Ярлины.
— Они вместе с Феликсом на охоте.
— Что? — глаза расширились от удивления, — охоте на кого?
— Ты все скоро узнаешь, — Марк мягко взял ее руку, больше ничего не говоря.
Спустя какое-то время дверь, ведущая на задний двор, распахнулась, и в дом проникла Мария вместе с мужчинами, что несли в руках небольшой шевелящийся мешок, из которого сразу же достали живого зайца. Феликс поднес его к зеркалу и положил на него, удерживая лапы вместе с Марго, в то время как Филипп взял свой топор.
— Жертвоприношение, — вырвалось из губ Евы. Она сильнее сжала ладонь Марка и хотела отвернуться, но наполненные ужасом глаза животного смотрели прямо на нее. К горлу подступила тошнота.
— Я — Принцесса Темной Луны, — Мария встала над зеркалом по другую сторону от Филиппа, — взываю к Богине ночи, нашей матери — Луне.
— Мы взываем к тебе, дети твои, возлюбленные твои, Вестники Темной Луны, благоволи принять наш скромный дар во Имя твое, Триединая Геката, — голоса всех сплелись в единое целое и стали напоминать ту таинственную колыбельную, звучащую часто внутри сознания Евы.
— Ave, Εκάτη6, — на этих словах Филипп вознес топор над собой и, замахнувшись, ударил им. Осколки стекла разлетелись в стороны вместе с кровью, звонкий треск смешался с криком Евы, что едва не подскочила со своего места.
Слезы брызнули из глаз, она отвернулась, не могла смотреть на то, как умершего зайца Принцесса завернула в темную ткань и понесла на улицу, до тех пор, пока Марк не начал поднимать ее с пола.
— Я никуда не пойду, — девушка попыталась оттолкнуть мужчину, в ответ он лишь крепче прижал ее к себе.
— Ты должна выйти вместе со всеми, — его грубый тон вызвал новую волну всхлипов, но Ева поддалась.
Все вышли во двор, освещенный ярким лунным светом, в застывшие легкие ударил ледяной воздух, немного приводя в себя, хоть ноги почти не слушались. Отовсюду слышался неразборчивый шепот Вестников, окруживших Марию, что вознесла окровавленное полотно к небу, вновь и вновь повторяя: «Ave, Εκάτη».
Слезы катились по щекам, обжигали холодную кожу, размывая лица стоящих и наблюдающих за ритуалом смерти. Ее собственный крик звучал внутри, напуганные глаза бегали от Марка к Луне, восседающей в небе, принуждающей своих «детей» убивать ради нее. Ева чувствовала, как руки мужчины ослабевают, он медленно отпускал ее, и это позволило в одно мгновение вырваться из объятий и побежать в сторону леса.
Она не замечала ничего вокруг себя, не видела дороги, все вокруг мелькало, смешивалось в одно неясное черное пятно. Дом, а следом и круг уходили все дальше и дальше, голоса тонули в шуме листвы, девушка бежала, пока цвета вокруг полностью не растворились в черной краске, и мир не стал непроглядно темным.
Ева упала, раня колени о гниющие ветки и впиваясь подушечками пальцев в мокрую от
