– Возможно, – допустила она и встала. – Ну, теперь тебе придется полагаться на себя. Если не хочешь слушать, что я говорю, выпутывайся, как умеешь. Надеюсь, наука пойдет тебе на пользу.
– Я справлюсь. Деньги на залог где-нибудь достану. Утром схожу к Эбби.
– Ну, как хочешь, – сказала она, поднимаясь по лестнице. – Заодно можешь уговорить его купить мне «роллс-ройс».
Остановившись на площадке, она взглянула вниз:
– Доброй ночи.
– Доброй…
Мне долго не удавалось заснуть. Я лежал, глядя в окно на растрепанную пальму, освещенную луной, и думал. Мне казалось, что все в моей жизни ни с того ни с сего вдруг ужасно запуталось. Почему подобные вещи всегда происходят именно со мной? Я не мог вспомнить, в чем же провинился. Хотел только преуспеть в кино – а теперь чувствовал, что с каждым мигом я от него все дальше и дальше. Как будто меня вообще не было в Голливуде. Я спокойно мог бы сновать между машинами в одном из ресторанов, обслуживавших с колес, или носить полицейскую форму – там бы от меня хоть что-то зависело. Я чувствовал, что попал в западню.
Мона встала в хорошем настроении и очень рано, около семи, уже готовила завтрак.
– Не слышал, как звонил телефон? – спросила она.
– Нет. Когда это было?
– Около трех.
– Ничего я не слышал.
– Она явно была вне себя, пытаясь тебя найти. Телефон звонил каждые пять минут аж до половины пятого.
– Надеюсь, ты не сказала, что я здесь?
– Я ей вообще ничего не сказала. Не брала трубку. Садись есть.
Я сел, взял гренку и стал жевать, хотя голода не испытывал.
– Она примчится сюда чуть свет, будь уверен. Что ты ей скажешь?
– Не знаю.
– Лучше бы тебе начать об этом думать.
– Я думал об этом ночью, лежа в постели, но ни к чему не пришел. Наверно, мне лучше уйти отсюда. Не хочу, чтобы она застала меня здесь.
– И ты считаешь, это ответ?
– Не знаю, – нетерпеливо оборвал я. – Просто не могу быть тут, когда она придет.
– Если ты решил от нее отделаться, то лучше сделать это сразу – и с плеч долой. Вечно откладывать невозможно, это тебе должно быть ясно.
Я отпил немного кофе.
– Вначале я предпочел бы поговорить с Эбби. Она покатилась со смеху.
– Ну ты же не думаешь всерьез, что он ссудит тебя деньгами на залог? Или думаешь?
– Но могу я, по крайней мере, его спросить?
– Разумеется. С тем же успехом ты можешь попросить первого встречного на Вайн-стрит одолжить тебе денег.
Говорила она тем же тоном, что вчера вечером. Мне это начинало действовать на нервы.
– Не понимаю, почему ты злорадствуешь, – отрезал я. – Такое впечатление, будто тебе нравится, что я угодил в такую ситуацию.
– Ни черта мне не нравится, – хмыкнула она. – И я не хотела, чтобы мои слова звучали злорадно.
– Ну, значит, это было не злорадство. Но ты переменилась. Не понимаю, что случилось.
– Я не переменилась, и ничего ни с кем не случилось – проблема в тебе. Все прочее осталось прежним. А вот с тобой что-то произошло. Будь у тебя хоть капля гордости, ты бы эту шлюху вообще не стал слушать. Я же тебе говорила, что она за птица.
Я вскочил. Больше терпеть не было сил.
– Ну как ты не понимаешь? – беспомощно спросил я. – Я думал, она мне поможет попасть в кино. Господи, неужели тебе не приходило в голову, что мне нужна чья-то протекция? Я здесь уже семь месяцев и ни черта не добился. У нас дома весь город небось думает, что я уже достиг каких-то вершин. И только вопрос времени, чтобы до них дошло, что меня здесь никто не знает, что я никто. А я не могу этого допустить, это не должно случиться.
– А почему? – спросила она ледяным голосом.
– Что – почему? – переспросил я.
– Почему это не должно случиться?
Я покачал головой:
– Бесполезно. До тебя просто не доходит.
– Да нет, доходит, – сказала она. – Ты с три короба наврал в письмах к матери про то, как сказочно ты тут живешь, а она взяла и разболтала это газетчикам, чтобы те напечатали нечто вроде: «Крутая карьера парня из нашего города». И вот теперь ты запаниковал, потому что думаешь – если не пробьешься и не сделаешь здесь карьеры, все поймут, что ты им лгал.
– Так оно и есть, – признал я.
Она рассмеялась.
– Ты же не думаешь, что ты первый пишешь домой всякие враки? Так делает каждый. Я тоже. Только я из-за этого не провожу ночи без сна и не переживаю, что кто-то разоблачит мою ложь. Плевать мне на это.
– Точно?
– Ну разумеется. Послушай, – сказала она, отодвигая кресло. – Мне звонили, что сегодня нужно быть к восьми. Не хочешь подвезти меня и взять потом машину?
– Не хочу. Лучше буду торчать здесь.
– Мне казалось, ты не хочешь встречаться со Смитершей.
– Если я решил с ней порвать, лучше сделать это сразу – и с плеч долой… Вечно все равно откладывать невозможно.
Она улыбнулась так, словно едва сдерживается, чтобы не расхохотаться, и я вдруг понял почему. Это были не мои слова, а ее. Тут я тоже рассмеялся.
– Ну так-то, – сказала она, идя в гостиную и надевая шляпку. – Ты уже знаешь насчет забастовки?
– Нет, – сказал я.
– В самом деле? Об этом пишут все газеты. Ты их еще не видел?
– Нет. Где они?
– На кухне, на столе. Ты же сидел там и минут пять смотрел на них.
– Я думал совсем о другом.
В тот миг она выглядела абсолютно счастливой.
– Вот так-то, дружище. Мы победили раньше, чем начали бастовать. У продюсеров оказалось больше ума, чем я думала. Теперь у нас будет единый фронт. Прекратятся все сверхурочные, и не нужно будет торчать в студиях ночами, ничего не получая за часы, проведенные там. Теперь им придется раскошелиться. Представь себе, нас поддержали Кроуфорд, Кэгни и другие звезды! Разве это не здорово?!
– Ну, пожалуй, – согласился я.
Она похлопала меня по плечу:
– С тобой все будет в порядке, когда ты перестанешь думать о ерунде. Слушай, помни одно: не отступай ни на шаг, пока не будешь уверен, что она не отзовет залог. Жаль, что меня не будет, чтобы помочь тебе.
– Ты что-то слишком уверена, что она придет. А если нет? Что если она просто позвонит судье и скажет ему, что отзывает залог?
– Нет, так она не сделает. Придет сюда. – Мона остановилась в дверях. – Ральф, на твоем месте я бы не заикалась при Эбби о залоге. Он может подумать, что ты ненормальный.
– Не бойся, он бы все понял, – сказал я.
– Ну, надеюсь, ты еще будешь здесь, когда я вернусь.
– Ну конечно, я буду здесь, – кивнул я.
8
«КИНОЗВЕЗДЫ ПОБЕЖДАЮТ В ЗАБАСТОВОЧНОЙ БОРЬБЕ» – гласил заголовок в газетах.
Я прочитал все, что писали о забастовке, но, дочитав, понимал не многим больше, чем прежде. Вся эта история была для меня лишь пятном размазанной типографской краски. Меня заботила миссис Смитерс, точнее то, что она сделает, когда я скажу, что не хочу ее больше видеть. Я ведь пытался поговорить с ней об этом вчера в патио, но она так и не дала мне возможности затронуть эту тему.
«Мона права, – сказал я себе. – Мне вообще не нужно было с ней связываться».
Зазвонил телефон, я вскочил как ошпаренный. Снимая трубку, дрожал всем телом.
Но это была не миссис Смитерс. Звонили из конторы коронера.
– Можно пригласить Мону Метьюз?
– К сожалению, нет.
– Но она живет здесь, с вами?
– Да, живет. Только она на работе.
– А с кем я говорю?
– Это Ральф Карстон.
– Вы что-нибудь знаете о девушке, которую звали Дороти Троттер?
– Да, я ее знал.
– Мы пытаемся выяснить, откуда она родом и есть ли у нее родственники.
– Она откуда-то из Огайо. Точнее не знаю.
– Где мы можем найти мисс Метьюз?
– В студии «Эксцельсиор». Но могу вас уверить, что она тоже не знает. Я припоминаю, как Дороти когда-то говорила, что родных у нее нет.
– Вы в этом уверены?
– Почти уверен. Но уточнить это могла бы Мона. Дайте мне ваш телефон, и я постараюсь, чтобы она вам позвонила.
– Номер Мючуэл, 9211. Контора городского коронера. Если нам не удастся отыскать родственников погибшей, тело придется кремировать самим Попросите мисс Метьюз, чтобы она позвонила нам поскорее.
– Сделаю все, что будет в моих силах.
Я положил трубку, потом набрал номер «Эксцельсиора». Прошло некоторое время, пока меня со единили со студией, где работала группа Лауры Обэнкс. Человек, снявший трубку, сказал мне, что Моны там нет, что он не знает, где она может быть и что мисс Обэнкс в студию до сих пор не прибыла. Я назвался и попросил передать Моне, чтобы она срочно мне перезвонила, объяснил, что дело исключительно важное и срочное. Мне пообещали оказать такую любезность.
«Дороти, Дороти», – подумал я, у меня кольнуло сердце и перехватило дыхание: я сделал несколько вздохов подряд, прежде чем мне удалось наконец выдохнуть.
«Вот что я должен был чувствовать вчера, когда увидел ее мертвой», – пришло мне в голову.
Наконец я встал, пошел на кухню и начал мыть посуду, потому что больше заняться мне было нечем.
Не прошло и десяти минут, как появилась Мона. Она была бледна как смерть.
