Его шея покраснела от натуги, ворот распахнулся, толстая золотая цепь с массивным крестом побрякивала в такт музыке, а сам Голубев как две капли воды походил на кутящего нового русского, чье светлое будущее было ярким, но коротким, и красиво сводилось ко второму куплету:
Там, под окном зека,Проталина тонка,И все ж ты не долга, моя весна.Я радуюсь, что здесьХоть это-то, но есть.Как мне твоя любовь нужна.
Выскочившая с кофейником в руках Сандра стояла, прислонившись к стене. На ней просто не было лица. И только Голубев, увлекшийся вокалом, пел и пел, ничего не замечая вокруг, словно токующий глухарь:
Владимирский централ, ветер северный,Этапом из Твери зла немерено,Лежит на сердце тяжкий груз.Владимирский централ, ветер северный,Хоть я и банковал, жизнь разменяна,Но не очко обычно губит,А к одиннадцати — туз.
С каждым словом Сандра все ниже и ниже съезжала по стенке. С последним аккордом песни она с грохотом выронила кофейник и упала в обморок. Голубев хотел кинуться к ней, но не смог двинуться с места из-за больной ноги.
— Спасибо за теплые слова, любимый! — Катя схватила блюдо с яйцами по-королевски и швырнула его в Голубева.
По лицу Ильи потек сахарный сироп с корицей и коньяком.
— Катя, за что? — Илья потянулся к невесте, подволакивая раненую ногу.
— За перебор! — ответила Катя и запустила в него жареными дольками ананаса.
— Катя, девочка моя, это же метафора! — Голубев собрался с силами, сделал шаг и зашатался.
Анатолий, еле сдерживая смех, кинулся к подбитому на любовном фронте другу и подхватил его под мышки. Виктор бросился к Сандре, а Ангелина принялась урезонивать разбушевавшуюся Катю. Она вывела невесту на улицу через парадный вход и вытерла ей слезы своим носовым платком.
— Что мне теперь делать? — рыдала Катя. — Он опять за свое взялся… То бывшая жена Танька грезится ему по ночам, и он повторяет во сне ее имя. То за этой шоколадкой на глазах у всех бессовестно ухлестывает… А главное, я чувствую, он боится на мне жениться!
— Это ты сейчас придумала! — укорила ее Ангелина.
— Нет, ничего я не придумывала, — заливалась слезами Катя. — Чем ближе к свадьбе, тем больше он нервничает и словно опасается чего-то… А когда он утром к вам уехал, я подумала: сбежал мой жених!
— Дуреха ты, Катька! Ох дуреха! — Ангелина прижала ее голову к своей груди. — Ну сколько я еще буду с тобой возиться? Вспомни, как ты сама страдала на нашем девичнике в Питере и признавалась, что боишься замужества.
— Так ведь я — другое дело! Я же в первый раз, а он… — всхлипывала Катя. — У него опыт, а я…
— Запомни, девочка, — наставляла ее Ангелина. — Мужчины тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо. А ты рассопливилась из-за того, что он на чью-то грудь внимание обратил. Да такую грудь только слепой не заметит.
— Да, вот это бюст для орденов, не то что у меня, — сокрушалась Катя.
— Дело не в бюсте, а в мозгах! Женская мудрость гласит: если у тебя кривые ноги, надень предельно глубокое декольте.
— А что, у Сандры кривые ноги? — обрадовалась Катя.
— Не знаю, какие у нее ноги, не проверяла, но то, что с мозгами у нее все в порядке, это уж точно! — Ангелина теряла терпение.
— Она околдовала моего Илюшу! — догадалась Катя. — Поэтому старуха так сверкала глазами, когда я ругала знахарей и гадалок.
— Все их колдовство — сплошное надувательство. Дешевый спектакль бездарных актеров.
— Но вы же получили от них ответ на самый главный вопрос, — повторила Катя Ангелинины слова.
— Чушь собачья! — разозлилась Ангелина. — Я же это для смеха сказала, а ты все приняла за чистую монету. Как можно верить полусумасшедшей старухе, страдающей эпилептическими припадками, сдуру брякнувшей, что ваша свадьба не состоится! Ой! — распалившаяся Ангелина почувствовала, что сболтнула лишнее и зажала ладонью рот.
— Она сказала, что свадьба не состоится? Она сказала, что свадьба не состоится! — твердила Катя. — Я так и знала!.. Я все чувствовала!.. Господи, ну почему мне так не везет с женихами? Господи, ну почему я такая несчастливая? — причитала Катя, простирая руки к небесам.
— Катя, еще ничего не случилось, а ты уже истерику закатываешь! — Ангелина проследила взглядом за ее вздымающимися руками.
Над входом в ресторан, рядом с вывеской «Голден Джек», красовался витраж, окаймленный красными сердечками, с изображением червового валета из атласной колоды карт. Такого же валета, но пронзенного иглой невидимых злоумышленников, показывал утром Ангелине и Анатолию перепуганный происками коза ностры Илья Голубев. Но самое странное, что если бы этому валету сбрили усы и остригли волосы, он сам был бы точной копией Голубева.
Померещилось это Ангелине или нет, но обсудить с кем-либо сделанное открытие она не успела. Дверь распахнулась. Соскучившиеся кавалеры пришли за своими дамами.
— Девчонки! — захлебываясь от восторга сообщил Анатолий, — это просто мистика какая-то! Едва мы намазали Илюхину ногу бальзамом, опухоль растаяла, словно сосулька под тропическим солнцем! Я как врач, когда вернусь домой, обязательно исследую чудодейственное средство в лаборатории института.
Сердце Ангелины тревожно екнуло, прихрамывающий Голубев появился на пороге ресторана. Червовый валет качнулся над его головой.
— Назад! — Ангелина, как рысь, прыгнула на Илью, вталкивая его обратно.
Тяжелый витраж, обрывая провода и крепления, обрушился на каменные ступени, туда, где минуту назад красовался вылеченный Голубев.
Глава 7
Брызги разноцветных осколков покрыли ступени крыльца. Покореженный валет потерял рекламный шик и сходство с Голубевым. Красные витражные стекляшки, выпавшие из опустошенных червовых сердец, сверкали на белом мраморе, как замерзшие капельки крови. Поскрипывая крепежными цепями, крикливая вывеска «Голден Джек» едва держалась на первом слове. Не дожидаясь, когда новая груда стекла и металла упадет на голову, Анатолий втолкнул Катю вслед за Ильей и Ангелиной и захлопнул дверь. Последнее звено цепи разорвалось за их спинами, вывеска рухнула вниз, сотрясая ресторан словно мощный подземный толчок.
— Я же говорил, что за мной охотятся, — напомнил Голубев, лежа под Ангелиной.
Красавица Сандра, облитая сладким кубинским кофе, напала на брата, осыпая его бранью на испанском языке. Виноватый Виктор оправдывался и махал руками, указывая на кого-то вдалеке. Бурное объяснение было красноречиво, хоть и непонятно. Опешившие гости молча наблюдали за темпераментным семейством. В довершение диалога Сандра демонстративно плюнула под ноги и ушла переодеваться.
— Работники начали демонтировать вывеску, но не успели до сиесты. А я понадеялся на них и не проконтролировал. Хорошо еще, что все обошлось и никто не пострадал от их безалаберности, — облегченно вздохнул Виктор. — А у вас неплохая реакция, — похвалил он Ангелину.
— По-моему, эта вывеска еще вполне могла послужить, — заметила та.
— Мне она тоже нравилась, особенно в сумерках. Но Сандра решила поменять название. Она говорит, что эта вывеска дезинформирует туристов. Они думают, раз валет изображен, значит у нас игорное заведение. А по мне — все нормально. И народу у нас вечером столько, что нет ни одного свободного места.
— И как вы теперь будете называться? — поинтересовалась Ангелина.
— «Сандрас коннер», в переводе «Уголок Сандры», — ответил Виктор.
— Скромновато для такой яркой женщины, — отозвалась Ангелина. — Я бы порекомендовала что-нибудь типа «Аппетитная Сандра». Очень характерно и для хозяйки, и для кухни.
— Я передам сестре ваше пожелание. Возможно, она им воспользуется. Сандра непостоянна, как ветер, она принадлежит к тем женщинам, которые раз в три месяца заставляют всех передвигать мебель и перекрашивать стены в помещениях. И эту вывеску мы меняем уже в третий раз. Сначала мы назывались «Белый какаду» в честь любимого говорящего попугая Сандры.
— Ой, как здорово! — воскликнула Катя, кокетливо строя Виктору глазки. — Я никогда не видела говорящего попугая. Как бы мне хотелось с ним поболтать…
— Милая, — одернул ее Илья. — На каком языке ты будешь с ним разговаривать? Ты же на английском знаешь только: «Мани, мани», а на испанском — вообще ни бельмеса.
— Эдуард живет у Сандры уже семь лет и великолепно болтает на русском, испанском, английском, он запоминает даже японские слова, и к тому же нещадно матерится… Но это полбеды, здесь не так уж много туристов, которые понимают русскую матерщину. А вот когда у него проснулась страсть к клептомании, и он стал воровать у посетителей драгоценности: серьги, цепочки, монеты, — Эдуарда пришлось изолировать от приличного общества, а вывеску — сменить, — рассказывал Виктор.
