морде, если точнее. Лиза делала вид, будто ничего не было, но Миша ее после того случая возненавидел. Знаешь, почему? Лиза очень похожа… была… на Мишину мегеру.
— Ничего общего! — воскликнула Вера.
— Сейчас — да. А я имею в виду — в молодости. Однажды я заехал к Мише за диском — Розы не было, она ездила тогда к матери в Могилев, — и он показал мне семейный альбом. Там была свадебная фотография. Знаешь, сначала я подумал, что рядом с Мишей — Лиза! Очень похожа, поразительно. Только совершенно другой характер. Другая женщина. Это потом Роза стала такой, как сейчас, — растолстела, обрюзгла, прическу поменяла…
— Я действительно ничего не замечала, — огорченно призналась Вера. — Миша всегда был для меня… ну, коллега, очень умный и знающий… А то, что попытался приударить, так я привыкла, эпизод в нашей работе, не страшно… О Лизе в этом смысле совсем не думала.
— Вот так… Налить еще кофе?
— Погоди, давай-ка закончим. Миша — допустим, хотя я не могу себе представить, чтобы он до такой степени… Ну ладно. А Эдик? Уж он-то…
— С Эдиком сложнее, — вздохнул Фил. — Но, как ни странно, мотив был и у него: зависть.
— Зависть? — Вера подняла брови.
— Да, представь себе. Ты не замечала у Эдика в характере этой черты? Поразительно, я думал, что женщины замечают все.
— Если хотят, — слабо улыбнулась Вера. — А мне было как-то… Я никогда не приглядывалась к Эдику. Не мой контингент, если ты понимаешь, что я хочу сказать.
— Но он же часто говорил с тобой… И в тот вечер тоже…
— Об Аиде? Говорил, да. Если честно, мне эти разговоры удовольствия не доставляли, слушала я невнимательно, понимала, что человеку нужно выговориться…
— Он, наверное, рассказывал тебе подробности? Я почему спрашиваю — со мной Эдик никогда на эту тему не заговаривал. Я знал, конечно, что жена у него погибла в авиакатастрофе, а расспрашивать было не с руки…
— У Аиды Нерсесовны сестра в Ставрополье. Раньше, до девяностого, жила в Баку, а когда начались погромы, семья перебралась на Северный Кавказ. Бедствовали, их там приняли вовсе не с распростертыми объятиями: нахлебники, только вас не хватало… Эдик с Аидой помогали, как могли. Аида несколько раз в году к сестре ездила, отвозила деньги, вещи… В тот раз тоже повезла какую-то сумму. Самолетом до Минеральных Вод, оттуда до деревни — автобусом. Но не долетели. Самолет загорелся, когда до аэропорта оставалось минут двадцать. Все погибли — пятьдесят четыре человека.
— Жуткое дело, — пробормотал Фил.
— Но не это главное, — сказала Вера. — Аида не должна была лететь тем проклятым рейсом. У нее был билет на второе число, но она опоздала, потому что, когда Эдик уже собирался везти жену в аэропорт, позвонил Грант — это их сын, он был тогда в армии, служил в Соликамске, получил увольнительную в город и звонил родителям с почтамта. Аида так радовалась, что услышала родной голос… В общем, у Эдика духу не хватило прервать разговор, и в результате самолет улетел без Аиды. Поменяли билет на следующий день — на тот проклятый… И с тех пор Эдик обвиняет себя в том, что не прервал разговор, не убедил Аиду, что нужно ехать…
— Как он мог? Я бы тоже, наверно, не сделал этого.
— Но… ты сказал о зависти. Я не понимаю…
— Вера, никто не знает заранее, как то или иное событие отразится на характере! Эдик сломался тогда — в определенном смысле, конечно. Как профессионал он, возможно, даже стал крепче — весь, как говорится, ушел в висталогию, в преподавание, в решение задач, в теорию. А в жизни… Он всем завидовал. Почему у Миши жена новую шубку купила, а Аиды нет на свете? Почему ты получила повышение по службе, а его Аида лежит на кладбище? Он даже Николаю Евгеньевичу завидовал — когда тот новую инвалидную коляску приобрел на спонсорские деньги…
— Коляска… Чушь какая-то. Тут-то чему завидовать?
— Да Господи! На коляску спонсоры деньги дали, а он своей Аиде памятник приличный до сих пор поставить не может.
— А Лиза? При чем здесь Лиза?
— Лизе — особенно. Ты не замечала, как Лиза умела любую идею Эдика вывернуть так, что она всем начинала казаться глупой и неверной?
— Замечала, конечно. Нормальная практика обсуждений, — пожала плечами Вера. — Это же не мозговой штурм. Если идти по шагам алгоритма, без критики нельзя, согласись, нужно уточнять каждую формулировку. А Лиза прекрасно анализировала.
— Что ты мне объясняешь? Все так, каждый на себе испытал, что такое критика… Кому угодно Эдик мог это простить, Лизе — нет. Самая молодая, самая необразованная, всего лишь двухмесячные курсы висталогии окончила, ни одной самостоятельной работы, а у Эдика четырнадцать заявок на открытие и три авторских свидетельства. И женщина, к тому же. Почему ей, молодой, без особого образования, не очень умной, по его мнению, удается все, а его Аида в это время…
— Это какое-то извращение, а не зависть!
— Извращенная зависть, так точнее. А почему Эдик тебе завидует?
— Мне? Что, мне тоже?
— Конечно. Я даже не знаю — почему. Но завидует.
Вера помолчала, вспоминая. Плотнее закуталась в плед, сказала:
— Мне всегда слышались в голосе Эдика какие-то интонации, будто он хочет признаться в чем-то, но не решается. Я думала, что он, как Миша… Теперь понимаю. Но… Не хочешь ли ты сказать, что он и меня может, как Лизу?..
— Ты уже решила, что это именно Эдик? — усмехнулся Фил.
— Мы только о мотивах говорим.
— Если говорить о мотивах, то был и у меня, — усмехнулась Вера.
— Принесу еще кофе, — пробормотал Фил, сложил на поднос грязную посуду и понес в кухню. Он слышал, как Вера что-то уронила, поставила на место и вошла в кухню, когда Фил включил электрический чайник, налив в него свежую воду.
— Давай я приготовлю, — сказала она. — Где у тебя чистые блюдца? И не уходи от разговора, Фил. Ты прекрасно знаешь, что мой мотив ничем не хуже прочих. Если Эдик мог убить из зависти, Николай Евгеньевич — из любви к сыну, а Миша — от ненависти к собственной жене, то я…
— Из ревности, я знаю.
— Да, — сказала Вера, взяв с открытой полки две лучшие чашки из хохломского сервиза — от него всего-то осталось три предмета из былых двенадцати. Фил никогда этими чашками не пользовался, это были любимые мамины чашки, но если уж Вере захотелось…
— Да, — повторила Вера. — Ревность. Я до сих пор не понимаю, почему Лиза себе это позволила с Димой. Это
