— Пускай себе горит, — смеялась женщина.
— Принесите сейф из кабинета с первого этажа, — взывал Чарльз с безопасного места.
— Пускай себе горит, — напористо повторяла та же женщина.
Черный человек, из тех, что сновали через порог, обернулся и, ухмыльнувшись, помахал ей рукой:
— Мы пожарные. Наше дело гасить.
— Пускай горит, — повторяла женщина.
Мне ужасно хотелось есть, в столовой ждал ужин, а эти, наверно, нарочно волынку затеяли; когда же, наконец, они погасят этот огонь и уберутся отсюда, когда мы с Констанцией сможем вернуться в дом? Несколько поселковых мальчишек влезли на веранду совсем близко от нашего укрытия, но хотели они одного — заглянуть в дом; они вставали на цыпочки и тянули шеи, чтобы увидеть хоть что-то над головами пожарников, тащивших шланги. Я очень устала, хорошо бы все поскорее кончилось. Огонь утихал, и лица перед домом потускнели в сумраке, а шум обрел новые тона: голоса внутри зазвучали уверенней, спокойней, почти что радостно, а голоса снаружи — разочарованно.
— На убыль пошло, — произнес кто-то.
— Теперь уж не развернется.
— Хорошо погулял в дому, — хихикнул кто-то. — Там, небось, теперь сам черт ногу сломит.
— Давно пора было подпалить.
— С ними вместе.
Значит, с нами — с Констанцией и со мной.
— А их видел кто-нибудь? Может, они в доме остались?
— Ишь размечтался. Пожарники их сразу вытурили.
— А жаль.
Огонь почти погас. Люди толпились во тьме перед домом, их лица потемнели и удлинились, подсвеченные лишь автомобильными фарами; я различала чью-то усмешку, взмах руки. И вот остались только разочарованные голоса.
— Скоро погаснет.
— А здорово полыхало.
В парадных дверях показался Джим Донелл. Его узнали все: по высокому росту и каске главного пожарника.
— Эй, Джим, что ж вы ему сгореть не дали?
Он поднял обе руки, и толпа примолкла.
— Братва, пожар кончился, — произнес он.
Он поднял руки еще выше и бережно снял с головы каску с надписью; медленно сошел по ступеням, подошел к пожарной машине и положил каску на переднее сиденье. Люди глаз с него не сводили. Он наклонился, что-то выискивая, — толпа всё глазела, — и поднял с земли камень. В полной тишине он повернулся к дому, размахнулся и запустил камнем в высокое окно маминой гостиной. За его спиной покатился смех — смеялись все громче, громче, и вот мальчишки с веранды, мужчины, женщины — все хлынули на дом огромной волной.
— Смотри, Констанция! — вскрикнула я. — Смотри же! — Но она не отнимала рук от лица.
Со звоном разбилось второе стекло в гостиной, на этот раз били изнутри — торшером, который всегда стоит у столика Констанции.
Но страшнее, ужаснее всего был их смех. Одна из фарфоровых фигурок вылетела из окна и разбилась вдребезги о перила веранды, другая уцелела — упала на землю и покатилась по траве. Жалобно и мелодично всхлипнула арфа; и еще звук — это хрястнули стулом о стену.
— Послушайте, — раздался откуда-то голос Чарльза. — Друзья! Помогите-ка мне сейф выволочь.
И тут сквозь смех стали проступать слова — ритмично, настойчиво: «Эй, Маркиса, — кличет Конни, — хочешь мармеладу?»
Я на Луне; ну пожалуйста, пускай я окажусь на Луне. Тут я услыхала звук бьющейся посуды и поняла, что стоим мы под окнами столовой, а поселковые неумолимо приближаются.
— Констанция, бежим!
Она покачала головой, по-прежнему не отнимая рук от лица.
— Они же нас вот-вот найдут. Ну, Констанция, миленькая, бежим, ну пожалуйста!
— Не могу, — сказала она, и в этот миг прямо над головой, из окон столовой, заорали: «Эй, Маркиса, — кличет Конни, — не пора ли спать?»
Не успела я оттащить Констанцию, как вниз посыпались стекла: они, видно, угодили стулом в окно; наверно — папиным стулом, на котором сидел Чарльз.
— Скорей, — сказала я громко, я не могла больше сдерживаться среди этого шума; схватив Констанцию за руку, я бросилась к ступеням. Мы выбежали на свет, и Констанция закрыла лицо шалью дяди Джулиана — хоть как-то спрятаться.
Из парадных дверей выскочила девочка, а следом — ее мать; девочка что-то несла в сложенных ладонях — мать поймала ее за подол и ударила по рукам:
— Не смей класть отраву в рот! — И девочка выронила пригоршню пряного печенья.
Эй, Маркиса, — кличет Конни, — хочешь мармеладу?..Эй, Маркиса, — кличет Конни, — не пора ли спать?..Нет, — ответила Маркиса, — ты подсыпешь яду…
До спасения рукой подать: по ступеням и в лес, совсем близко, но площадку перед домом освещают фары, вдруг Констанция поскользнется и упадет? И все-таки — в лес, быстрее в лес, и другой дороги нет. Мы замерли на верхней ступени, не в силах двинуться дальше, а за спиной — разбитые окна, звон фарфора и хрусталя, звяканье столового серебра, глухие стоны кастрюль и сковородок — громили все подряд; мою табуретку на кухне уже, наверно, превратили в щепки. Мы так и стояли, когда на аллее снова показались фары: одна за другой подъехали две машины и резко затормозили возле дома, осветив площадку еще ярче.
— Что тут происходит, черт возьми?! — Из первой машины выкатился Джим Кларк; с другой стороны вылезла Хелен Кларк да так и застыла, разинув рот. Джим Кларк направился в дом, он кричал, толкался, а нас не замечал вовсе.
— Что у вас тут делается, черт бы вас всех побрал?! — повторял он, а Хелен Кларк все стояла как вкопанная и глядела на дом. Нас она тоже не увидела.
— Идиоты безмозглые, — орал в доме Джим Кларк. — Пьяные безмозглые идиоты!
Из второй машины выскочил доктор Леви и тоже поспешил к дому.
— Вы тут что все — с ума посходили?! — разорялся Джим Кларк. В ответ грохотал смех.
— Хочешь мармеладу? — заголосил кто-то, и снова загоготали.
— Мы этот дом по кирпичику разнесем!
Доктор взлетел по ступеням, мы посторонились, но он на нас не глядел.
— Где Джулиан Блеквуд? — спросил он у женщины в дверях.
Она ответила:
— Где скелет гремит костями — там его кровать!
Дольше медлить нельзя; я крепко схватила Констанцию за руку, и мы стали осторожно спускаться. Бежать я пока опасалась — вдруг Констанция упадет? — и медленно вела ее по лестнице; нас никто не мог видеть, кроме Хелен Кларк, но она неотрывно смотрела на дом. За спиной я слышала крики Джима Кларка, он пытался прогнать их из нашего дома; не успели мы сойти вниз, как голоса выплеснулись на улицу вслед за нами.
— Вот они! — закричал кто-то, по-моему, Стелла. — Вот они, вот они, вот они!!!
Я бросилась бежать, но Констанция споткнулась, и они нас окружили; они смеялись, толкались и пробирались вперед. Констанция закрывала лицо шалью дяди Джулиана, чтобы ее никто не разглядел; чем ближе надвигались люди, тем теснее мы прижимались друг к другу.
— Запереть их в доме да поджечь заново!
— Мы вам такой уют навели, девочки, век помнить будете!
Эй, Маркиса, — кличет Конни, — хочешь мармеладу?
Мне вдруг, как в бреду, почудилось: они возьмутся сейчас за руки и примутся петь и приплясывать вокруг нас. Вдалеке я увидела Хелен Кларк, она прислонилась к машине и, плача, что-то говорила; из-за шума ее слов не слышно, но она наверняка повторяла:
— Хочу домой, хочу домой.
Эй, Маркиса, — кличет Конни, — не пора ли спать?
Они старались до нас не дотрагиваться; чуть повернешься — подавались назад; за чьими-то плечами я увидела Харлера, он бродил по веранде, подбирал вещи для своей свалки и складывал в кучу. Я крепко сжала руку Констанции и повернулась — толпа подалась назад, и мы бросились к лесу, но нас опередили жена Джима Донелла и миссис Мюллер, они смеялись и растопыривали руки, преграждая путь; мы остановились. Я повернулась, дернула Констанцию, и мы побежали в другую сторону, но на дороге возникли Стелла и мальчишки Харрисы, они смеялись, а Харрисы кричали:
— Где скелет гремит костями — там твоя кровать!!!
Мы остановились. Я бросилась к дому, волоча за собой Констанцию, но нас перехватили лавочник Элберт и его скупердяйка жена, они приплясывали, раскинув руки; мы остановились. Я метнулась в сторону, но на нашем пути встал Джим Донелл; мы остановились.
— Нет, — ответила Маркиса, — ты подсыпешь яду, — елейно протянул Джим Донелл, и они снова окружили нас плотной стеной, стараясь не прикасаться.
Эй, Маркиса, — кличет Конни, — не пора ли спать?
Все звуки перекрывал смех, в нем тонули и пение, и крики, и улюлюканье мальчишек Харисов:
— Эй, Маркиса, — кличет Конни, — хочешь мармеладу?
Одной рукой Констанция вцепилась в меня, другой — прижимала к лицу шаль дяди Джулиана. Я вдруг заметила просвет в их рядах и снова ринулась к деревьям, но мальчишки Харрисы были тут как тут, один даже свалился на землю от смеха; мы остановились. Я снова повернулась и побежала к дому, но передо мной возникла Стелла; мы остановились. Констанция все время спотыкалась; только бы не упала сейчас, здесь, у них на глазах, — они просто растопчут ее в своей дикой пляске. И я больше не двигалась с места: невозможно, чтобы Констанция упала им под ноги.
