Решительно насаждая колхозы, Сталин преследовал несколько целей. Чтобы осуществить беспрецедентную программу индустриализации, советскому государству необходимо было сосредоточить в своих руках все экономические и политические рычаги. Только политика насильственной коллективизации давала их в руки советского правительства. Сталин как убежденный марксист никогда не забывал ленинскую установку: «Пока мы живем в мелкокрестьянской стране, для капитализма в России есть более прочная экономическая база, чем для коммунизма». Чтобы мелкокрестьянская деревня пошла за социалистическим городом, Сталин и встает на путь насаждения в деревне крупных социалистических хозяйств в виде колхозов и совхозов. Предлагая на основе «усиленных темпов» коллективизации сделать страну «через каких-нибудь три года» одной из самых хлебных стран мира, Сталин предупреждал всех несогласных, что партия будет решительно бороться со всеми противниками насильственной коллективизации. Это предупреждение было услышано. Колхозцентр и Наркомзем РСФСР в очередной раз пересмотрели план коллективизации крестьянских хозяйств. В соответствии с новым планом предлагалось в весеннюю посевную кампанию 1930 г. вовлечь в колхозы 6,6 млн хозяйств единоличников (34 %), а число колхозов довести до 56 тысяч.
Практическую работу по коллективизации возглавили секретарь ЦК партии по работе в деревне В.И. Молотов и председатель Колхозцентра СССР Г.Н. Каминский.
Личная диктатура. Стремление Сталина к единоличной власти сыграло немаловажную роль в формировании в СССР тоталитарной политической системы. Уже в начале 20-х гг. советское государство коренным образом отличалось от того образа «полугосударства» без армии и полиции, без бюрократии, который виделся В.И. Ленину накануне революции. Революционная практика беспощадно вскрыла весь утопизм марксистской доктрины. Менее чем за двадцать лет в силу внутренней логики «диктатура пролетариата» перерастает сначала в диктатуру правящей коммунистической партии, а затем и диктатуру одного человека — Сталина.
Невозможность для сталинского руководства опереться для легитимации своей власти на авторитет традиций, а также демократически выраженную волю большинства населения, вызывает к жизни необходимость сознательного культивирования личности Сталина, создания культа его личности. Его прижизненная канонизация начинается через год после смерти Ленина — в 1925 г. Царицын был переименован в Сталинград. Затем появляются целые культовые ряды в топонимии: Сталинск, Сталинири, Сталинабад. Уже на XIV съезде партии благодаря К.Е. Ворошилову партийная линия отождествляется с личностью Сталина, приобретает вполне определенную форму: «Тов. Сталину, очевидно, уже природой или роком суждено формулировать вопросы несколько более удачно, чем какому-либо другому члену Политбюро. Тов. Сталин является — я это знаю, — подчеркнул Ворошилов, — главным членом Политбюро». К началу 30-х гг. любое слово Сталина воспринималось как откровение, как прямое руководство к действию. Складывающийся культ опирался на определенный слой партийных функционеров, вызванных к активной политической деятельности революцией, Гражданской войной, военным коммунизмом. Эти люди не столько «хотели управлять историей», сколько иметь возможность карать и миловать. И этой возможности они требовали для себя, а потому и для Сталина и его окружения.
Большую роль в легитимизации сталинского режима отводилась марксистско-ленинской идеологии, в обосновании с ее помощью соответствия сталинской власти интересам всего народа.
Реальная, а не книжная диктатура оборачивается сверхцентрализацией власти, террором и деспотическим господством партийной бюрократии. Реальная власть еще в 20-е гг. безраздельно переходит в руки партийно-государственного аппарата. Несмотря на шумные пропагандистские кампании, «орабочить» государственный аппарат не удалось. Сама идея привлечения в госаппарат рабочих от станка как радикального средства против его бюрократизации оказалась надуманной. К 1930 г. из миллиона советских служащих более 60 % принадлежали к непролетарским слоям. Быстро меняется природа большевистской партии. Все больше отрываясь от масс, широко используя репрессивные меры по подавлению инакомыслия, партия трансформируется из революционной структуры в управленческую. В ходе внутрипартийной борьбы 20-х гг. все чаще решения коллегиальных партийных органов подменяются решениями узкого круга партийных руководителей. Во время болезни Ленина все основные вопросы решались «тройкой» Зиновьев — Сталин — Каменев, затем два года роль секретного ЦК играла «семерка», в которую входили Сталин, Зиновьев, Каменев, Бухарин, Рыков, Томский и Куйбышев. С конца 20-х гг. в ВКП(б) ужесточается дисциплина и свертывается внутрипартийная демократия. Все реже и нерегулярнее проводятся партийные съезды, конференции, пленумы ЦК. Усиливается система секретности, поддерживая анонимность реальной власти, скрывая многие стороны работы партаппарата не только от народа, но и от самой партии. Классовое понимание демократии неизбежно привело к монополии на информацию и на истину только правящей политической партии. На основе статьи 126 Конституции СССР ранее существовавшая практика принятия совместных решений государственных и партийных органов на всех этапах управления приобретает официальный статус. С этого времени партийные решения фактически приобретают характер нормативных актов и воспринимаются государственными органами как обязательные для них. Одновременно номенклатурный принцип создавал реальные возможности для дальнейшего присвоения партаппаратом государственной власти. Важнейшей особенностью советской номенклатуры являлся ее закрытый характер. Рядовые советские граждане не знали ни о самом факте существования списка государственных должностей, ни тем более о характере полномочий отдельных бюрократов и их привилегиях. Не случайно с 1932 г. номенклатурные списки должностей становятся государственной тайной. Партийные инстанции активно формировали персональный состав органов власти и управления. С их согласия назначались партийные и беспартийные кадры на государственные и общественные посты, составлялись списки номенклатурных должностей.
К концу 30-х гг. номенклатурный принцип охватил все выборные органы власти, всю систему государственного и общественного управления, хозяйственные должности, порождал частую перестановку управленческих кадров, их безответственность перед государственными органами, партийную деспотию. При этом сам Сталин подчинил кадровой работе всю свою деятельность, полностью контролируя списки № 1 и № 2. Таким образом, в 30-е гг. верховной властью в СССР являлся не конституционный ВЦИК, а высшие органы партийного аппарата — Политбюро, Оргбюро и Секретариат ЦК, на заседания которых выносились практически все принципиальные политические и экономические вопросы. Рассекреченные в последнее время протоколы заседаний Политбюро ЦК говорят о том, что там в силу крайней централизации власти сосредоточилось решение всех вопросов вплоть до мельчайших (на Политбюро рассматривались сотни частных вопросов, многие при этом решались опросным порядком). После XVII съезда партии (1934) наряду с решением принципиальных политических вопросов партийные органы окончательно берут на себя задачи организации и управления производством. В аппарате ЦК ВКП(б) создаются отделы по промышленности, строительству, транспорту, связи. Соответствующие структуры организуются на местах — на уровне обкомов и райкомов партии. На крупнейших стройках и на заводах появляются наделенные чрезвычайными полномочиями парторги ЦК.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
