возмущенной тирадой, тут же задал вопрос:
— А почему два колодца? Один старый, это понятно… Но не проще ли было почистить старый и поставить над ним новый сруб, чем копать новый? — с интересом спросил он, переводя взгляд с одного мужчины на другого.
— Проще, конечно, — ответил Иван Петрович. — Тока вот ты станешь пить воду из колодца, в коем утопленница пять дней пролежала? Вот то-то и оно…
— Откуда здесь, так далеко от деревни, утопленница взялась? — удивился Илия. — Да и как утонуть в колодце? Если только специально… Но это же невозможно!
— Ну почему невозможно? Конечно, специально. Настасья в него и бросилась, чтоб никто не увидел да не спас, — ответил ему Иван Петрович.
— Погоди, я ж тебе не дорассказал тогда про Настасью-то… Ты ж не знаешь, — заторопился Петрович. — Вот слухай, что дальше-то было…
Глава 7
Стала Настасья приглядываться, что и когда соседи делают. Что они делать начинают, то и девочка делает. Они огород копать да поля пахать — и она копает. Они картоплю сажать — и она садит. Плохо, криво да косо, ну уж как выходит. Пришло время и тын окашивать. Соседи косят, у всех уж красота наведена, а Настенька все к косе примеряется. Серп боле не берет — прошлогодних насмешек хватило. А с косой как справиться, ежели она сама косы той меньше? Ходила она вкруг косы, ходила, вздыхала. Ну, вздыхай не вздыхай, а делать надоть, никто за нее не сделает. Ухватилась Настенька за косу, нос ей кверху задрала да давай махать ею! Помахала вдоль тына, обернулась — Господи! Верхушки у травы кое-как сшиблены, вся трава погроблена, что не погроблено, то затоптано… Не пойдет косьба такая!
Плюнула Настасья, косу бросила, пошла в дом. Огляделась, подумала… Взяла свою куклу, что мать ей когда-то шила, в узелок увязала да пошла в деревню.
Пришла к Павлу. Тот как раз тын свой ремонтировал. Подошла, поздоровкалась, как положено, поговорили маленько о том, о сем, о делах, о посадках…
— Дядька Павел, ты прости меня, закрутилась я совсем, с рождением дочери тебя и не поздравила. Вот, пришла ошибку исправить. Пускай растет девка здоровой да крепкой, бед да болезней не знает. А вот и подарочек ей небольшой, — и куклу протягивает.
— Спасибо, Настена, — взял куклу Павел, в усы усмехаясь — ясно же, что девке не младенец надобен, просто как подлезть, не знает, задобрить пытается. Видать, помощь сильно потребна, не то б не пришла — гордая больно, вся в отца. — Передам я твой подарок, и слова добрые передам, а то, хошь, и сама ступай, на дитятко погляди, да дар свой отдай. Тока мала покамест еще Олена, чтоб в куклы-то играть.
— Мала не стара, подрастет еще, — улыбнулась Настена. — Ты не серчай, дядько Павел, не пойду сама, время дорого. Уж солнце скоро в зенит войдет, а дела еще и не делались, — развела руками девочка.
— А чтож так? — пряча от девочки смеющиеся глаза, спросил мужчина, закашлявшись. — Спишь, небось, долго? Аль на речку купаться бегала? Поиграться-то каждому дитю охота.
— Дак то дитю, дядько Павел, — аж задохнулась от подобного предположения Настасья, встававшая с первыми лучами солнца и крутившаяся, словно волчок за своим хвостом — надежды-то ни на кого боле нет, сама не сделает — никто не сделает. — Некогда мне дитячьими забавами заниматься, да и выросла уж я, — свела бровки к переносице девочка.
— Ну, коль так, то мож помощь какая надобна? — едва не рассмеялся в голос Павел, глядя на насупившуюся девочку.
— Наука надобна. Научи меня с косой управляться, траву косить, — взглянула на него исподлобья девочка. — Не выходит у меня, как ни стараюсь.
— Ну, наука — то дело доброе. Коль не помочь, а научить просишь — завсегда время найдется. Пойдем, поглядим, чего не выходит.
Пришли. Глянул Павел на косьбу Настасьину, руками всплеснул.
— Энто ктож так траву-то попортил? — взглянул он на Настасью.
— Я попортила. Косить пыталась, да не выходит, — мрачно ответила девочка.
— Ну, показывай, как косишь?
Принесла Настасья косу, а Павел ее остановил.
— Стой, девк… Ты пошто отцовскую косу взяла? Не по росту она тебе, не смогешь ею косить. Ступай братову, маленькую отыщи. Завсегда сынам попервой маленькую косу делают, и отец твой братьям подобную справлял.
— Видала я ее… Тока маленькая она, долго я ею косить стану. Энта-то больше берет, — возразила ему девочка.
— Коса маленькая, да и ты не велика. А эта тебе не по росту. Гляди, она под мужицкий замах да рост налажена, потому бери братову, под тебя отладим, дак поглядишь разницу.
Послушалась Настасья, за косой поменьше сходила, принесла. Павел, прежде чем учить девочку, сперва лучок у косы под нее подладил. Девочка послушно бралась, как велел, замахивалась, как указывал. Как подладил косу ей под руку, отбивать стал учить. Показал, как надоть, дал самой попробовать, ошибки указал. Опосля правило нашли да брусок точильный, тож показал, что с ними делать, когда и как пользоваться, объяснил, все рассказал.
— Запомнила ли? — строго глядя на девочку, спросил Павел.
— Запомнила, дядька Павел, спасибо, — улыбнулась Настя. — А дальше как?
— А теперя встань вот так, косу ухвати, чтоб удобно было, и коси. Чего сгорбилась? Коса спину прямую любит. Плечи-то расправь, рукам свободу дай. Воот. Нос не дери так сильно, ровно косовище держи. Пятку прижимай к земле. Сильнее прижимай, не бойся. Не так, Настя, гляди, как надоть. Ты тулово-то поворачивай, а опосля уж шаг делай. Вот гляди. Поняла ли?
Через пару часов у девочки стало понемногу получаться. Пусть не идеально, но обкосить тын она смогла. Обрадованная Настасья зазвала Павла в дом, напоила чаем. Боле покоса она не боялась.
Год прошел, второй — и стало у девки хозяйство ладиться. И косить научилась, и с дровами уговорилась, чтоб ей привозили да кололи, и за лошадью ходить, и за поросятами, и деньга какая-никакая появилась — стала Настасья кружева плести, да рушники со скатертями цветными нитями расшивать. Мать у ней знатной кружевницей была, и мастерство свое дочерям с малолетства передавать пыталась. Вспомнила Настенька, чему мать-то ее учила. Сперва-то криво-косо получалось, а опосля ничего, набила руку, красиво выходить стало. Вот и плела, шила по зиме, да весной на ярмарке и продавала, а на вырученные деньги закупала, что ей надо по хозяйству, али нанимала кого. Мужики-то Настасью жалели и сильно уважали за самостоятельность да независимость, да за характер, потому часто за так помогали, кто чем может. Так и жила девка, да расцветала
