Сейчас большинство ученых склонно принять вывод А. Олмстеда, что после Дария, Ксеркса и Артаксеркса персидские цари редко навещали Персеполь, но именно туда их привозили хоронить и именно поэтому не построены для них такие же дворцы, как для Дария и Ксеркса. Д. Уилбер добаштяет к этому, что в Персеполе происходила и коронация, но прямых доказательств этому нет. Согласно же Плутарху, персидские цари короновались в Пасаргадах.
Но и это не столь важно. Русские императоры тоже короновались в Москве, а хоронили их в Санкт-Петербурге. Так может быть, Персеполь играл ту же роль, что и Александровская слобода при Иване Грозном? В конце концов, и мы, и персы — арии, и психология на генном уровне у нас одинаковая.
Есть и еще одно предположение, опять-таки религиозного толка. В годы правления Дария в Персию стал проникать зороастризм. Имя Зороастр означает "Тот, кто ведет верблюдов". Верблюды — это мы с вами. Зороастр советовал держаться добрых мыслей, хороших слов и благих поступков. Ахурамазда избрал его проповедовать дуализм добра и зла. Возможно ли, что персидские цари и их советники (маги), не решаясь одним махом менять государственную религию, сделали Персеполь испытательным полигоном? Многое в надписях Дария, где восхваляется правда и порицается ложь, словно копирует учение Зороас-тра. Есть и другие аргументы, но все они косвенные и умозрительные. Более того, никто не может доказать, что Персеполь был центром зороастризма хотя бы один день.
О Персеполе — довольно.
Мираж сирийской пустыни
Сказочный восточный город, находящийся в 240 километрах от Дамаска, люди покинули и забыли на тысячу лет. Чем так провинился Пальмоград, называемый еще и "царственной Пальмирой" (в отличие от Санкт-Петербурга — "северной Пальмиры")? За что столица обширной восточной державы в древней Сирии в 272 году была разрушена римлянами, и город был засыпан песками пустыни, подступавшей с юга? Почему про него забыли? Только устоявшие под ветром «рощи» колонн да выступавшие стены напоминали о былом величии и великолепии Пальмиры.
Честь ее «открытия» в XVII веке принадлежит итальянцу Пьетро делла Балле. За ним последовали другие любопытные. Но им не поверили. Только через сто лет английский художник Вуд привез зарисовки Пальмиры. Он сумел сделать так, что они стали модными гравюрами, а вместе с ними стала модной и тема Пальмиры. Последовали хищнические и профессиональные раскопки, в которых активное участие приняли русские. Один из них — С. Амалебек-Лаза-Рев — сделал самую интересную с исторической точки зрения находку — пятиметровую стелу с Пальмирским пошлинным декретом 137 года. Она стояла на агоре (плошадь) напротив храма бога Рабасирэ, владыки подземного царства, а теперь стоит в Эрмитаже.
Увидев впервые Пальмиру, С. Амабелек-Лазарев воскликнул:
"О, не сон ли это? Вдруг дорога круто повернула вправо, и невольно останавливаешь свою лошадь — впечатление поразительное. Вы стоите на склоне горы между высокими погребальными башнями. Ветер в них неистово ревет. Перед вами обширное поле, на нем несколько сот колонн, то тянущихся аллеями в версту длинной, то составляющих рощи; между ними здания, триумфальные арки, портики, стены посреди картины, за городом — развалины храма Солнца — колоссальное квадратное здание. Стены его до сих пор целы и поражают вас своими размерами издалека. Направо от храма Солнца — паль-мирский оазис; взор очарован яркой зеленью посевов с лежащими на них темными пятнами пальм и серебристыми грядами маслин. За городом простирается безбрежная пустыня, за оазисом — солончаки. Освещение волшебное, сочетание тонов не поддается описанию. Нежные розовые и золотистые тона развалин лежали на фиолетовом фоне гор и на синеве пустыни".
И в самом деле, красота Пальмиры — это красота города, естественно вписавшегося в окружающую природу.
Абсолютно точно известно, что уже в III тысячелетии до н. э. Пальмиру населяли семитские племена. Первый раз она упоминается в каппадокийс-ких табличках II тысячелетия до н. э. под именем Тадмор (на арамейском языке это слово означает «чудесный», "прекрасный"). В следующий раз город упоминается в надписи ассирийского царя Тиглатпаласара I в списке покоренных городов: "Тадмор, который лежит в стране Амурру". Предположительно на город нападал царь Вавилона Навуходоносор II в VI веке до н. э..[33]
Затем о Тадморе не было упоминаний вплоть до римского времени. У Аппиана в "Гражданских войнах" рассказывается о том, как римский полководец Марк Антоний в 42–41 годы дон. э. безуспешно пытался ограбить город. Не удалась ему эта операция только потому, что жители, прихватив все самое ценное, ушли к берегам Евфрата.
Вероятно, они почувствовали, что победа в гражданской войне останется не за Антонием с Клеопатрой, а за Октавианом Августом, и не ошиблись. Ведь еще в III веке до н. э. Тадмор стал «союзником» Рима и служил буфером в борьбе Рима с парфянами. Формально он оставался самостоятельным и даже не был включен в римскую провинцию Сирия. Только при Тиберии, преемнике Августа, город начал платить налоги и получил название Пальмира — город пальм.
В 105 году до н. э. император Траян захватил соседний город Петру и уничтожил самостоятельность Южной Сирии, игравшей основную роль в транзитной торговле Восток — Запад. Вот тут и пришло время Пальмиры, избавившейся от главного конкурента. Особенно после 200 года, когда на римский трон воссели выходцы из Сирии — Северы.
Ведь Тадмор-Пальмира был прежде всего купеческим, караванным городом. Он и возник в оазисе на краю пустыни и гор, где бил подземный источник Эфка с тепловатой сернистой водой. Каждую секунду из подземной пещеры длиной 100 метров выбрасывалось 150 литров воды (там и сейчас бани). Странствующие купцы устраивались здесь на ночлег, а то и на многодневный отдых. Постепенно источник стал местом встреч и рынком перепродаж для тех, кто не желал двигаться дальше, предпочитая пожертвовать часть перекупщику, нежели потерять все в случае нападения разбойничьих бедуинских племен.
Эфка находилась на расстоянии пяти дней пути от Евфрата и вблизи того места, где из оазиса возникла Пальмира. Исключительная важность этого перекрестка состояла в том, что он объединял Рим с Южной Аравией, Ираном и Индией. В Пальмире кончались западные колесные дороги, здесь любой товар приходилось перегружать на верблюдов, и наоборот. Пальмирские купцы организовывали, снаряжали и вели караваны через пустыню к Евфрату. Дополнительную прибыль они получали в том случае, если им удавалось избежать нападений на караван вездесущих кочевников. Из-за всего этого Пальмира быстро стала городом таможен, постоялых дворов и харчевен. Здесь поселились коновалы, носильшики, воины, менялы, проститутки, жрецы даже самых мелких божков, переводчики, лекари, ветеринары, беглые рабы, зодчие, мастера любых ремесел, шпионы, люди других профессий — собственно, здесь не было только римских прокуратора и императора.
Огромные доходы юрод имел от взимания пошлин. Самый крупный памятник пальмирского законодательства, о котором уже упоминалось, как раз посвящен пошлинам и высечен на двух языках, греческом и арамейском.
"При Боннее, сыне Боннея, сыне Хайрана, и грамматевсе Александре, сыне Филопатора, в архонство Малика, сына Солата, сына Мокиму, и Зобейды, сына Несы, когда был собран Совет в соответствии с законом, он постановил то, что записано ниже.
Так как в прежние времена в законе о пошлинах многие предметы, подлежащие пошлине, не были перечислены и взимались согласно обычаю, потому что было записаны в договоре, чтобы сборщик пошлины взимал согласно закону и обычаю, и поэтому часто по этим делам происходили тяжбы между купцами и сборщиками, решено Советом, чтобы архонты эти и декапроты рассмотрели то, что не перечислено в законе, и пусть будет записано в новом договоре для каждого предмета пошлина его".
Далее следовал внушительный список облагаемого товара: рабы — 12 денариев каждый, верблюжий груз — 3 денария, ослиный — 2, пурпурная шерсть — 28 денариев за руно, благовонное миро — 25 за алебастровый сосуд, елей в козьих мехах — 7, масло — 4, рыба соленая — 10 et cetera.
Но это была пошлина, которую брал город. Во второй части декрета выясняется, что еще одну пошлину брал префект Гай Лициний Муциан, причем брал не сам, а отдал на откуп некоему Алкиму с компаньоном. Эти тянули деньги за все: за прогон скота, за торговлю в городе, за груз орехов, скрупулезно отмечая каждую мелочь (даже проституток они поделили на два разряда: на тех, кто берет за соитие денарий, и на тех, кто больше, и соответственно обложили налогом).
Ознакомившись детально с этой "поэмой справедливого вымогательства", венчающей общественно-социальную жизнь города, понимаешь, как далеки были интересы этой «вице-империи» Рима на Востоке от имперских проблем «метрополии» и в то же время как заинтересованы были пальмирцы в спокойствии. Известно ведь, воевать будут римляне, а платить за войну — купцы. И не случайно в конце II века римляне создали в Пальмире специальный полицейский магистрат — для наблюдения за настроениями горожан и проезжавших купцов. Мера вполне понятная: можно сколько угодно уповать на лояльность пальмирцев, но если чаша весов склонится к врагам, "друзья римского народа" вряд ли пожертвуют ему последнюю рубаху, да и не последнюю тоже.
