Глава двадцать пятая
Тюфяк
10 марта 1977 года. Я уже два года в Штатах. Забрался в захолустье, подальше от цивилизации. Смаковать свою тоску мне хотелось в одиночку за поеданием дешевых сосисек из поддержанного холодильника; так мне было легче и привычнее переносить горе. Сегодня в местной лавке продавец-индеец с удивлением спросил меня: - Ведь вы покупали утром спички, сэр, зачем вам еще? Я не обратил внимания на его вопрос, а потом заподозрил неладное. "Может быть это Тип, ведь мы теперь двойники?" Чтобы не напугать продавца, я не рискнул ни о чем расспрашивать, но стал ждать появления маршала. И он появился, под ручку с моей "Бывшей". Она перекрасила волосы, намалевалась так, что ее невозможно было узнать, и нацепила на глаза солнечные очки. Я выследил их, узнал номер телефона и позвонил. Трубку взял маршал. - Поздравляю, сказал я, - вы назначены царем Соломоном. Он помолчал немного, видимо, разнервничался. - Значит, ты жив, дружище? - сказал он, - как поживаешь? - Твоими молитвами. - Заходи, будем рады тебе, - сказал он и положил трубку. Я знал, что он будет убегать сейчас же (не теряя времени и, несмотря на поздний час), и уже ждал его в подъезде. Он, видимо, хотел скрыться без нее, но она, почувствовав это, выбежала за ним, и я встретил их бранящимися у самого выхода. Увидев меня, он вытащил нож: - Ты был не очень способным учеником, - сказал он, - до сих пор я щадил тебя. Надеялся, что возьмешься за ум, но ты неисправим. Придется от тебя избавиться, как это не больно, я ведь в тебя не мало труда вложил. Пока он разглагольствовал, я спокойно подошел и ударил его кулаком в висок. Тип не ожидал этого. Он был вооружен, а я нет. И он, видно, подумал, что и на сей раз, сломил мое сопротивление. Я вложил всю силу и ненависть в этот удар. Он упал, как подрубленный. Моя бывшая жена с визгом бросилась к Типу, но я знал, что он мертв. - Что ты наделал, ничтожество! - закричала она. Но я знал, что она не права, и она тоже знала об этом. Только ей от этого было тем более горше, а я почувствовал внезапное облегчение. Теперь то я умею постоять за себя. Ей я не сказал ни одного слова. Я не стал даже убегать после убийства. Я уходил от них медленно с достоинством. Когда я открыл двери, она вдруг окликнула меня: - Тюфяк! Я обернулся. Она сняла очки, и к своему ужасу я узнал Веронику. Как мог я принять ее за свою жену? - Да, - сказала она, с трудом сдерживая ярость, - ты - Тюфяк! Таких как ты не любят, потому что ты видишь и жалеешь в этом мире только себя. - Вероника! - И даже в женщине ты любишь и жалеешь только себя. У тебя нет сердца, ты озабочен только самим собой и своими проблемами. Будь ты проклят, ничтожество и червяк! И вот здесь я не выдержал. Ужас и страх охватили меня. Я не верил своим глазам. Нет, это не правда, я ослышался. - Милая, - сказал я, - я искал тебя, я люблю тебя! - Прочь! - сказала она, - и в любви ты в первую очередь любишь самого себя. - Вероника! - Прочь! - Она вытащила из сумочки пистолет. - Убей меня, - сказал я. Я хотел умереть у ее ног. Перспектива эта вдруг показалась мне заманчивой и желанной. - Прочь, тюфяк, - она отмахнулась от меня как от мухи, - на таких как ты пули жалко. Раздался выстрел, и она упала на безжизненное тело Типа. "Чем не Ромео и Джульета, - пронеслась у меня кощунственная мысль, Шекспира на вас нет, педерасты" Боже, неужто она так любила его? Опять ложь, опять обман. Зачем мне жить, если она не со мной? Я схватился за голову, и, завыв в отчаянии, как дикий зверь в ловушке, пошел в темную глухую ночь, навстречу своему одиночеству.
Эпилог
Сегодня вся мировая прогрессивная общественность отмечает годовщину свержения монархии и религиозного засилья в Израиле. Я сижу в своей холодной квартире в Лос-Анджелесе и смотрю по Си-Эн-Эн празднества, проводимые в стране по случаю освобождения еврейского народа от догмы. По случаю праздника с торжественным воззванием к народу выступает премьер-министр государства: "Граждане Израиля! - говорит он, - демократия неизбежна, как восход солнца! Поздравляю соотечественников с завоеванным нами, в долгой и упорной борьбе, правом сочетаться гражданским браком!" Рядом с ним много иностранных гостей и местных политиков. И вдруг я вижу... Нет, этого не может быть! По правую руку от премьера появляется - О, боже! Ведь это Тип с Вероникой!.. Я снял очки, потом снова надел их. Все верно: это Тип, а рядом Вероника. Ведущий знаменитого телеканала представляет Его, как нового министра по делам религии государства Израиль, а Ее, как очаровательную супругу "перспективного министра". Далее (какой сюрприз) почти вплотную к блистательной супружеской паре стоит сама госпожа Ротенберг с развевающимися на ветру седыми буклями. Прислушавшись к политическим прогнозам словоохотливого комментатора, я узнаю, что моя бывшая неудавшаяся любовница ушла в свое время с "Плешивым" в глубокое подполье, и после вооруженного переворота вознеслась с ним на вершины власти. Она же "убедила" новый парламент уважать традиции древнего народа, и не преследовать опальных религиозных деятелей; а также не отделять религию от государства, и вернуть в кабинет министров их наиболее ярких представителей, не запятнавших себя кровью борцов, сражавшихся в рядах глубокого подполья. На последних выборах, Плешь (как оказалось, выходец из Марокко), навострился ходить на праздники к евреям - выходцам из Украины: теперь они уже были большинством в стране, и электорат требовал, чтобы Плешь официально подался в "украинцы". Для этой цели он отрастил запорожские усы, натянул шаровары и выучился танцевать гопака. А когда дело дошло до выборов, изображая Тараса Бульбу, он зычно кричал в сторону портрета с изображением Соломона Третьего (то есть, моего изображения) - "Я тебя породил, я тебя и убью!" Таким образом, он хотел показать избирателям, что главная заслуга в свержении монархии принадлежит все же ему. Как в этой компании снова оказался Тип, я не знаю, но подозреваю, что, удачно разыграв меня в Лос-Анджелесе, он вернулся в страну, где Изольда Михайловна, на правах героической подпольщицы, составила ему протеже перед бывшим оппозиционером и ныне продажным премьером. Тип отрастил усы и бороду, чтобы уменьшить сходство со мной. Он стоял на трибуне и вежливо махал ручкой в камеру, и я вдруг понял, что машет он не народу Израиля, а именно мне. Рядом с ним улыбалась его жена, и я почувствовал, что и она улыбается не кому-нибудь, а лично мне. Как она все-таки красиво "застрелилась" на моих глазах, подлая. Недаром ведь спала с режиссером, артистка, роковая женщина... Вот только издеваться надо мной, им не стоило бы. Впрочем, ведь я побежденный, а с такими не церемонятся. Но, кажется, она что-то говорит мне, я вижу, как она шевелит губами, как бы приветствуя публику на площади царей Израилевых. "Что ты хочешь сказать, Вероника, ты жалеешь, о том, что произошло?" По движению губ я угадываю то заветное слово, которое она произносит "Тюфяк!" Да, я не ошибся, она обращается ко мне и мною хочет быть услышана. Господи, и впрямь тюфяк я. За что, Господи, за что ты сделал меня тюфяком? За что отнял у меня любовь? Нет, не то все это, не то я говорю. Прости меня, Вероника! Я благодарен тебе, Господи, за то, что любовь эта в жизни моей была. Я люблю, и любил Веронику, но не эту, которая на экране, а ту, которая искренне (она не могла меня обманывать) отвечала на мои чувства. Что, что с тобою случилось, девочка моя, почему ты предала меня? Я люблю мою прежнюю Веронику - чудную добрую славную женщину, которую знал и боготворил. И никой Тип никогда не отнимет ее у меня. Да, в жизни она умерла для меня, но она живет в моем сердце. И что только женщины находят в таких как Тип? Будь ты проклят, Типяра, на веки вечные! Не потому что причинил мне страдания, а потому что отнял у меня женщину, которую я любил больше жизни. Любовь моя, Вероника, я думаю о тебе всечасно. Я не верю, что ты способна на предательство. Как всегда, ты пожертвовала собой ради меня. Я очень тоскую по тебе, родная. Но не отчаивайся, голубушка, мы обязательно будем вместе. Мы увидимся очень скоро. Я не заставлю долго ждать тебя, родная. Верь мне моя единственная и последняя любовь. Я приготовил для тебя и твоего мужа хорошую бомбу. Сегодня я уже получил разрешение на въезд в страну. Ты даже не успеешь ни о чем подумать, счастье мое. Все случится очень быстро. Это потом в газетах скажут "Террорист был связан с арабскими экстремистами", но это не экстремисты, родная, это ребята, которые подобрали меня на свалке. Знай, моя радость, мы вновь скоро будем вдвоем, и ты поймешь, наконец, что я уже давно не тюфяк, и никто, слышишь, никто и никогда больше не посмеет разлучить нас.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
