Паломничество было распространено среди ученых и образованных людей Запада. Их путь на Восток начинался и кончался в Египте. Самое широкое распространение это явление получило, естественно, в самом Египте. Не миновало оно и Мероэ (древний город в современном Судане). Религиозные идеи Алтая через Кушанию достигали философов Мероэ, где получили дальнейшее развитие, но уже для иной культурной среды.
Так Александрия обратилась к учению о Боге Небесном – Творце мира сего, бессмертии души, суде Божием, рае и аде, – словом, начала познавать философию, которой придерживался царь Канишка. Это учение Запад и называл «египетским нецерковным христианством». Или – «христианством без Иисуса Христа».
Вот она, идейная платформа, на которой стояла Коптская церковь. То учение после колонизации Египта греками приняло греческое название, «гностицизм» (от слова «знающий») и с этим именем вошло в историю религий. Кроме названия, в нем ничего не изменили, ибо это и было определением понятия «религия».
Об этом говорил Климент Александрийский, глава александрийской богословской школы (умер в 215). Он доказывал, что «мудрость греков не оригинальна, что задолго до них в странах Востока существовали философские системы, не уступавшие западным». В своем сочинении «Ковры» (200–202) Климент Александрийский писал: «Философия… с давних пор процветала среди варваров, освещая своим блеском народы, а потом уже пришла к эллинам (выделено мной. – М. А.)». И, перечисляя философов-варваров, он особо выделял саманеев, то есть алтайских шаманов.
Тюркская мудрость учит: плюнешь в небо, попадешь себе в лицо. Так и вышло.
Любые отрицания здесь неуместны. Факты свидетельствуют: веру Алтая в начале IV века приняли и Восток, и Запад. А та информация, которую иезуиты потом вытравливали из памяти европейцев, прекрасно сохранилась в Азии. Долгое время христиане «в своей борьбе с язычеством находили поддержку в буддизме… в котором всеединый Будда представлялся аналогом Христа». Вот почему так схожи (текстуально!) «Евангелия детства Христа» и жизнеописания Будды, в их текстах десятки «совпадений».
Об этом родстве хорошо помнил родоначальник христианской философии Августин Блаженный (354–430), считавший буддизм приближением к абсолютной истине христианства. И совсем не случайно называл он мудрецов Кушании «гражданами града Божиего»… Но об этом позже.
Чтобы не «компрометировать» свою веру, христиане в Средние века отказались от всех древних Евангелий, назвав их апокрифическими, то есть не признаваемыми Церковью. Переписали заново! И что же? О юности Христа теперь вообще ничего не известно… Однако если оставить в стороне детали, не дает ли это повод задуматься об истоках христианства? Что, если они не в иудаизме?! И не в Палестине?
Тексты древних Евангелий, которые самовольно отвергла папская инквизиция, явно дают пищу для подобных раздумий.
…Приняв Единобожие, Египет принял новую письменность как обязательное условие. Прежде там писали иероглифами, новый алфавит символизировал новую культуру, которая явилась не по прихоти людей, за ней стояло Время. Тексты, найденные в Наг Хаммади, фактом открытия поведали о многом: часть их написана «новым» письмом на неизвестном (вернее, забытом) языке, который толком и не расшифровали.
Чтобы написать священные тексты, принадлежавшие другой религиозной и языковой культуре, недостаточно создать новый алфавит, нужно создать сам язык. Причем язык, который передавал бы малознакомые египтянам религиозные реалии. Это очень важный вывод, но ему никогда не придавали значения. А лишь соглашаясь с ним, можно понять, почему рукописи из Наг Хаммади не прочитаны, почему так много «темных мест» в истории коптов и их Церкви.
Сочинения из Наг Хаммади носили «гностический характер». Их сходство с подобными греческими текстами объясняется лишь одним: и у коптов, и у греков был общий источник повествования – священные тексты Алтая. Здесь и скрыта давняя причина разногласий между греческим и «раннеегипетским нецерковным христианством».
Если же вспомнить, что, согласно греческим преданиям, обретение алфавита связано у греков с чужеземным царем, женатым на дочери дракона, то и сходство письменности получает некоторое свое объяснение.
Письмо назвали коптским, но это абсолютно неправильно. Такое же письмо было и в Армянской, и в Албанской, и в других Церквах. На нем писали в Дербенте. То была тайнопись служителей Единобожия, лишь они одни знали ее. Письменность – еще один знак новой веры. Знак, не понятный старым жрецам, время которых прошло.
На том «божественном» языке написаны и послания Пахома, основавшего в IV веке в Египте монастырь по тюркскому образцу. Этот язык до сих пор не сумели расшифровать. Разумеется, он не имел ничего общего с магической криптографией, тайное письмо использовалось, чтобы скрыть передаваемую информацию от чужаков, то есть непосвященных.
Начало IV века – это веха в истории многих народов. Тогда новая письменность появилась не только у египтян и эфиопов, но и у армян, грузин, албан – у всех, принявших веру в Бога Небесного. Только кто-то взял за основу «тайнописи» руническое письмо тюрков, как армяне, албаны, грузины, копты или амхары, а кто-то много раньше алтайскую скоропись, как персы и сирийцы (арамеи).
Армяне связывают изобретение своего алфавита с именами Месропа Маштоца и патриарха Саака. Любопытно, что Саак принадлежал к Аршакидам и был хорошо знаком с традициями тюркской культуры и письменности.
Выверяя новый алфавит, народы согласовывали его с фонетикой своего языка, что тоже вело к различиям. Но даже здесь, в этих различиях, прослеживается История. Руническое письмо было больше распространено среди тюрков-кипчаков, а скоропись – среди тюрков-огузов. Впрочем, иначе и быть не могло, на тюркском же языке учили вере в Бога Небесного.
…Сейчас коптов на земле около полутора миллионов человек, формально они «гностики», дорожат этим, однако не могут объяснить своей истории. В мире есть еще несколько таких же общин, затерявшихся оазисов в пустыне. Они живут расстроенной жизнью: среди амхаров в Эфиопии, нубийцев в Судане, берберов в Ливии и Алжире. И нет у них подступов к прошлому. А это прямые потомки тюрков, тех самых пришельцев с севера, которые гордились далекой родиной и с восхищением рассказывали о ней. Они веками, до их колонизации, говорили на диалектах родного языка. Известно же, во времена Васко де Гаммы тюркская речь слышалась в разноголосой толпе портов полуострова Сомали, Египта – до Индии.
Потеря языка была не самой страшной потерей, которую принес колониализм. Копты потеряли веру, ее зерно. Запад руками англичан сделал все, чтобы уничтожить их самобытную религию. Храмы и монастыри пришли в запустение не сами собой, отсюда вывезли в Европу священные реликвии и книги… До 1952 года там хозяйничали колонизаторы.
После обретения Египтом независимости Коптская церковь возродилась, но она представляет собой крайне печальное зрелище. Как человек, которого после долгой болезни недобрые люди учат ходить, есть, разговаривать. Слезы текут по его лицу, но никто не знает, то слезы радости или горя?
Европейцы привили коптам ложные знания о нечестивости их предков, и те стали стесняться своего великого прошлого.
«Гостеприимство» в новой Европе
Запад с приходом тюрков менялся на глазах, Великое переселение народов меняло культуру сначала в Средней Азии, на Кавказе, Ближнем Востоке, Африке. Звезды в небе по-другому засветили и в Римской империи, что было неожиданным для ее правителей.
Первым, словно старый волк в стае, надвигающуюся беду почуял император Диоклетиан, он был опытным правителем. Не вникая в причины нагрянувших перемен, вернул статус-кво: подавил смуту в Армении, взял западные провинции Парфии. Потом в 303 году объявил гонения на «новых христиан», ставших пятой колонной в Империи, ее активными врагами, особенно в Африке. В действиях императора была последовательность, была и настороженность, но… слишком запоздалые были они, война уже ничего не решала.
Перемены в Риме наступали медленно, небо предвещало бурю, но самовлюбленные владыки не беспокоились. Не чувствовала Империя приближение смерти, не видела грядущих перемен. Безраздельное многовековое господство развратило ее, одинаково смотревшую и на врагов, и на союзников.
Запад свою силу видел в мечах легионеров и надеялся только на них.
А тюрки-кипчаки представляли угрозу в момент появления у границ Империи, то есть в III веке, их союз с подвластными Риму народами давал последним надежду на освобождение. Это было предвестником смерти Империи. Великое переселение народов не могло не создать новый политический климат, новые настроения, что уже опасно для деспота. Собственно, такое и происходит в эпоху перемен. Опасность, она, как смерч, как ураган, всегда неожиданна и разрушительна.
