Он шел по Элдерман-стрит, мимо стадиона, в сторону общежития колледжа Хирфорд, где жила она. Здесь он мог бы ее увидеть. Скачок адреналина у него в крови усиливал каждый звук. Жужжание газонокосилки. Шелест листвы. Гудение грузовиков на невидимом отсюда шоссе. Это была среда ее обитания, и чем ближе он подходил к Уайберн-Хаусу, тем яснее ощущал ее присутствие. Ее тротуары, пыльца ее цветов, ее небо. Ему на миг почудилось, будто у всех людей, шедших в сторону ее общежития, лица как у нее.
Дэниел понял, что ему трудно вообразить ее теперешней. Он был склонен представить ее в образе Софии, а затем дать ее образу развернуться в его сознании, подобно фотографии. Но она оставалась сверху наподобие амальгамы, распадаясь и принимая разные образы. Если бы сейчас Дэниел увидел ее на тротуаре, ему было бы трудно узнать ее в этом облике. На сей раз ее тело стало меньше, кости легче и мягче. В прошлый раз, когда она была пожилой женщиной, он заметил у нее веснушки, набухшие вены и пятна на руках, а теперь она была заново омыта.
Он вспомнил, как увидел ее первый раз в этой жизни, на тротуаре с Марни. Тогда ей было пятнадцать лет. Она так и сияла, словно являлась избранницей солнца. Это было до его переезда в Хоупвуд, когда она совсем его не знала.
Дэниел вспоминал то время, когда наблюдал за ней в гончарной мастерской примерно через пару месяцев после своего поступления в школу. Он не собирался ее выслеживать. В тот день он пошел в корпус, где размещались мастерские, чтобы записаться на занятия по изготовлению эстампов, а не найдя преподавателя, стал бесцельно бродить вокруг. Дэниел стоял в галерее между двумя мастерскими, когда вдруг осознал, что одинокая фигура у колеса с ножным приводом принадлежит ей. Он хотел что-нибудь сказать, а не просто стоять там, но оцепенел при виде ее. Она не поднимала головы. Именно этим отчасти объяснялся его транс. Ногой она нажимала на маховик, вращался подвижный холмик глины, руки ее двигались с завораживающей гармонией, сквозь грязные окна пробивалось солнце, а глаза были прикованы к чему-то, что ему не было видно. Голые руки до локтей и вся рубашка были испачканы глиной; частички глины виднелись на лице и волосах. Дэниел был поражен тем, как глубоко погружена она в свое занятие. Его охватила беспомощность от того, что он не сможет сейчас до нее достучаться. И еще его восхитило ужасное состояние ее рубашки.
Он стал вспоминать тот вечер в средней школе и ее в светло-лиловом платье с маленькими лиловыми цветочками в волосах. Прижимая ее к себе, Дэниел чувствовал, как кровь бросилась ему в голову. В тот вечер она была, конечно, прекрасна, как всегда. Наверное, дело было в глазах, но улыбка ее казалась откровением. Маленькие дети в чем-то очень похожи друг на друга, но душа взрослого человека довольно быстро отпечатывается на его лице и теле, и чем человек старше, тем более глубоко. Любящая душа к концу долгого жизненного пути становится еще более прекрасной, а физическая красота исчезает. Как он привык считать, по справедливости надо было бы, чтобы на протяжении жизни души физическая красота сохранялась, но на деле этого не получается. Справедливость оказывается человеческой концепцией, и Вселенной до этого нет дела. Софии же было отмерено красоты с избытком.
А сегодня? Что ему делать, если он ее увидит? Эту свою фантазию он обыгрывал с разных сторон. Остановится ли она и узнает ли его? Если нет, то остановит ли он ее? Что он скажет? Будет ли ему достаточно просто увидеть ее? Дэниел уверял себя, что да. Он просто хочет взглянуть на нее и удостовериться, что ее жизнь протекает в том же пространстве и времени, что и его. Даже это стало бы утешением, почти что близостью. Наверное, нехорошо, что это может считаться близостью?
Она жила с Марни на третьем этаже Уайберн-Хауса. Дэниел провел расследование, чтобы это узнать, но не более того. Если бы он пытался выяснить подробности, то посчитал бы себя упорным преследователем женщин. Дэниел не желал быть осведомленным лучше ее. Не хотел, чтобы между ними возникло еще одно неравенство. Больше всего ему хотелось не знать и быть приятно удивленным. Запрятанная в нем тоска взывала о том, чтобы это вылилось в обычную ситуацию, когда парень встречает девушку и влюбляется.
Она живет здесь, в этом красном кирпичном здании. Двойные застекленные двери, нескользкая поверхность напольного покрытия. Ящик для почты. Должно быть, один из этих. Можно почувствовать, как для нее изо всех сил старается гигантская система кондиционирования воздуха.
Однажды Дэниел жил в общежитии, но никак не мог к этому привыкнуть. В нем не было функциональности казармы или монастыря. Там ощущался налет случайности и принуждения, свойственный проектированию общественных зданий. Это же общежитие было почти пустым, что усиливало впечатление. Дэниел поздоровался с вахтером и заглянул в лист регистрации. Там была одна фамилия, не ее.
— Удостоверение личности, пожалуйста, — сказал вахтер.
— Простите?
Вахтер убавил громкость жужжащего приемника. На его именном жетоне значилось: «Клод Вэлбран».
— Если вы тут не живете, вам следует показать удостоверение личности, а вы не здешний, иначе я бы вас знал.
Его тон был вполне дружелюбным, и он говорил с явной гордостью. Засуетившись, Дэниел вытащил свои водительские права.
— Я… не… Я не собирался входить в здание, — объяснил он.
— В таком случае что вы здесь делаете?
Дэниел замер. Хороший вопрос, и он не мог на него ответить. Вахтер указал на телефон, висящий на стене рядом с конторкой.
— Даже если вы просто захотите позвонить по этому телефону, вам придется зарегистрироваться.
Хочет ли он звонить по телефону? Сможет ли он просто снять трубку и позвать ее? Дэниел не знал, как ей позвонить. Следует ли ему спросить ее номер? Сообщит ли его Клод Вэлбран?
— Вы кого-то ищете, — сочувственно произнес вахтер.
Дэниел кивнул.
— Кого?
Ему хотелось помочь посетителю.
Дэниелу казалось, он на приеме у психотерапевта. Следует ли ему сказать? Он ничего не мог с собой поделать. Чуть не назвал ее Софией, но вовремя себя одернул.
— Люси Броуард.
— Ах, Люси. — Он улыбнулся. — С длинными волосами. Люси с третьего этажа. Мне нравится эта девушка.
Дэниел кивнул.
— На Рождество она подарила мне шоколадные конфеты и маленькое комнатное растение с красными цветами. Для жены. Как же называлось растение? — Чтобы сосредоточиться, он зажмурил один глаз. — Я хорошо запоминаю одни вещи и плохо — другие. — Теперь он закрыл и второй глаз. — Как же оно называлось? Жена знает.
Вахтер открыл оба глаза.
— Нет. Кажется, слово начиналось с «с». Или «г». Когда вы уйдете, я об этом подумаю. Так или иначе, а Люси уехала.
— Неужели?
Его надежды рухнули так стремительно и бесповоротно, что это заставило его осознать, как высоко он их вознес. Дэниел не мог скрыть разочарования.
— Конечно. Большинство уехало. Четвертого мая был последний день занятий. Здесь сейчас тишина, пока после четвертого июля не начнут появляться летние студенты.
— Она уехала на лето? И сюда не вернется?
Неужели он действительно рассчитывал, что вот так просто с ней увидится?
— Она вместе с той своей высокой подругой уехала в конце прошлой недели.
— Марни?
— Верно, Марни. Я не знаю, где она будет жить в будущем году. Может, здесь. Или в другом месте.
Кто знает, вернется ли она сюда? А если поменяет программу и тому подобное?
Вахтер вернул ему водительские права с выражением искреннего сочувствия, настолько явного, что Дэниел смутился.
— Сдается мне, занятия у студентов каждый год заканчиваются раньше, — философски произнес он, покачав головой.
Вот сидит здесь этот человек, год за годом наблюдая, как они проходят мимо, становясь все моложе и отдаляясь от него все больше.
Теперь настало время для Дэниела убрать водительские права в бумажник, повернуться и выйти за дверь. Но вдруг ему расхотелось уходить. Вот бы остаться тут, с этим приятным человеком, которому нравилась София. И чтобы Клод снова попытался вспомнить название того цветка.
Дэниелу показалось, что он играет в игру «горячо-холодно». Это здание не было таким горячим, как он надеялся, — в нем больше не было Софии, — но оно гораздо теплее сейчас, чем когда он выйдет наружу, где его след станет снова холодным.
Он положил права в бумажник, но не спешил уходить.
— Что вы лучше всего запоминаете? — стараясь быть общительным и добродушным, спросил Дэниел.
Вахтер пожал плечами. Он был рад компании.
— Лица. И имена.
Три стакана пива придали Дэниелу оптимизма. Наверное, она осталась на лето в Шарлоттесвилле. Вероятно, нашла здесь работу и на несколько месяцев переехала из кампуса. Например, обслуживает столики в кафе или носит одну из этих футболок с надписью «Гений», работая в магазине «Эппл». Может, если он засидится здесь подольше, она войдет в этот самый бар.
