У жиденького костра, разведенного по ту сторону стены, сидит в донельзя рваной одежде тощий мужчина, рядом с ним вздрагивает женщина, обхватив себя за плечи. Трое детей спят прямо на земле, четвертый, самый маленький, хнычет у нее на коленях, просит есть.
Я обронил, проходя мимо:
– Покормили бы ребенка.
Мужчина смолчал, женщина отвесила сиплым, словно после долгого плача голосом:
– Мы погорельцы… Корову тролли сожрали, дом сгорел… Еле детей вынесли…
Я остановился, женщина схватила ребенка и принялась укачивать, мужчина оцепенело смотрит в огонь. Короткая ночь кончится, дети проснутся и все захотят есть, а родители впервые не знают, что делать…
Пальцы нащупали монету, я бросил ее на землю перед женщиной и пошел через мост, луна заливает мир тем странным светом, когда идешь как будто по другой планете: все знакомо и в то же время выглядит как будто видишь впервые. Мост явно сохранился с древнейших времен: каменный, но не угрюмо массивный, а как будто из кружев, выгнут не слишком, словно на него не действуют законы гравитации, но и не прямой: нет необходимости.
В воде отражается подрагивающая луна, абсолютно плоская, колышется, как тряпка на флагштоке…
Впереди у перил что-то шелохнулось, юноша в небедной одежде аккуратно перелезает через перила на ту сторону. Перелезает с осторожностью, обеими руками поддерживает тяжелый камень, привязанный к веревке. Другой конец, понятно, захлестнут петлей на шее.
Он нервно оглянулся на мое приближение, я сказал торопливо:
– Нет-нет, я вам не помешаю! Я уважаю мнение и выбор любого человека. Усомниться, что вы делаете то, что нужно, значило бы оскорбить вас, человека, без сомнения, умного и начитанного…
Он хмуро покосился на меня:
– Почему…
– Начитанного? – переспросил я. – Это же очевидно! С жизнью кончают обычно умные и очень умные люди, а дураки… они как скот. А скот даже не понимает, что жизнь можно оборвать и самому. Потому я вам слова не скажу, ибо все, что вы делаете, делаете осознанно и по своей воле. Никто в городе не сможет подсказать вам, как поступить правильно, это вы сами знаете лучше всех…
Он кивнул, перенес и вторую ногу через перила. Я сказал просительно:
– Кстати… у вас не найдется пары монет? Вам они все равно там не понадобятся.
Он посмотрел на меня отсутствующим взглядом, потом, с трудом поддерживая камень одной рукой, другой пошарил по карманам.
– Есть, – ответил он глухим голосом. – Вот, возьмите. Вы правы, там мне они ни к чему.
На ладони у него блестела целая горка монет. Я замахал руками.
– Нет-нет, вы меня не так поняли! Я не для себя, мне стыдно было бы взять… а вот там – видите костер? – это совсем близко, погорельцы. У них тролли сожрали скот, а дом сгорел, как и все посевы. Все, что у них есть, это их драная одежда. Прошу вас, отдайте эти деньги им, для них это будет спасение!
Он протянул мне ладонь с монетками.
– Возьмите и отдайте.
Я отчаянно замотал головой:
– А вдруг вы подумаете, что я взял себе? Мне будет так стыдно, так стыдно!.. И уже не смогу перед вами оправдаться. Ну прошу вас… Отдайте им эти монеты, они вон близко, а потом возвращайтесь! Я посторожу, чтобы камень не тронули.
Он то ли вздохнул, то ли выругался, снял петлю с шеи и, оставив камень на прежнем месте, быстро перелез обратно. Проходя мимо, облил меня взглядом, полным презрения, а я смотрел ему вслед и гадал, что будет дальше.
На мосту простоять пришлось с полчаса. Думаю, что мог бы стоять там и до утра, веревка с камнем осталась невостребованной. Как некоторые чудаки не понимают, что заботиться можно не только о себе, любимом?
До утра я бродил по базару, – а здесь весь город – базар, – как скучающий дворянин, что мается дурью, выискивая какую-нибудь причудливую хрень для себя или своей любовницы. А по сути я и есть он самый, скучающий, надо ждать больше недели, а чем заняться – ума не приложу.
С важным видом проходили повара и кухари, показывали пальцами на кучки моркови, лука, на мясо и рыбу, а следовавшие за ними слуги проворно укладывали товар в корзины. Лавочники угодливо кланялись постоянным покупателям, старались переманить друг у друга, сбивали цены. Тут же отовариваются и простые домохозяйки, эти дольше копаются, старательнее торгуются, берут меньше, но все-таки и они уходят с полными корзинами.
С другого перекрестка доносится гортанное блеянье овец. Там гуртовщики распродают оптом и в розницу целое стадо. Продают настолько дешево, что никто даже не спрашивает, почему дешево, все понятно, торопливо раскупают и угоняют проходными дворами. Тут же шныряют и те, кто слишком плотно прижимается к покупателю, создавая давку, а тот, пока отстраняется, не замечает, что кошелек исчез вместе с давкой.
Стража, проходя по базару из конца в конец, громко топает и стучит окованными железом рукоятями пик в каменную брусчатку. Мол, мы здесь, если надо, кричите. Отцы города, дескать, заботятся о вашей безопасности. Заодно посмотрите, куда идут ваши денежки, собираемые на налоги, это мы – ваши защитники.
На них оглядываются зло и недовольно, никто не любит ни самой власти, ни ее представителей, хотя при малейшей неприятности бросаются к тем же стражам за помощью, что не мешает за глаза костерить их на все корки.
Луна очень медленно двигается над серебряными крышами, воздух свежеет, я долго не поднимал голову, пока серебряные вершины домов не стали золотыми настолько, что в нещадном блеске потонули окрестные постройки.
Солнце еще не поднялось из-за темной крепостной стены, но зубцы победно горят в красно-желтом огне. Я чувствовал себя настолько переполненным впечатлениями, что они вот-вот начнут выплескиваться из ушей, пора возвращаться.
В дверях одной лавочки стоит, позевывая, человек в длинном халате и широкополой шляпе с высокой остроконечной тульей. За ленту заправлено длинное цветное перо не то павлина, не то гигантского петуха.
– Не желаете ли узнать свою судьбу? – поинтересовался он лениво.
– Кто не желает, – ответил я, – да только если бы ее можно было предсказывать…
Он усмехнулся:
– Что, не сбывается? А если вам будет предсказано, что, если пойдете по вон тому мосту, упадете в воду и утонете… вы все равно пойдете? То-то. А потом еще говорите, что не сбылось. Надо было идти на мост, проверить…
Я посмотрел с интересом, чувствуется, человек образованный, речь и манеры полны благородного достоинства, но без привычного высокомерия лордов и заискивания простолюдинов.
– А что, не ходят?
Он сдержанно улыбнулся:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
