шестидесяти пяти процентов населения Америки будет нуждаться в медицинской помощи. Прогнозы произвели впечатление на американского главкома, фактически до шоковой оценки будущего своего народа. Он написал в дневнике, что возможный «ядерный холокост» — это постановка под сомнение права человека на жизнь…
Наша отечественная атомная бомба… Как вовремя общими усилиями ученых, инженеров и разведчиков были сорваны антисоветские ядерные планы бесноватых американских генералов в Пентагоне и их покровителей из Белого дома и Капитолия! Далеко не все высокого уровня политики в Штатах думали, как Дуайт Эйзенхауэр. Так, другой американский генерал, бывший государственный секретарь Александр Хейг публично вещал, что «есть вещи более важные, нежели мир».
Почему атом заинтересовал стратега?
Приходится повторяться, правда, лишь кое в чем. И это ради понимания исторической полноты подвига атомной разведки и ее главных участников.
Нацеливание разведки отечественной госбезопасности на атомную проблематику произошло в конце 40-го года по инициативе небольшой группы разведчиков, занятых вопросами науки и техники. Инициатива прошла на фоне нескольких заданий «первой разведывательной важности» — о планах Гитлера, намерениях Черчилля в идущей «странной войне» и информации о новейшей военной технике.
Естественно возникает вопрос о появлении атомной проблемы в разведке. И здесь был только один человек, хорошо разбирающийся в этом вопросе, — Леонид Романович Квасников, выпускник знаменитого МИХМа — Московского института химического машиностроения (почему-то в те годы проблему ядерной физики наиболее полно преподавали в химических институтах — в Ленинграде, Харькове…). Главная характеристика этого разведчика-ученого заключалась в том, как оценивали его позднее сами ученые-физики: «Это был человек с инженерным образованием, глубокими знаниями физики и редчайшей проницательностью».
И вот ответ: наконец были получены документальные сведения, которые еще в лондонской резидентуре расценили, причем без сомнения, так, что «Британия твердо стоит на пути к атомной бомбе».
Информация пришла фактически одновременно от двух источников (оба из членов «Кембриджской пятерки») в МИДе и от сотрудника в комитете, связанного с перспективной военной проблематикой.
Об этом событии в работе лондонских разведчиков вспоминал историограф НТР Владимир Барковский:
«С английской стороны нам помогал, сам не подозревая об этом, лорд Хенки, сотрудник правительственного Комитета по использованию науки и техники в военных целях. 25 сентября 1941 года один из его подчиненных принес резиденту Горскому объемную пачку документов. Это был доклад Уранового комитета английскому правительству о возможности создания атомной бомбы… Уже тот факт, что документы получены из аппарата лорда Хенки, говорил об их подлинности и важности. Возможность ловушки здесь была исключена».
В основе такой уверенности разведчика Барковского, будущего Героя России, лежало основополагающее кредо советской разведки в отношении добываемой информации (да и серьезных разведок мира!): она должна быть актуальной по времени, секретной по значимости, документальной по форме и достоверной по содержанию. Доклад из Лондона все эти критерии содержал.
Историческая справка. Идея возможности создания ядерного оружия родилась приблизительно одновременно в Германии, США и СССР. Но у ученых этих стран были неравные стартовые позиции.
В середине 30-х годов от агента в гестапо Брайтенбаха пришло сообщение о работе германских ученых над ядерной проблемой (сообщение не было понято и оказалось в архиве, где и обнаружено десятилетия спустя). В Англии образовался Урановый комитет, который инициировал работу по атому и в своей стране, и в США. В Америке к началу войны с Гитлером было сформировано государственное управление, которое занималось организацией работ по созданию атомной бомбы.
А в СССР такого государственного центра не было. Первым забил тревогу президент АН СССР академик Владимир Иванович Вернадский (о скрытой силе в атоме он прозорливо говорил еще во второй половине девятнадцатого века). Он направил письмо в президиум АН и зампреду СНК — Совета Народных Комиссаров. Но зампред на письмо не ответил, а президиум ограничился созданием Урановой комиссии. Комиссия через короткий срок прекратила свое существование в связи с трагическими событиями начала войны с Германией. Тогда все работы АН были сведены в 200 актуальных военно-прикладных тематик, а тема атома воспринималась в принципе как вопрос далекого будущего.
Зная все это, Леонид Квасников еще за год до начала войны с Германией по собственной инициативе послал директивы в страны с развитой школой ядерной физики, чтобы резиденты Англии, Италии, Франции, Австрии, США собирали информацию по работам, связанным с делением урана.
Прозорливость разведчика-ученого? Несомненно. Однако в этом случае сказалось его следование двум принципам: научному — приоритет ученого знания практическим действиям (во-первых) и триаде факторов в наступательной позиции советской разведки — знать, предвидеть, упреждать (во-вторых).
Так вскоре после начала Великой Отечественной войны в руках лондонских разведчиков оказался объемом в сотни страниц документ — доклад Уранового комитета в адрес премьера Британии о том, что «атомную бомбу можно сделать». Это была первая добытая разведкой информация о начале разработки на Западе атомного оружия. И сведения были доложены руководству страны. В дальнейшем такого рода информация передавалась в Центр регулярно.
«Наступательная триада»… Взятая на вооружение, в последующей работе НТР она определила эффективность достижений в пяти оборонных операциях — «Воздух» (авиация и ракетостроение), «Радуга» (радиолокация и электроника), «Зелье» (мощные взрывчатые вещества, спецхимия), «Парфюмерия» (ХБО).
В делах НТР фактически сложилась такая обстановка, что в годы войны и сразу после нее в организации работы по указанным операциям именно операция «Энормоз» (атомная проблематика) стала своеобразным локомотивом в развитии нескольких отраслей отечественной промышленности — от атомной и электронной до космической.
И случилось так, что четыре будущих атомных разведчика и их помощники из рядов интернационалистов десятилетиями занимались фактически всеми указанными операциями.
…Обобщенные сведения Леонид Квасников доложил Лаврентию Берии, члену ГКО — Государственного Комитета Обороны и главе НКВД. Но разговор был коротким: «Это немецкая дезинформация с целью попытаться отвлечь наши материальные ресурсы…» Однако информация по теме — секретная, документальная, достоверная, настойчиво передаваемая из лондонской резидентуры, причем от проверенных агентов, привела к тому, что Берия в марте 42-го года подписал письмо И.В. Сталину. В нем сообщалось, что атомная бомба — реальность (с достаточно четко обозначенными сроками ее изготовления в два года) и что необходимо создать при ГКО орган для руководства подобными работами в Союзе.
Правда, это столь важное письмо попало в руки вождя только в конце года. Но главное, что смог сделать Квасников, было достигнуто: аргументированная информация о возможности появления на Западе атомного оружия оказалась в поле зрения высшего руководства страны. Так случилось, что в полном смысле через тернии в цепочке «источник — резидентура — Центр — руководство страны» в конце концов советские ядерные разработки
