здесь и только на ночь закрывался в гримерке. Подменить его, казалось, невозможно, но это сделали, причем так мастерски, что даже до сих пор никто не знает, чьих рук это дело.
Я встал со стула и вышел на манеж, прямо под свет прожекторов.
Через дыру в шатре со свистом проникал ветер и сыпал снег, но долетал он только до середины, так как теплый воздух не позволял ему сесть на манеж. Из-за этого пришлось повысить температуру на несколько градусов, хотя тепла совсем не чувствовалось, и если дыру не залатают, а ветер усилится, то вполне вероятно, что через несколько дней шатер не только промерзнет, но и разлетится на две половинки. Тогда что-либо предпринимать будет бесполезно, спасать положение тоже и никто не сможет помочь!
— Мыши… крысы… да, я вполне мог подложить ту коробку с потрохами, но вымазывать куски в кетчупе… Нет уж, извините, если бы я хотел кого напугать, то, разумеется, наполнил «подарок» настоящей кровью и сделал бы все возможное для того, чтобы у того, кому предназначался сюрприз, случился шок. А вот у этого подарка был конкретный адресат — Евгении Фоменковой — здесь со мной полный пролет. Я всегда прихожу тогда, когда на манеже уже кто-нибудь репетирует, и ухожу вместе со всеми, как и положено. Для того, чтобы подняться к куполу, понадобится приблизительно… минуты три, так что незамеченным остаться нельзя! А теперь думайте, верить мне или нет. В свою очередь я могу указать на тебя, Иннокентий, и спросить, не причастен ли ты ко всем этим происшествиям?
Я говорил спокойно и с совершеннейшем безразличием. Меня ровным счетом как будто не касалось то, что здесь происходило.
В отличие от меня Кеша вдруг побледнел и повернулся к сестре, видимо, в надежде отыскать помощь, но та ему так ничего и не посоветовала.
Я сел на свой стул, в темный «уголок».
— Хорошо Игнат, больше у меня к тебе вопросов нет, а Иннокентию я скажу, чтобы свои подозрения держал при себе и не говорил о них вслух. Теперь вернемся к Фоменковой. Вы все ее знаете более пяти лет, но никто не проявил жалости по отношению к ней. Так значит, это и есть ее настоящие друзья? Те, с кем она дружит? Как низко вы пали! Все, репетиция окончена. Всем собраться в четверг к шести.
Любовь Васильевна встала и вышла за кулисы, оставив в раздумье весь коллектив, который вскоре тоже стал расходиться по домам. В связи с неудовлетворительным состоянием Евгении руководитель попросила Алексея, живущего почти рядом с Фоменковой, провести ее до дома, на что тот ответил согласием.
Сергея Дмитриевича в этот вечер я больше не видел. Видимо он с «головой» погрузился в изучение странного батута, неизвестно как оказавшегося у забора.
Сегодня мне не хотелось оставаться в цирке допоздна, и поэтому уже в половине девятого я был дома — составлял расписание на завтра — самый тяжелый день, из-за успеха которого зависело многое. Очень многое!
Утро среды настало столь быстро и незаметно, что я толком не смог выспаться и для того, чтобы мысли не путались у меня в голове, пришлось принимать холодный душ. Но даже после этого я еще долго чувствовал вялость и несобранность организма, с чем справился только к десяти.
Забрав все нужные оставшиеся документы, я хотел побыстрее добраться до цирка и покончить со всеми делами, но какая-то вторая моя половина (будем условно называть ее черной), все еще сопротивлялась и пыталась помешать осуществить план. Это что-то вроде психологического воздействия, исходящего не от кого-нибудь, а от самого себя. С этим бороться вдвойне сложно и тяжело, но я все же сумел справиться, оттеснив все неприятности за пределы моего воображения. Все, что будет происходить в последующем, должно проявляться только с положительной точки зрения!
Удачно сев в трамвай, я через полчаса уже находился в цирке. Никто меня не видел, никто меня не слышал. Даже местную охрану мне удалось отправить на пару часов по особо важному вызову — следить за домом в конце города. Зато я видел всех: и Любовь Васильевну, и Сергея Дмитриевича, и уборщиц, и дворников, и бесконечное число прохожих, не обращавших на меня никакого внимания. Мне тем временем удалось проникнуть в хорошо закрытый на новейший японский замок шатер, а уж открыть комнату директора было вообще проще простого. Собравшись с мыслями и разложив все нужные документы по полочкам, я стал ждать. Ровно в одиннадцать часов должен начаться «праздник». Я надеялся только на то, что нам все удалось просчитать, как говорится, «с точностью до миллиметра».
* * *
В пять минут двенадцатого появились они. Два человека. Мужчина и женщина. Обоим лет по сорок, не меньше. По всей вероятности, муж и жена, так как она все время держала его под руку. На мужчине было надето длинное серое пальто. На женщине — шуба, скорее всего норковая. Да-да, точно! Они, не спеша подошли к «черному» выходу из шатра, вошли внутрь, ища кабинет директора.
Не прошли они и двух метров, как новые вычищенные меховые сапоги, на женщине и ботинки на мужчине окатили какой-то грязью, больше напоминающей помои.
— Да как вы посмели испачкать нашу обувь? — взревел мужчина и сделал шаг вперед.
Уборщик же сохранял спокойное выражение лица, как будто все происходящее его не касалось. Наконец, после долгого осмотра присутствующих, он спросил:
— А собственно говоря, кто вы такие? Лично я вижу вас здесь впервые, так что извольте объясниться!
— Да что ты… — запнулся мужчина.
— Мы к директору, а вы что, не знаете, что мы сегодня должны прийти? — вступила в разговор женщина, до сих пор вытиравшая свои сапоги.
— Значит, к директору? — задумчиво произнес уборщик. — Все так говорят!
Затем подобрал валявшуюся на полу швабру с длинной щетиной и, нанося удары по новым шубам, стал гнать их к выходу.
— А ну пошли отсюда! Директор им нужен. Проходимцы! Вырядились как на маскарад, буржуи! У нас воровать нечего, так и знайте!
Так все трое оказались за пределами шатра.
— Охрана! — закричал уборщик.
К ним моментально подскочили два амбала под два метра каждый, и, схватив двух неизвестно как появившихся людей, применили бойцовский прием. И вот уже мужчина и женщина лежат головой в снегу, не в силах пошевелиться. Держа руки «заломанные» за спиной, охрана обыскала их и выудила документы, утверждающие непричастность этих людей к вооруженным синдикатам или бандитским группировкам. Почесав затылок и повертев документы с минуту в руках,
