Он оказался женатым. Вскоре приехала жена, молодая симпатичная еврейка с ребенком, и поселилась вместе с ним в крестьянской избе, с намерением разделить с ним его образ жизни. Но в семейной жизни потребности стали расти, понадобились деньги, и Л. Н. стал давать им работу по переписке своих запрещенных цензурой произведений, на которые тогда был большой спрос, и много людей кормилось этой перепиской. Но женский характер не удовольствовался этим случайным заработком, и жена приходила в семью Толстых жаловаться на трудное положение и требовала от мужа более выгодного заработка и обеспечения будущей семьи, что, конечно, вызывало тяжелые семейные сцены. Жить стало трудно, и Фейнерман уехал снова на юг. Сначала он жил в колониях интеллигентных земледельцев, изучил столярное ремесло, зарабатывал этим на семью, побывал в еврейских колониях, временно увлекался сионизмом и, наконец, стал заниматься литературой, и по признанию даже Л. Н-ча, весьма строгого судьи для начинающих литераторов, обнаружил несомненный литературный талант. Впоследствии он издал целую книжку рассказов из жизни Л. Н-ча. Так как он жил 2–3 года вблизи Л. Н-ча, часто виделся с ним и благодаря своим умственным способностям живо схватывал мысли и слова его, то во всех его рассказах можно найти искру, принадлежащую действительно Л. Н-чу. Но эта искра тонет и потухает в пространной литературной декорации, которыми обильно снабжены эти рассказы. И для людей, близко знавших Л. Н-ча, трудно читать их, так как стиль этих рассказов и передача слов Л. Н-ча далеко не соответствуют простоте и силе речи самого Л. Н-ча, и потому эти рассказы могут ввести в заблуждение людей, могущих принять за чистую монету все в них написанное. Рассказы эти подписаны псевдонимом Тенеромо, что представляет латинский перевод фамилии Фейнерман.
Вся эта панорама лиц, проходящих перед Л. Н-чем, ясно обрисовывает нам новую, разнообразную и в то же время своеобразную идейную среду, в общение с которой вступил Л. Н-ч, приобретая себе друзей и единомышленников или просто сочувствующих ему из всех слоев и возрастов. От неграмотного крестьянина до философа-писателя и от юноши-гимназиста до администратора.
Характерный эпизод того времени рассказан одним судебным деятелем; эпизод, указывающий на отношение Л. Н-ча к нарушению прав его собственности, к которой он потерял тогда уже всякий интерес.
«Возникло дело, – рассказывает бывший следователь М., – о краже капусты лет 18 тому назад в Ясной Поляне. Кража совершалась систематически, и для поимки вора был снаряжен специальный караульщик. В одну ночь поймали крестьянку Матрену, которая на посланные ей упреки заявила, что «есть нечего».
Под конвоем нескольких человек старуху отвели в соседнюю деревню к полицейскому уряднику. Протокол составлен. Матрена посажена в холодную, и дознание отослано к становому приставу, который тотчас же передал его мировому судье. Как-то ранним утром собственник Ясной Поляны Л. Н. Толстой шел в поле, мимо деревни. Его внимание привлекла толпа, стоявшая около старой, покосившейся набок избы. Слышался плач.
– Умер кто? – спросил он.
– Нет, это Матрену в тюрьму ведут.
– Матрену, старуху, в тюрьму? – изумился он. – За что?
– Да за вашу же капусту.
– Как за мою капусту? Какую капусту?
Ему стали рассказывать. В это время вышла из избы и Матрена в сопровождении полицейского урядника. Л. Н. попросил отпустить старуху, заявив, что он прощает ее. Урядник объяснил ему, что теперь он освободить ее не имеет права, так как она осуждена уже судьей. Попросив отложить исполнение приговора до следующего дня, Л. Н. поспешил сначала в город к прокурору, а затем к своему соседу, мировому судье, постановившему приговор. Приведение приговора было немедленно приостановлено. От Матрены была принята мировым судьей просьба о восстановлении срока на подачу апелляционной жалобы, и апелляция была подана.
Через две недели в уездном мировом съезде слушалось дело о краже капусты.
Свидетельскими показаниями было вполне доказано, что Матрена поймана на месте преступления. Сама Матрена чистосердечно призналась.
Товарищ прокурора относил преступное деяние Матрены к покушению на кражу и, в виду чистосердечного признания обвиняемой, ходатайствовал о смягчении наказания. Судьи долго совещались и вынесли неожиданную резолюцию. Оправдав Матрену в тайном похищении капусты, они признали ее виновной по 145 статье устава о наказании в самовольном срывании овощей, но не в виде кражи, и приговорили ее к денежному взысканию в размере пяти рублей.
Тов. прокурора не опротестовал этого приговора. Пять рублей за Матрену уплатил мировой судья, постановивший приговор».
Вскоре Льву Николаевичу пришлось увидать то столкновение учения Христа с жизнью, которое он предвидел; как только учение Христа в его чистом виде стало распространяться в обществе и народе, так перед многими молодыми людьми возник вопрос, можно ли христианину отбывать воинскую повинность. И большинство искренних молодых людей ответило себе: нельзя. И вот начинаются отказы от воинской повинности, без которых теперь не проходит ни один набор.
Одним из первых, отказавшихся от воинской повинности под влиянием прочитанных сочинений Льва Николаевича, был Алексей Петрович Залюбовский. Весть об этом отказе дошла до Льва Николаевича, и он писал мне об этом в ноябре 1885 г.:
«…Вчера я получил письмо, очень взволновавшее меня, от офицера артиллер. академии Анат. Петров. Залюбовского, брата того Залюбовского, который в прошлом году отказался от воинской повинности в Москве. Я думал, что его освободили от фронтовой службы, и он живет в Кишиневе, но оказывается, что его уж год мучают, посылают по этапам с бродягами, помещают в госпитали, пересылают из части в часть и заслали теперь в Закаспийский край; и он до сих пор продолжает на основании учения Христа отказываться от участия в убийстве. И кое-кому писал об этом. Пишу вам, не можете ли узнать и что-нибудь сделать? Дело было у военного министра и в главном штабе. Я прошу об одном, чтобы с ним поступили по закону, признав его так называемым сектантом. А то они сами не знают, что делать, и прямо отступают от закона и ведут дело тайно. Хорошо бы уж и то, чтобы начальствующие знали, что дело это не тайна, и есть люди, следящие за судьбой Залюбовского. Неужели мученичество первых времен христианства опять возможно и нужно?
Жена в Петербурге у Кузминских, зайдите к ней; я ей посылаю копию письма Залюбовского. Посоветуйтесь, подумайте и, пожалуйста, напишите.
Нельзя ли где напечатать об этом? Я бы написал с радостью».
Софья Андреевна, приехавшая в Петербург, чтобы хлопотать об издании XII тома полного собрания сочинений Л. Н-ча, энергично принялась за хлопоты об облегчении участи Залюбовского; была у разных генералов, и результатом ее хлопот было если не облегчение участи, то ускорение дела Залюбовского, которого вскоре по военному суду, т. е. по приказанию начальства, сослали в Закаспийский край, где он и отбыл наказание в качестве нестроевого солдата, т. е. без ношения оружия.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});