Моя мать не подавала виду, что она тоже обеспокоена. Она сидела в салоне с несколькими женщинами, часть из которых были женами правительственных чиновников, а часть — француженками, мужья которых владели плантациями в глубине страны.
Вечером место моего отца за столом осталось пустым.
— Он, наверное, решает какие-то важные вопросы, — сказала мать, но ее слова прозвучали так, словно она сама себя успокаивала. — После бунта сегодня утром, конечно, кое-что нужно сделать.
— Это значит, что людей снова отправят на Кондао? — спросила я, хотя и знала, что такие вопросы, как этот, были неприятны моей матери.
Но я не могла думать ни о чем, кроме как о выстрелах и пулях, которые иногда убивают ни в чем не повинных людей.
— Да, конечно, если эти люди бунтуют против правительства и императора, они должны быть наказаны.
При этом мать дрожащей рукой поднесла стакан с водой ко рту, выпила глоток и невидящим взглядом уставилась в пустоту.
Мой отец не пришел домой и после ужина. Нянька отправила меня в постель, но, как только она исчезла, я вылезла из-под одеяла и уселась у окна. Оттуда мне было довольно хорошо видно улицу. Однако там были только торговцы, тащившие свои повозки домой, и несколько мужчин, которые, втянув головы в плечи, поспешно перебегали через улицу.
Тем не менее я сидела там в надежде, что что-то произойдет. А потом у меня отяжелели веки и я погрузилась в какой-то странный сон, в котором были солдаты, и огонь, и корабль, на палубе которого стояло несколько дюжин клеток.
Когда кто-то тронул меня за плечо, я испуганно проснулась и увидела перед собой лицо Тхань, освещенное лунным сиянием.
— Там, внизу, какие-то мужчины в форме, — еле дыша, сообщила она. Очевидно, она взбежала вверх по лестнице. — Мне кажется, они говорят о твоем отце.
Мое сердце забилось так сильно, что я стала хватать воздух ртом. Мужчины в форме — это либо полицейские, либо солдаты. Что им здесь надо? Поскольку мой отец вряд ли принадлежал к повстанцам, они же не могут его арестовать!
— Давай пойдем посмотрим, — сказала я, хватая Тхань за руку.
При этом я заметила, что ее пальцы были холодными как лед, словно она чего-то сильно боялась.
Мы вместе прокрались к лестнице. Няньки нигде не было видно, как и других слуг. Зато на нижнем этаже раздавались возбужденные голоса.
Я уловила лишь обрывки фраз, как-то связанные с восстаниями и смертью. Моя голова была не в состоянии свести их воедино.
Последовавший за этим плач моей матери оказался чем-то вроде отсутствующей части мозаики. Мать рыдала так ужасно, что мой позвоночник, как мне показалось, от страха превратился в лед. Мое сознание не хотело верить в это, но сердце уже все знало.
Я молча сидела на корточках рядом с Тхань и смотрела сквозь перила лестницы. Моя подруга, казалось, так же, как и я, поняла, что этой ночью с моим отцом произошло нечто ужасное. Но она ничего не говорила.
Когда взрослые в конце концов вышли в холл, жизнь снова вернулась к нам. Мы быстро шмыгнули наверх в мою комнату. Там мы уселись на пол.
— Он мертв, правда? — спросила я Тхань.
Она опустила голову и ничего не сказала. Этого ответа было достаточно. В тот момент мне следовало бы заплакать, но почему-то у меня в ушах все еще стояли рыдания Тхань, оплакивавшей свою мать.
Через какое-то время чужие люди покинули дом. Я взяла Тхань с собой в свою комнату, потому что не хотела этой ночью оставаться в одиночестве. Я ожидала, что кто-нибудь придет и скажет мне что-то определенное. И в ожидании я уснула.
— Твоего отца застрелили, — сказала мать, когда утром появилась в моей комнате.
Того, что Тхань спала вместе со мной в моей кровати, она, похоже, даже не заметила.
— Его доставили сюда вчера. Но ты не должна заходить в его комнату, поняла?
Это означало, что он лежит там, на смертном одре.
Я послушно кивнула и при этом ощутила, как мало печали я испытываю. Мне казалось, что это изменится, когда пройдет первое потрясение, но даже тогда, когда я стояла у могилы отца, я не чувствовала того ужасного жжения, которое, как я думала, должна была испытать.
Мой отец постоянно был на работе, мной он интересовался лишь тогда, когда нужно было показать меня кому-то или принять какое-то решение, касающееся меня. Он делал все для того, чтобы мать и я могли вести достойную жизнь. Но он никогда не занимался мной лично. Я должна была вести себя по отношению к нему уважительно и быть послушной. Невозможно было даже представить себе, чтобы он играл со мной в лошадки или какие-нибудь другие игры.
Моя же мать, в отличие от меня, была совершенно подавлена. Сразу же после похорон она слегла в постель и почти целый месяц не выходила из своей затемненной спальни.
Это очень беспокоило меня, потому что, пусть даже ее любовь была похожа на отшлифованный до блеска драгоценный камень, все же она всегда была рядом со мной. Я не хотела терять мать, потому что не знала, что без нее дальше будет с Тхань. Конечно, я могла бы попасть к своей бабушке, к этой жестокой старухе, но тогда Тхань точно очутилась бы на улице.
Я хотела зайти к матери, чтобы утешить ее, однако нянька удержала меня от этого. «Мать в трауре и не может выносить твоего вида», — объяснила она мне. Так что я вместе с Тхань сидела, свернувшись в клубочек, и через некоторое время мне даже понравилось, что никто не беспокоится обо мне, потому что так я могла слушать истории своей подруги и мы могли вместе гадать, как это — быть мертвым.
Со смертью моего отца для нас все изменилось. Я думала, что мы находимся в безопасности, однако дом больше не принадлежал нам. Собственно говоря, он никогда не был нашим. Нам разрешалось жить в нем лишь до тех пор, пока отец состоял на службе у императора и правительства. Но теперь он был мертв и его место должен был занять другой человек.
Когда мать сказала мне об этом, я по-настоящему осознала, какие последствия имеет смерть моего отца.
Нам не оставалось ничего иного, кроме как выселиться из прекрасного дома и отправиться к моей бабушке по материнской линии.
— А что будет с Тхань? — спросила я у мамы. — Мы же не можем выгнать ее на улицу.
— Ли может забрать ее к себе, — с отсутствующим видом ответила мать.
За несколько недель из сияющей красавицы она превратилась в некое подобие привидения, которое тихо кралось по коридорам. Она растерянным взглядом смотрела на жизнь, которую когда-то здесь вела.
— Она не хочет к Ли. Кроме того, их семья такая большая, что им не нужен лишний едок. Но нам, наверное, понадобится кто-то, кто будет нам помогать.
— Пусть это решает бабушка, — только и сказала мать, и в тот момент я ужасно разозлилась на нее.
