— Довольно слов, батька! Укажи нам дело!
Тогда поп Гапон начал искать сближения с революционными партиями, он стал допускать на свои собрания агитаторов-революционеров, разрешая им излагать свои взгляды, но когда они уходили, он высказывался против них. Однако заметив, что такое двойственное поведение дурно действует на его рабочих, он должен был прекратить это. Революционеры становились популярны в массе, их жадно слушали. Гапон — честолюбив. Поэтому и потому, что отступать назад было уже поздно для него, он решил идти вперёд.
Я думаю, впрочем, что он пп в каком случае не мог бы отступить, потому что в это время он был уже не вождём рабочих, а лишь орудием в их руках, древком знамени, которое они несли и на котором написали:
— Свобода!
«Красное воскресенье» было подготовлено силою рабочей массы, и роль Гапона в этот день мог с успехом выполнить любой из них. В этот день рабочие двинулись к Зимнему дворцу сразу из одиннадцати разных пунктов; во главе одной из этих волн шёл Гапон… Была ли именно эта волна самой сильной?
В ней было около двадцати тысяч человек, всего же к Зимнему дворцу шло почти 200 000.
Рабочих, с которыми шёл Гапон, расстреляли у Нарвской заставы в 12 часов, в 3 часа Гапон уже был у меня.
Переодетый в штатское платье, остриженный, обритый, он произвёл на меня трогательное и жалкое впечатление ощипанной курицы. Его остановившиеся, полные ужаса глаза, охрипший голос, дрожащие руки, нервная разбитость, его слёзы и возгласы: «Что делать? Что я буду делать теперь? Проклятые убийцы…» — всё это плохо рекомендовало его как народного вождя, но возбуждало симпатию и сострадание к нему как просто человеку, который был очевидцем бессмысленного и кровавого преступления. Вместе с ним ко мне явился один революционер, молодой, энергичный парень (видимо, Рутенберг. — В. А.), имевший сильное влияние на Гапона в смысле революционном. Он сурово сказал попу:
— Довольно, батька! Довольно вздохов и стонов. Рабочие ждут от тебя дела… Иди, пиши им!
Гапон несколько оправился, и вскоре под его диктовку революционер написал сильное обращение к рабочим, в духе несколько анархистическом. Люди, читавшие воззвания Гапона, вероятно, замечали, что они всегда имеют характер анархистический. Это может быть не результатом сознательного увлечения анархизмом, а просто признаком политического невежества, как, вероятно, и было это у Гапона. Я познакомил попа с людьми, которые взялись переправить его через границу, и с той поры не видел этого несчастного человека… «Красное воскресенье» было вершиной горы, на которую поднял Гапона революционный народ, — с этого дня поп начинает быстро скользить вниз…»
Здесь следует пояснить, что и до 9 января Горький относился к Гапону с подозрением; его настораживало, что этому попу властями предоставлена возможность буквально под носом охранки созывать массы рабочих и ораторствовать перед ними. По свидетельству близкого Горькому старейшего советского литератора В. Десницкого, Накануне «Кровавого воскресенья» Алексей Максимович созвал у себя на квартире совещание представителей левой печати, революционных партий и говорил на нём, что поп подозрителен, что нельзя его оставлять во главе нарастающего движения, что нужно, пока не поздно, идти к рабочим, бороться с Гапоном и провокаторами. Однако после жестокого расстрела царём мирной манифестации рабочих во главе с Гапоном Горький не мог не считаться с тем, что и сам Гапон вместе с рабочими оказался под пулями. В этот день Горький помог ему скрыться от полиции, видя в нём невольную жертву кровавого произвола царской власти, в благородство которой тот будто бы слепо верил.
И вот наша хроника подошла к 9 января 1905 года.
«Кровавое воскресенье». В этом названии удивительно точно раскрывается и прямой, и иносказательный смысл произошедшего в тот зимний день. Кто дал это название — неизвестно. Рутенберг рассказывал, что впервые услышал его из уст Горького вечером 9 января, когда они с Гапоном находились на квартире писателя. Никакого иного подтверждения этому нет, и думается мне, что название родилось в народе, как говорится, само собой.
О том, что произошло тогда, широко известно по многим источникам, в том числе и по документам того времени…
Девятого января, когда в иных районах Петербурга ещё слышались выстрелы, а на ломовых дрогах развозили по больницам города раненых и трупы рабочих (их насчитывалось, вопреки утверждению департамента полиции, около пяти тысяч), в столичной охранке было заведено «Дело о розыске о. Гапона». Естественно, дело пока было жиденькое, всего несколько страниц. Понимая, что произошедшее вызовет в стране бурю возмущения, охранка торопилась назвать конкретное лицо, которое уже сейчас можно обвинить во всём. Там помнили фразу царя, сказанную во время доклада ему об убийстве террористами министра внутренних дел Плеве. Николай бушевал во гневе, швырнул в докладчика карандаш, но, когда услышал, что организаторы и исполнители покушения пойманы, заметно успокоился и произнёс: «Когда знаешь, кого вздёрнуть за подобное, на душе становится легче».
И вот вам уже есть дело о розыске вполне реального Гапона.
На первом листе — бегло набросанный карандашом схематический план Петербурга, тех его улиц, по которым двигалось шествие к Зимнему дворцу. На каждой такой улице поставлена и обведена кружком цифра — номер агента, находившегося в этом месте. Судя по цифрам, агентов было одиннадцать — по числу отделений гапоновского общества рабочих. Донесения в деле почему-то только от троих. Нас может заинтересовать донесение агента № 7.
«Согласно раскладке, шёл в процессии, которая двигалась от Нарвской заставы и в которой находился и сам о. Гапон и рядом с ним его приближённые — рабочий Васильев, эсер Рутенберг и ещё два или три человека (не установлены). Когда начались выстрелы, я точно видел, как о. Гапон упал и рядом с ним, обнимая его за плечи и как бы прикрывая его собой, лежал Рутенберг. Васильева там уже не было. Вместе с другими, укрываясь от пуль, я переместился левее, ближе к зданию, и в это время потерял о. Гапона из виду. Немного позже неизвестная женщина рассказала мне, будто она видела, как двое мужчин уводили о. Гапона в направлении Троицкого моста. Крестясь, она повторяла: «Благодарение господу, спасли нашего батюшку верные люди». Более никакими сведениями не располагаю». Сбоку на донесении, у строки, где упоминается Рутенберг, написано синим начальственным карандашом: «Срочно поднять дело Рутенберга. Искать через него». И подпись крючком. Больше в этом деле никаких документов от 9 января нет. С более поздними датами документы появятся в своё время, и мы ими заинтересуемся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
