Клим мечтательно смежил ресницы.
— Короче говоря, — с ноткой самодовольства резюмировал он, — памятник на Мезе мне обеспечен. Но я не эгоист и возьму в компанию тебя и Алексея.
Видя, что Клим сейчас заснет, Лобов заторопился.
— Мне одно непонятно, как нейротики управляют чужим мозгом?
Клим снисходительно покосился на командира.
— Разве мозг для них чужой? Для них это такое же привычное место обитания, как для нас с тобой корабль, база или матушка-Земля. Нейротики живут, вырабатывая кучу всяких ферментов. Есть же у нас лекарства, действующие на мозг: снотворные, тонизирующие, галлюцигены, успокаивающие. С помощью этих лекарств можно заставить человека смеяться, плакать, наслаждаться и страдать, мыслить и буйствовать.
Сдерживая зевок, Клим строго спросил:
— Ты хорошо запомнил, что я тебе рассказал?
— Я сделал лучше — все записал.
— Ну? Какой ты догадливый! Ты знаешь, я сейчас усну и буду спать, спать. Как это здорово, когда можно спать! А почему ты такой грустный, Иван?
Глаза Клима окончательно закрылись. Он повозился, устраиваясь поудобнее, и уже совсем сонно пробормотал:
— Ты не грусти, Иван. Ведь в конце концов все кончилось благополучно.
— Да, — рассеянно согласился Лобов, подкладывая надувную подушку под голову штурмана, — все кончилось благополучно.
Он занял водительское место, положил палец на кнопку запуска двигателя, но передумал и опустил руку на колено. Ему захотелось вдруг совсем немножко, хоть минутку, отдохнуть и переварить все, что он узнал за последние полчаса.
Уже совсем стемнело. Прямо в лицо глядела чужая нахальная и очень зеленая луна. Небо было подернуто похожей на вуаль дымкой, которая скрывала мелкие звезды, зато крупные дрожали и трепетали над головой совсем по-земному. Красноватый песок казался теперь серым, и на нем лежали черные тени от скал. Столетия над этими песками витает страх, и два странных разума, один из которых является порождением другого, ведут между собой жестокую и непримиримую борьбу. Возможно ли между ними примирение? Поймут ли они когда-нибудь друг друга?
Лобов тяжело вздохнул и облокотился на штурвал. Все кончилось благополучно! Для кого? Для нейротиков, которые бесплодно ищут себе сферы обитания? Или для гибких, похожих на тени мезойцев, которые в стихийном слепом стремлении к прогрессу сами выковали свою беду? Или для Штанге, который навсегда останется здесь на своем корабле? Лобов отыскал глазами «Ладогу». Стройная колонна гиперсветового корабля таяла в зеленоватой мгле неземного неба. Вот он, безмолвный памятник человеческой борьбы за счастье.
— Прощай, Юст, старый товарищ, — глухо сказал Лобов.
Он повернулся к пульту управления, запустил двигатель и вызвал «Торнадо». Надо было сообщить заждавшемуся и, конечно, изнывавшему от беспокойства Алексею, что, в общем-то, все кончилось благополучно.
В ДЕБРЯХ ДАЛЬ-ГЕЯ
Часть первая
Глава 1
Снегин посмотрел на часы и огляделся. Кафе клуба космонавтов, заполненное обычно по вечерам до отказа, сегодня было полупустым. Под негромкую музыку вокруг кипящего фонтана двигались в медленном танце несколько пар. В дальнем конце зала у самой стены веселилась компания летчиков-гиперсветовиков и девушек из вновь прибывшей медицинской группы. Однако молодость брала свое, и время от времени сквозь эту нарочитую сдержанность прорывался шумный фейерверк непосредственного веселья. Судя по тостам, которые можно было расслышать, там праздновали чей-то день рождения.
Снегин отвел взгляд от молодежи и рассеянно посмотрел на сервированный стол, за которым сидел. Хрустальный, искрящийся затейливой резьбой кувшин с крюшоном, высокие бокалы, большая ваза с фруктами и блюдо с крохотными бутербродиками из самой разной снеди. Всеволод неторопливо наполнил бокал, нехотя отпил, а потом уже с удовольствием, смакуя каждый глоток, выпил до дна ледяной, острый, чуточку хмельной напиток. И в этот момент увидел командира «Торнадо» Ивана Лобова. Иван стоял у самого входа и шарил по залу глазами. Чтобы привлечь его внимание, Снегину пришлось подняться. Лобов заулыбался и напрямик, лавируя между столиками, направился к нему.
— Здравствуй, Всеволод!
— Здравствуй, сирота. — Снегин пожал руку товарища, усадил его за столик и пожурил; — Опаздываешь.
На патрульном жаргоне «сиротами» называли космонавтов, которые по тем или иным причинам потеряли товарищей по экипажу и остались в одиночестве. С Иваном случилась именно такая история. Произошло это внезапно: на старт-спутнике, входящем в состав крупнейшей филиал-базы галактических исследований, вспыхнула эпидемия лихорадки-тау.
База эта размещалась в космосе на группе орбитальных станций, в непосредственной близости к Стигме, земноподобной планете из системы оранжевого карлика-Тэр. «Торнадо» зашел туда для профилактического осмотра и пополнения запасов. На Стигме находились космопорты, заводы и рудники далийцев, основные поселения которых располагались, по космическим понятиям, неподалеку — на соседней внутренней планете Далия с условиями, более комфортабельными для белковой жизни. Далийская цивилизация была открыта всего несколько лет назад. Бурное развитие контактов с ней объяснялось поразительным сходством землян и далийцев. Сначала это сходство вызвало массу гипотез об общности происхождения этих рас-близнецов, однако тщательные исследования ни одну из этих гипотез не подтвердили. Скрепя сердце пришлось признать, что природа гораздо более склонна к невероятным повторениям, чем это предполагалось до сих пор.
Для далийцев лихорадка-тау была довольно обычной болезнью, иногда ею болели и земляне на стигмийской базе, но она легко излечивалась самыми простыми средствами. На этот раз все обстояло иначе. Против нового штамма тау-риккетсии, вызвавшего эпидемию, оказались бессильными самые современные комплексы лечения. Быстро распространяясь, лихорадка охватила весь старт-спутник, и эпидемиологам пришлось прибегнуть к древнему, но достаточно эффективному средству — установить на базе жесткий карантин.
Лобов оказался в числе немногих счастливчиков, обладавших природным тау-иммунитетом, и после скрупулезной проверки ему разрешили наконец покинуть старт-спутник и перебраться в жилые районы базы. Он это и сделал, пожелав скорейшего выздоровления своим друзьям и товарищам по работе — Алексею Кронину и Климу Ждану, которых лихорадка-тау, увы, не пощадила. Опасности для жизни эта лихорадка не представляла, но через каждые 14-17 часов в соответствии с биологическим ритмом самой тау-риккетсии у человека подскакивала температура, возникало ощущение странной пухлости всего тела, исчезала четкость восприятия мира и стройность суждений. Через час-полтора состояние больного само собой приходило в норму, и до следующего приступа он чувствовал себя совершенно здоровым человеком.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
