– Больничный режим для больных, а я здоровый…
– Сомневаюсь.
Набросив на себя халат, врач взяла молоточек, подошла к Торопову и поводила им возле глаз. Но он и не думал реагировать на него взглядом. Тогда Эльвира Тимофеевна ударила его молоточком в лоб, да так, что у него зарябило в глазах.
– Неважное у вас состояние, Павел Евгеньевич, – с едкой насмешкой заключила она.
– Могло быть и хуже, если бы я не отказался от ужина. С грибочками… Зачем к вам приходила Дарья Павловна? Что вы с ней сделали?
– Сколько раз тебе говорить, что Дарья Павловна существует только в твоем воображении, – как на неразумного недоросля посмотрела на Торопова Эльвира Тимофеевна.
– Конечно, и ты тоже существуешь в моем воображении, – скривил губы Павел.
– Нет, я существую в реальности. Кстати, ты можешь обнять меня, ощупать сверху донизу. Можешь почувствовать мою реальность, – с издевательским кокетством усмехнулась женщина.
– Вы же знаете, у меня связаны руки.
– Тогда ничем не могу тебе помочь… Ты интересный мужчина, Паша, и я бы даже могла тобой увлечься. Если бы не была твоим врачом. Но я твой врач, а ты мой пациент, и никуда от этого не денешься. И люблю я тебя как врач своего пациента…
– И любовь эта до гроба.
– А вот провоцировать меня не надо, – Эльвира Тимофеевна глянула на Павла жестко и с упреком.
– Что со мной будет?
– Ничего. Просто закончим начатое. Я должна тебя вылечить, и я это сделаю.
– Нейролептики?
– А ты, я смотрю, ждешь не дождешься, когда станешь овощем, – съязвила Архипова. – А ведь я пыталась избежать кардинальных мер, занималась с тобой, заставляла держать себя в руках… Но твое безумие оказалось сильнее тебя.
– Какое безумие? Я совершенно здоров. И вы это прекрасно знаете. И не был я здесь три года…
– А работал ты охранником в клубе «Седьмая эра».
– Ну вот, вы знаете…
– Я знаю, что такого клуба у нас в городе нет.
– Есть «Летнее время». Вместо «Седьмой эры», – неуверенно сказал Павел.
– Кто тебе сказал, что вместо «Седьмой эры»?
– Ну…
– Никто тебе этого не говорил, – торжествующе улыбнулась Эльвира Тимофеевна.
– Я сам это понял…
– Сам ты понял, что надо бежать из больницы. И ты сбежал. Но ведь ты же не вылечился. И ты сам должен был это понять. Ни «Седьмой эры» нет, ни общежития, в котором ты якобы жил…
– Почему это нет общежития, если оно есть?
– Есть, но в каком состоянии?
– В каком?
– Сгорело твое общежитие! И ты сам об этом знаешь.
– А вы откуда знаете, что оно сгорело?
– Знаю, – снисходительно усмехнулась Эльвира Тимофеевна.
Похоже, она еще не поняла, что сама же загнала себя в ловушку.
– Откуда вы знаете, что сгорело именно то общежитие, в котором я жил?
– На Фабричной улице только одно общежитие.
– А разве я вам говорил, что мое общежитие находится на Фабричной улице?
– Говорил, – проговорилась врач и прикусила нижнюю губу.
– Не говорил. Я точно помню, что не говорил… И Дарье Павловне не говорил. Но она сама все выяснила. Потому что вы при мне назвали мою фамилию. Она за нее ухватилась, навела справки, вышла на общежитие… Значит, вы с ней ничего не сделали. Значит, она вам не по зубам, если вы клуб решили переделать и общежитие подожгли. Меня-то бояться не надо, меня на уколы посадить можно – и все, прощай, разум. А Дарья Павловна опасна. И вы испугались, что она могла доказать мою дееспособность, поэтому приняли меры…
Какое-то время Эльвира Тимофеевна смотрела на собеседника в растерянности, но, в конце концов, взяла себя в руки и в издевательской ухмылке изогнула губы.
– Браво! – захлопала она в ладоши. – Какая дедукция! Какой изощренный разум! Только вот одна нестыковочка, Паша. Ну, пожар в общежитии можно притянуть за уши. Злой умысел, поджог, все такое прочее. А вот как с клубом быть? Он же не мой, этот клуб, и я при всем своем желании не могу хозяйничать в нем.
– Откуда я знаю, что не ваш? – нашелся Торопов. – Может, для того и был убит Горуханов, чтобы клуб стал вашим!
– Боюсь огорчить тебя, Паша, но твоя болезнь стремительно прогрессирует, – с сожалением развела врач руками. – И мне придется принять меры…
– Спецблок? Старый корпус? – обреченно посмотрел на нее Торопов.
Увы, но у него не было никаких шансов переиграть Эльвиру Тимофеевну. Он в смирительной рубашке, к тому же на положении штатного пациента, а за ней целая система и санитары, готовые ради нее мать родную превратить в тыкву. Первый укол ему могут сделать прямо сейчас, и этого будет вполне достаточно, чтобы он потерял ориентацию в действительности. А там его сориентируют на овощную грядку.
– Кто тебе про спецблок сказал, Паша? Дудник? Нашел кому верить, – пренебрежительно усмехнулась Архипова.
– А вот поверил! Он сказал, что мне лекарства с ужином дают. А разве не так было?
– Нет никакого спецблока, – пропустив его реплику мимо ушей, покачала головой Эльвира Тимофеевна. – И в старом корпусе у нас амбулатория и дневной стационар…
– А на складе у вас что?
– На каком складе?
– На вещевом!.. Клоун у вас там живет. Который в Горуханова стрелял.
– Не было никакого Горуханова, – Архипова посмотрела на Торопова с грустью врача, отчаявшегося в своем стремлении вылечить пациента. – И клоуна не было. Увы, но мы вернулись к тому, с чего начали…
– Да, но есть нюанс. – Павел чувствовал себя червяком, тщетно пытающимся слезть с рыболовного крючка. – Я позвонил кое-кому, рассказал, кто убил Горуханова. Так что меня будут искать…
– Никто тебя не будет искать, – ничуть не встревожилась Эльвира Тимофеевна. – И никому ты не нужен… Прощай, Павел Евгеньевич, боюсь, что мы больше с тобой не увидимся.
Она достала из стола одноразовый шприц, распечатала его, вскрыла средних размеров ампулу с какой-то прозрачной жидкостью, сунула в нее иголку…
– Извини, но ты сам во всем виноват, – с неубедительным сочувствием сказала она, стравливая из шприца воздух.
Укол она сделала через одежду в плечо, и очень скоро Павел почувствовал, что проваливается в пропасть, откуда навстречу ему, казалось, поднимались тугие и плотные завихрения холодного воздуха…
Часть третья
1
Пылесос гудел негромко, но назойливо. Но не в звуке была заключена опасность, а в силе тяжести, которую он создавал. Павлу нравилось парить в черной бездне среди звезд, над голубым шаром, что был закутан в пелену из белого влажного дыма; но проклятый пылесос стащил его с орбиты к большому континенту, испещренному горами, морями и реками, искупал в облаках, в свободном падении заставил парить над Москвой, навесил над коробками домов. Сквозь монотонное гудение он услышал вой милицейской сирены, визг автомобильной сигнализации, крик матери, зовущей своего ребенка, лай собаки, мелодичную трель мобильника. Но эти звуки лишь на мгновение заполнили его слух, после чего послышался звон выбитого стекла и треск рамы в окне, через которое он втянулся в маленькую уютную комнатку, после чего улегся на кровати, головой уткнувшись в подушку…
Открыв глаза, Павел увидел Машу. Она стояла к нему спиной и сосредоточенно водила щеткой пылесоса по ковровому покрытию комнаты. Волосы собраны на затылке в пучок, розовый спортивный костюм из шелковистого велюра, пушистые тапочки на босую ногу…
– Что это на тебя нашло? – удивленно спросил Торопов.
Маша на мгновение замерла, услышав его голос, ногой ловко нажала на кнопку пылесоса, отключая его, и только потом повернулась к Павлу.
Это была не Маша. Чужая. Из сумерек сознания на него смотрела Дарья Павловна.
– А где короткая юбка и декольте? – спросил Торопов и туманно улыбнулся.
Изобразив глазами недоумение, Дарья Павловна уставилась на гостя.
– В прошлый раз вы ко мне в короткой юбке приходили.
– Я не ношу короткие юбки, – с ироничной насмешкой сказала женщина.
– А зря. У вас очень красивые ноги.
– Это комплимент или нездоровая фантазия?
– Нет, это комплимент и вполне здоровая фантазия. Вы же в спортивном костюме, с пылесосом, квартира в Москве. Где-то в районе Алтуфьевского шоссе, если я не ошибаюсь?..
– Не ошибаетесь, – не без удивления посмотрела на него женщина.
– Я видел, куда падал.
– Откуда вы падали?
– С Луны, – засмеялся Торопов. – Вы думаете, я сошел с ума? Нет, это Эльвира Тимофеевна свела меня с ума. Кто-то сводит мужчин с ума своей красотой, кто-то лекарствами, у каждого свой способ, только последствия разные. Я не знаю, чем она меня обколола, но я рад, что мне явились вы. Приятно видеть ваше мимолетное видение…
– Я не видение, – покачала она головой. – Я настоящая.
– Хотелось бы верить, но не получается. Эльвира Тимофеевна запудрила мне мозги, и я уже ничему не верю…
– А своим ощущениям верите?
Дарья Павловна подошла к Павлу, села на краешек кровати, взяла его за руку. Ладонь у нее нежная, теплая. Живая. Реальная. И пахнет от нее хорошо. Тонкий аромат дорогих духов, волнующий запах свежевымытых волос.
