— в сексуальное влечение к ней. Так и тянуло, погладить гладкое, покрытое золотистым загаром, колено, но я взял себя в руки.
— Ну что? — поинтересовалась девушка, — полегчало? Тогда приступаем…
— Мира… хочу тебе официально заявить. Я отказываюсь!
— В смысле?
— Отказываюсь от своего согласия. Не хочу я быть… кем там у вас… Наблюдателем! Вот.
— Ты чё, совсем? — по лицу девушки было видно, что она поражена до глубины души. — Я тебя рекомендовала… ты меня кем выставляешь? Никита, не будь мудаком!
— Вот, я и не хочу им быть.
— Блин, юноша, не испытывай мое терпение! Делай, что сказано!
— А то что? — продолжал дерзить я, — бить будете, тетенька? Сироту обидите, грех на душу возьмете?
Она всплеснула руками.
— Да что на тебя нашло?
— Ничего! Во-первых, извинись за вчерашнее!
— За что? — она растерянно хлопала глазами, — за тех мужиков?
— Мужики не вчерашнее. И пусть они останутся на твоей совести, или что там у тебя вместо нее. За гендерное и моральное насилие!
— Блять, ну ты и сказанул… медвежонок, я и так хотела извиниться… но, ты же сам меня довел… мне неловко…
— Ну, так извиняйся!
— Прости меня, Никитосик, я не хотела…
— Маловато будет! — я уже поймал кураж. — Обещай, что впредь, никогда, этого не повторится.
Она вздохнула.
— Обещаю!
— Маловато!
— Что еще?
— Сделай мне минет.
— Ах ты гад… — вспыхнула она и мгновенно погасла. — Хорошо, как скажешь… — и потянулась к моим трусам.
Я оттолкнул её руки, не ожидал такого продолжения.
— Что? — удивилась она.
— Я же пошутил!
— Нет уж, самоуничижаться, так до конца… быстро в душ!
Надо ли вам рассказывать, дети, что дважды меня упрашивать не пришлось.
Когда я вернулся в зал, она уже голая сидела на диване, поджав под себя ноги. Поманила, я подошел вплотную. Мира деловито закусив губку, взвесила на ладони быстро твердеющий член, её лицо приобрело умильное выражение.
— Сладенький… — она тронула его приоткрытыми губами, причмокнула, — хочу…
Описывать то, что было потом не имеет смысла, но я опишу. Ощущения нарастали, потом спадали… она умело вела игру, знала когда ускорить темп, когда сбросить. Я судорожно гладил ее черный затылок с белой строчкой пробора, подцеплял рукой, качающиеся грудки. В нетерпении ожидая, что вот-вот… Вдруг бедра пронзило сладкой болью. Горячая струя исторглась из меня. Ноги подкосились, я еле устоял. Было стыдно и счастливо. Она на миг замерла, потом продолжила с новой силой, пока я не перестал содрогаться от мучительного наслаждения. Подняла вверх глаза и убедившись, что все как надо, отпустила меня и убежала в ванную.
Когда она вернулась из ванной, умытая, тщательно причесанная и, кажется, почистившая зубы, я сидел за столом и жрал тушенку. Холодную, прямо из холодильника. Без хлеба.
— Прощена? — поинтересовалась она.
— М-м-у, — ответил я, и прожевав, подтвердил, — Все ништяк, и ты меня прости… я пока не могу справиться с ревностью… и мне кажется, я в тебя влюбился… поэтому вот так… веду себя как последний болван.
— Божечки… — Мира обхватила лицо ладонями, — идиотка… что за дурь со мной такая приключается опять?.. Слушай, нам работать вместе. Давай, попробуем не обращать на это внимание? И пожалуйста, Никита… не веди себя, как школьник, который дергает понравившуюся девчонку за косичку. Я не девчонка и психика у меня напрочь подорванная… что проявляется в неконтролируемых вспышках ярости и импульсивной склонности к насилию, так что не провоцируй лишний раз, не создавай ситуации, о которых мы оба можем пожалеть.
***
На журнальном столике передо мной, лежали вещи, которые Мира выложила из злополучной сумки. Вещей было три: ноутбук, тонкий черный браслет и черный же шар, размером с теннисный мяч.
— Ну что, готов? — поинтересовалась Мира.
— Смотря к чему, — отозвался я, — к сексу уже опять готов, к остальному — не знаю.
— Никита, хватит уже твоих шуточек! — девушка взяла со столика браслет и протянула мне:
— Быстренько надел на левую лапку!
— Зачем? Что это? — но браслет взял. Он был легкий, с гладкой поверхностью из какого-то непонятного материала. Во всяком случае, не из металла, так как был теплый на ощупь. — А бусики к нему не прилагаются или сережки? Давай, все сразу надену. Давно мечтал походить на папуаса.
В ответ Мира сверкнула глазами максимально свирепо. Сообразив, что дальнейшее фиглярство чревато её импульсивной склонностью к насилию, я быстренько просунул левую ладонь в черное кольцо. Браслет был явно великоват и свободно болтался на запястье.
— И что мне вот так ходить? Меня за кого примут? За Джо — черную руку?
— Это пока, — успокоила Мира, — скоро он подгонится по размеру и станет практически невидимым! Теперь бери в ту же руку шар и ложись поудобней. Смелее, смелее!
Шар был словно из черного обсидиана. Его поверхность просвечивала на доли миллиметра и там чуть заметно мерцали серебристые искры.
— Так! — продолжала командовать Мира, — Голову клади на подушку. Ну двигайся, двигайся… разлегся… мне сесть надо.
Она устроилась рядом, положила мой кулак, с зажатым в ней шаром, себе на колени и, прикрыв сверху ладонью, замерла. Несколько секунд ничего не происходило, затем пальцы почувствовали исходящее от шара тепло. Послышался треск, похожий на звук разрываемой газеты, и я внезапно очутился в кромешной темноте… перед глазами поплыли круги.
Белая вспышка заставила зажмуриться. Когда, спустя несколько секунд, я осторожно приоткрыл глаза, то обнаружил себя на мягком кресле, в маленькой, едва освещенной комнате — стены в полумраке были почти не видны. Напротив, стояло еще одно кресло — пустое. Я приподнялся, озираясь. Спинка кресла последовала за моей спиной, но обратно уже не пускала. Кроме двух кресел никакой другой мебели в комнате не имелось. Откуда шел свет, тоже непонятно. Босые ноги ощущали что-то, похожее на густой мягкий ковер. Я наклонился, потрогал рукой — действительно напоминает ворс ковра. Кажется, стены тоже им покрыты. Встать и проверить, я не успел: внезапно в стене напротив, вспыхнул белый прямоугольник — открылась дверь извне. Свет уменьшился, в проеме возник темный силуэт. Шагнул в комнату и светлый прямоугольник за ним тут же пропал, как и не было. Человек (а может и не человек вовсе) молча подошел к креслу и сел. Я почувствовал некоторое разочарование — Наставник выглядел совершенно заурядно. Можно даже сказать: серо. Похож на нашего институтского вахтера. На него взглянешь, отвернешься и тут же забудешь, как выглядит.
— Здравствуй Наблюдатель, — таким же бесцветным голосом, без всякого выражения молвил вошедший.
— Здравствуйте э-э…
— Вижу тебя не впечатлила моя внешность. Я мог бы предстать в образе Гендальфа или Дарт Вейдера… Да хоть Огненным шаром. Но это лишь
