25 августа Корнилов двинул на Петроград 3-й конный корпус под командованием генерала Крымова, объявив, что он намерен спасти Родину. В ответ на военное выступление большевицкие провокаторы и недобитки попытались сформировать отряды „красной гвардии“, однако, лишенные как центрального руководства, так и поддержки народных масс, не смогли ничего противопоставить железной дисциплине и твердой воле воинов Отечества».
Вот оно! Этот сценарий вчера и представлялся ему так ясно, когда…
А может быть, просто кто-то подшутил? Серега взглянул на обложку: тот же самый 1938 год издания, Москва… нет, непохоже, чтобы шутка. Книга явно старая, такую на раз не изготовишь. Вот только название несколько иное… «Краткий курс истории ВПД(к)».
— Простите… — он обратился к соседу справа, хмурому мужчине, — вам знакома эта книга.
Тот присмотрелся к обложке, с удивлением и недоверием взглянул на Серегу, хмуро бросил ему в ответ:
— Ну, слышал.
— А что такое ВПД(к)?
— Слушай, ты чего привязался, а? — неожиданно агрессивно ответил мужик.
— Да нет, я уточнить хотел…
— А то ты сам не знаешь, а? За такие разговорчики знаешь, что бывает?
— Да ничего уже не бывает, — вступилась миловидная женщина слева, — может, товарищ иностранец, интересуется вот. Или, может, амнезия у него, такие случаи по телевизору показывали, в одном кино мексиканском. Нормальный вроде, а ничего не помнит.
— Я смотрю, вы тут все с Лубянкой познакомиться хотите, — буркнул мужик и заторопился к выходу.
— Ну что так бояться, как будто на дворе тридцатые, честное слово! — словно бы обиделась на него дама, — я объясню, что тут трудного? ВПД(к) — это старое название ППЕС. Где-то во время войны поменяли, или сразу после, я не помню точно.
— Чего? — только и смог ответить Серега.
— Ну как! Раньше было Всероссийское Патриотическое Движение (корниловцев). Это еще с революции так пошло. А потом назвали Патриотическая Партия Евразийского Союза. Все очень просто.
— Ага! — навис над дамой волосатый немытый парень, — и долой шестую статью Конституции! Долой руководящую и направляющую!
В этом прозвучало что-то родное и знакомое, только… только причем здесь тогда она, шестая и направляющая?
Дама ничего не ответила, а Серега просто уткнулся в чудодейственную свою книгу в поисках хоть какой-то подсказки:
«Насмерть перепуганные эсеро-меньшевистские лидеры, в том числе Керенский, искали в эти дни защиты у корниловцев, ибо они убедились, что единственная реальная сила в столице, способная разбить большевиков, — это корниловцы.
В результате всех этих мер большевизм был разгромлен… Разгром ульяновского мятежа показал, что патриотическое движение выросло в решающую силу революции, способную отразить любые покушения на российскую государственность. Корниловцы еще не сформировали правящей партии, но они действовали в дни ульяновщины, как настоящая правящая сила, ибо их указания выполнялись благонамеренными гражданами без колебаний…
Борьба с ульяновщиной покончила с поднявшими было голову советами, освободила здоровые элементы центристов из плена соглашательской политики, вывела их на широкую дорогу борьбы за народное счастье и повернула их в сторону патриотически настроенного офицерства. Справедливый смертный приговор за измену, вынесенный военно-полевым трибуналом лидерам большевицкого мятежа 3 сентября…»
— Что, сынок, к семинару готовишься?
Ласковый голос старика, сидевшего прямо перед ним, заставил его оторваться от чтения. Морщинистое волевое лицо, теплый взгляд… Кажется, он только что вошел, не слышал приставаний Сереги насчет всех этих загадочных партий.
— Да, к семинару, — ответил он, — к коллоквиуму, если точнее.
В самом деле, он же поехал на коллоквиум… только теперь не вполне понятно, по какому, собственно, предмету.
— Учи, учи как следует. Мы же всю жизнь с этим, всю войну прошли. Я вот от Курска и до Будапешта, в танке два раза горел. И все с верой, в народ наш, в партию, в корниловские идеалы. Теперь-то у многих молодых ничего святого, а ты, я смотрю…
— А к коммунистам… К коммунистам вы как, дедушка, относитесь? — с замиранием сердца спросил его Серега.
— А как к ним относиться-то? Я уж, сынок, свое с ними отвоевал. Знаешь, чай, Дроздовскую гвардейскую бронетанковую дивизию? Вот я в ней с самого Курска бил этих коммуняк в хвост и гриву, тельмановцев, оккупантов проклятых… Такой у нас с ними разговор был, короткий. Тельманюгенд еще, мальчишки эти, под конец войны с фауст-патронами нас жгли, так их жалели, по морде съездим раза, да и домой отпустим. Ну, а если уж из ротфронтовской дивизии, мы вот под Балатоном как раз с «Мертвой головой» схлестнулись — таких пленных сразу в расход. Там меня, под Балатоном, и задело, когда «пантера» ихняя тридцатьчетверке моей в борт…
— Тельмановцы — это немцы? — перебил его Серега, — с ними воевали?
— А то сам не знаешь! — усмехнулся дед, — ну я знаю, конечно, немцы они тоже разные бывают. Тельманы, как говорится, уходят и приходят, а немецкий народ остается. Помню, была у меня там одна… Впрочем, это к делу не относится, — посуровел он.
— А что Гитлер? — с недоумением переспросил Серега.
— И чему вас только учат! — заскрипел дед, — будто не знаешь сам! Как победили коммунисты на выборах в рейхстаг, стал Тельман канцлером, так товарища Гитлера и в тюрьму. Замучали там его, в Бухенвальде, что ли, уж не помню. И других многих, Рема там, Гесса… соратников-то наших по борьбе, германских патриотов, борцов за народное счастье. И наших-то сколько пожгли, повешали, в сорок первом — сорок втором, оккупанты… Ну ничего, отомстили мы за них. Вот вы и живете теперь.
— Спасибо, дедушка, — автоматом ответил Серега. Ветеранов он уважал, хотя и не очень теперь понимал, что это за такой ветеран и на какой, собственно, войне он побывал.
«Следующая станция — Университет» — возгласил механический женский голос, и пора было выходить.
Уже на платформе достал он свой паспорт, что всегда лежал в кармане, чтобы проверить одну деталь… паспорт был какой-то чужой, иностранный, темно-синий «паспорт гражданина Союза Свободных Республик Евразии». И фотография была его, и даты рождения, и прописка… стоп. Прописка тоже была его, только значилась там вместе площади Э. Тельмана — «площадь А. Гитлера».
В это трудно было поверить, но поверить во что-то иное было еще труднее. Он попал в параллельный мир, как в фантастике. Чего загадал, то и случилось. Ах, звездочка-звездочка… Выполнила ты просьбу Сереги. Вроде и осталось все, как есть, а один эпизод поменялся. И все ниточки, что от него тянулись — тоже поменялись. Тельман, Гитлер… странно. Впрочем, не это главное.
Вот есть ли в этом мире Иришка?!
Если нет… Если нет, ну что же, так даже лучше. Все равно расстались они в своем мире вчера, и, конечно же, насовсем расстались — не может быть подлинной дружбы при такой кардинальной разнице во взглядах.
А вот если есть… Тогда, наверное, в этом мире она понимает все, и не нужно ей ничего объяснять про злодейства коммунистов, потому как коммунисты в этом мире — оккупанты, как в нашем фашисты. Их разбили деды под Берлином. И этот мир, наверное, намного счастливее и удачнее того, где все еще существует Советский Союз. А что Гитлеру в этом мире памятник поставили — так это ничего, он же в этом мире ничего, в общем-то, не сделал. Ну, покричал, пошумел, а потом его все одно в расход пустили. Не стоило бы, конечно, памятник, ну да ничего.
Вот только есть ли в этом мире Иришка?
Серега шел от метро к Университету и смотрел на мир широко раскрытыми глазами. Мир был новый, чужой, но… такой же самый. Такие же машины и прохожие на перекрестке, такой же сверкающий снег и синее небо. Такая же чугунная ограда, такие же яблони выстроились вдоль нее. И круглое здание цирка, и университетская высотка…
Почему, почему? Ведь это же все возникло после 1917 года, оно должно быть в этом мире другим… А, собственно, почему другим? В любом большом городе будет и цирк, и университет, и метро, и люди, которые их строили, окажутся теми же самыми, какая бы власть ни была на дворе. Вот названия станций иные, и то не все, а сами станции — там же, где и в советской Москве, ведь карта никак не изменилась.
А главное, не изменились люди. Наверное, этот мир куда более спокойный, процветающий, в нем не было ГУЛАГ’а, но в нем тоже была страшная война России с Германией, на сей раз коммунистической. А что, в самом деле! Тогда на выборах в затылок нацистам дышали коммунисты, и если бы не директива Коминтерна бороться на два фронта, и с фашистами, и с социалистами, могли и коммунисты к власти придти. Ничего удивительного. А что немцы хорошо воевать умеют, и что их Версальский договор сильно обозлил, так это при любой власти не меняется.
