говорит ей: “Старайся постоять за себя!”
– Хм-м, а ведь и верно. Жаль Ясю: мало ей проблем с Федькой-идиотом, еще ищи теперь новую прислугу. – Его ручка снова замирает над бумагой, раздумывая над следующим словом.
– Уборщицу. Лиза не прислуга. Уборщица.
– Да-да, конечно-конечно. У тебя достоинство. А ты хоть понимаешь, почему ты работу получила? – Владимир Сергеевич с силой отодвигается от стола. – Понимаешь, что Яська тебя пожалела? Уперлась: “Давай возьмем! Хорошая ведь девочка, старательная! Такая же, как Феденька. Ну кто ее еще возьмет?” Сил не было слушать ее нытье! Согласился, только отстань. И посмотри, как ты с ней поступила! Как отблагодарила за доброту! А я так и знал, что с тобой будут проблемы! Таким, как вы с Федькой, вообще не место среди нормальных людей. Вас надо с рождения в клиниках держать, для вашей же собственной безопасности!
Лиза стоит и слушает звон своих браслетов; он звучит все громче.
– И для вашей заодно, да? – еле слышно говорит она.
Владимир Сергеевич вдруг вскакивает. Его лицо покрывается противными багровыми пятнами:
– Да если бы не Яськино упорство, дурацкая эта упертость, я бы давно Федьку в спецучреждение спровадил, а то на нее уже без слез не взглянешь, совсем себя запустила: “Федечка, Федечка!” А Федечка мало того что идиот, с которого нельзя глаз спускать ни днем ни ночью, так еще и орет постоянно, а кому понравится такой аттракцион? “Больной ребенок профессора Дервиента!” “А отчего вы, профессор, сыну не поможете?” Приходится отбрехиваться: “Этика врачебная запрещает. Его наблюдают лучшие специалисты.” Я же не могу клиентам объяснять каждый раз, что его лечить бесполезно! Что это просто генетический мусор! Что бы там она себе ни думала, ему совершенно все равно, где находиться: дома с мамочкой или в больничке. А потом бы – бац, и госпитальная инфекция какая-нибудь. И Яська вся горюет, а я бы ее утешил – собачку бы ей завел. Сейчас нельзя собачку, Федька ей голову открутит и сам же орать будет. А не стало бы Федьки, можно было бы и собачку. Но теперь ни собачки, ни прислуги, потому что прислуга сошла с ума окончательно. Городит всякую ерунду, полицию зовет. Чтоб ты знала, бывали и поздоровее люди – репутацию мою очернить пытались, клиентов меня пытались лишить. И знаешь что?
– Что? – немедленно отзывается Лиза, каменея внутри.
– А то, что ничего путного из этих попыток никогда не выходило, – хохочет Владимир Сергеевич, сжимая и разжимая кулаки в карманах брюк. – А правдолюбы эти бесстрашные отправлялись туда, куда им и дорога.
– А куда им дорога? – заинтересованно спрашивает Лиза.
– Туда же, куда всем этим зайцам! Всем этим сладким зайчикам со спастикой! Туда же, куда и тебе! На Банную гору вам всем дорога! В оградки с крестами! – вдруг кричит Владимир Сергеевич. – Я, такие как мы, мы медведи – понимаешь? Мы – тьфу, какая пошлость, но лучше не скажешь! – мы санитары леса! И выживают в этом лесу только сильные зайцы! Зайцы-бойцы! Они вырастают и становятся нашими соратниками-медведями, становятся бок о бок с нами! А остальным не место в нормальном обществе, поняла? Тебе не место! И Федьке тоже, чтоб ты не подумала, что я лично против тебя что-то имею. И вы оба очень скоро отправитесь, куда и положено.
– То есть на Банную гору? – уточняет Лиза.
– Например, на Банную гору, – серовато соглашается Владимир Сергеевич, внезапно усевшись и уже дописывая что-то.
– А каким образом Лиза с Федечкой туда отправятся, если не хотят? – настойчиво спрашивает Лиза.
– А совершенно неважно, чего хотят Лиза с Федечкой! Важно, чего хочу я и чего хотят другие нормальные люди. – Владимир Сергеевич снова отвлекается от записей. – И когда мы скажем, что ваше место – в психушке, кто посмеет нам возразить? Кто скажет слово против?
– Вещи! Они всегда будут на Лизиной стороне!
– Послушай, что ты несешь, Лиза. – Владимир Сергеевич трет лоб, смешно шевелит нижней челюстью – влево-вправо, влево-вправо. – “Вещи нам помогут!” Они что, устроят акцию протеста? Подпишут петицию? Выступят в суде? Это же бред, Лиза.
– В суде – выступят, – вдруг говорит Лиза, стараясь придать голосу больше уверенности.
– Положим, они бы могли, – вдруг соглашается Владимир Сергеевич. – Но ты, умница, их отмыла, отчистила, а самые важные вообще выбросила, так что оставшимся больше нечего сказать. Они преспокойненько соврут, и делу край.
– Но вещи – не люди, они не умеют врать, – зачем-то говорит Лиза, хотя уже все понятно.
– Вот в этом твоя ошибка! Не сори противопоставлениями, это глупо. Люди – суть такие же вещи, детка. И врут все, все! Я бы тебе прямо сейчас доказал… Но прости, не сегодня, мне еще к приему подготовиться надо: сегодня такой заяц придет – закачаешься. – Владимир Сергеевич на секунду прикрывает глаза, но тут же встряхивается. – А теперь я преподам тебе небольшой урок. Назовем его “Твое слово против моего”. Ход банальный – как-то сейчас не приходит в голову ничего оригинального, понимаешь ли, – но обещаю, тебя он впечатлит.
Владимир Сергеевич аккуратно навинчивает на ручку колпачок и укладывает ее строго параллельно своим бумагам. Эти приготовления отчего-то тревожат Лизу.
– Готова? – спрашивает он и, не дожидаясь ответа, решительно встает, стремительно выходит из-за стола, распахивает дверь и вдруг кричит:
– Лиза, что вы себе позволяете?!
Подойдя к Лизе вплотную, он дергает за ворот ее платья – так, что расстегиваются обе пуговки. Лиза отшатывается, но Владимир Сергеевич настигает ее в один шаг и вопит прямо ей в ухо:
– Как вам только не стыдно! Яся, поди сюда! Яся!
Лиза зажимает уши ладонями.
Яся появляется немедленно.
– Вот, полюбуйся! Вошла без спросу в кабинет, я работал. Начала раздеваться, предлагала себя… О господи, Лиза. Мы что, мало вам платим?
Она не отрываясь смотрит на Ясин подбородок, который вдруг начинает дрожать:
– Лиза, девочка… Я что, обидела тебя чем-то? Зачем ты так, Лизуш?!
Как кино, все как в кино.
Ее вдруг охватывает почти невыносимое, совершенно непристойное возбуждение – очень некстати, совершенно неожиданно.
Действительно хороший урок, захватывающий.
Стараясь не слушать, поверх паники Лиза наблюдает за Владимиром Сергеевичем.
Вот он хорошо знакомым движением встряхивается, оправляет на себе одежду, застегивает верхнюю пуговицу рубашки, подтягивает узел галстука.
Вот подходит к жене и хлопает ее по плечу.
Как Яся это терпит?
– Яся, милая, не о чем тут говорить! Я тебя предупреждал: психика лабильная, такие люди постоянно на препаратах, невозможно предугадать, что они могут вытворить.
Лиза понимает, что возражать бесполезно, нужно быстро уйти. Но любопытство сильней паники. Владимир Сергеевич, оказывается, умелый режиссер, и Лизе страшно любопытно, что же будет дальше. Как же невовремя! Адреналин плещет в глаза, вот-вот захлестнет с головой – и тогда станет сложно не то что идти, а и говорить, и дышать.
Лиза зеркальным жестом встряхивается, торопливо застегивает верхнюю
