Рене неторопливо глотал устрицы и запивал их пивом. Когда он выжимал в очередную раковину лимонный сок, нежные края моллюска съеживались. Сочная масса еще живого тела, заполняя рот, ощутимо отдавала морем и чем-то еще: легким и трудноуловимым, знакомым и забытым, как желания розового детства. Светлое пиво было чудесным, во всяком случае, оно было для Рене привычным и нравилось куда больше, чем прославленное, но тяжеловатое датское пиво. А может быть, все дело было в том, что Париж нравился Рене больше, чем Копенгаген?
Рене несколько раз рассеянно, как его и наставлял дядя Майкл, оглядел кафе, ненадолго фиксируя взгляд на посетителях-одиночках. Но никто не попытался перехватить его взгляд, никто не проявил заинтересованности по отношению к его персоне. Судя по всему, человека, к которому он пришел на встречу, в кафе еще не было, а может быть, он был тут, но по каким-то неизвестным журналисту причинам пока не объявлялся.
- Еще пива, мсье?
Рене взглянул на гарсона, который стоял в спокойной, но предупредительной позе.
- Я слышал, вас называют мсье Пьером?
- Просто Пьером. - Гарсон слегка поклонился. - Лиц моей профессии называют по имени независимо от возраста, мсье.
- Откройте мне тайну, Пьер. Как вы догадались, что я приезжий?
Гарсон на секунду задумался, слегка склонив голову набок и приподняв брови, отчего его высокий лоб собрался мелкими морщинами.
- Множество мелочей и ничего конкретного. Легкий акцент, штрихи одежды и прически, манера двигаться и сидеть... Право, догадаться гораздо проще, чем объяснить, как это делается. - Словно извиняясь, Пьер подарил журналисту свою симпатичную грустноватую улыбку. - Например, редкий француз завтракает без сыра. Могу, кстати, порекомендовать отличный камамбер, деревенский.
- Что ж, принесите камамбера, а заодно и еще кружку светлого, неизвестно, сколько времени ему придется проторчать в этом кафе. Гарсон хотел отойти, но журналист взглядом удержал его. - Значит, вы решили, что я не только не парижанин, но и не француз?
- Нет, мсье. У вас не французская артикуляция, хотя в чертах лица и есть нечто галльское.
Хойл заулыбался.
- Верно! Моя мать была француженкой. Знаете, Пьер, с такими способностями вы могли бы подыскать себе более интересное и доходное занятие.
Гарсон в знак согласия склонил седеющую голову.
- Вы правы, мсье. Но мое нынешнее занятие - временное. Я собираюсь открыть собственное заведение и работаю здесь для практики, чтобы изучить будущее дело, так сказать, изнутри.
- О! Так вы богатый человек?
Интеллигентное лицо гарсона погрустнело.
- Увы! Мой капитал более чем скромен - это лишь сбережения, накопленные за тридцать лет безупречной службы. Недавно я получил очень интересное предложение: хороший район, недурное помещение, постоянная клиентура. Пьер заглянул журналисту в глаза и доверительно понизил голос: - Не хватило каких-то несчастных десяти тысяч франков.
- Обидно! - не сразу ответил Хойл, последняя фраза заставила его насторожиться.
- Обидно, мсье. Когда тебе подставляет ножку случай, всегда обидно. Простите, мсье, но я должен отлучиться.
Итак, корректный гарсон неожиданно и довольно грубовато намекнул, что нуждается в десяти тысячах франков. Как понять это? Выложив эту информацию, гарсон удалился и дал возможность Рене осмыслить и оценить ситуацию. Может быть, симпатичный Пьер и есть то самое лицо, ради которого Рене явился в это кафе? Почему же тогда гарсон действует инкогнито? Вовсе не исключено, что это происки, а то и прямая провокация каких-то третьих лиц, заинтересованных в деле Грейвса и компрометации Хойла. Надо быть настороже!
- Пиво и сыр, мсье. Салат чуточку опаздывает, - подавая заказ, гарсон добавил, понизив голос: - Вам поклон и наилучшие пожелания от дядюшки Майкла.
Это был пароль. По мнению Рене, он был слишком прост, но, когда он рискнул вслух высказать свое мнение, Смит рассердился и сказал, что это лишь в детективных романах агенты имеют возможность обмениваться условными репликами в духе шекспировских комедий. На деле все гораздо проще и надежнее: и времени бывает в обрез, и никому не интересно расхлебывать двусмысленную ситуацию, которая может сложиться из-за того, что кто-то в спешке или из-за волнения перепутал слово или фразу. Это был пароль, но на всякий случай Рене решил подстраховаться.
- Майкла? Какого Майкла?
- Ваша осторожность похвальна, мсье Хойл, но у меня была возможность познакомиться с вашей фотографией. И я сразу узнал вас.
- Что же вы тянули столько времени?
- В таких делах нельзя спешить, надо было убедиться, что вы - это вы. Попробуйте камамбер, мсье, он действительно превосходен, а наш разговор будет выглядеть более естественно. К тому же по ту сторону улицы стояла машина, и я имел все основания полагать, что оттуда ведется подслушивание нашего разговора. Современная аппаратура позволяет делать это просто и незаметно.
Рене покосился в сторону улицы. Кажется, там действительно стоял лимузин бежевого цвета, но теперь его не было.
- Где же машина теперь?
Гарсон улыбнулся, его симпатичная улыбка, не потеряв грустинки, приобрела и некоторое лукавство.
- До выхода на пенсию я служил в полиции, мсье, и сохранил множество старых и полезных связей.
- О, теперь мне многое становится ясным!
Рене отпил пива, отведал сыра и похвалил его.
- Я не случайно рекомендовал его, мсье. - Гарсон поклонился и спросил: - Вам известно, что за вами установлена слежка?
Рене удивленно взглянул на него:
- Нет!
- Не надо лишних эмоций, мсье Хойл. За вами следят, это мне известно совершенно точно. И можете гордиться - у вас сразу два хвоста.
- Но я ничего не замечал.
- Вы неопытны. Один из ваших провожатых неприметен, а другой весьма характерен - плотный, рыжий, голубоглазый, говорит с английским акцентом.
Плотный, рыжий и голубоглазый! Скорее всего это был тот самый тип, который, как клещ, вцепился в Рене, когда он занимался Серлином. Но тогда журналист легко обнаружил его слежку, а теперь этот соглядатай ухитрился оставаться незамеченным. Тут было над чем подумать, но гарсон не оставил ему такой возможности.
- Мне удалось установить банк, который финансировал интересующее вас лицо. Это было нелегко и обошлось недешево.
- Десять тысяч франков?
Гарсон мягко улыбнулся:
- В эту сумму включен и мой гонорар, мсье Хойл. Десять тысяч и ни сантимом меньше.
- Десять тысяч!
- Именно так. Десять тысяч и ни сантима меньше. Обдумайте мое предложение, а я принесу ваш салат. Извините, мсье.
Собственно, обдумывать было нечего, Рене знал, какое значение придавал Смит установлению банка, а мнение дяди Майкла было для него безусловно авторитетным. Рене заплатил бы и втрое больше, но вся беда в том, что без санкции Аттенборо он не мог выплатить такую сумму. Все это журналист и выложил гарсону, когда тот принес картофельный салат.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
