Мужчина был сед, мужчина был стар, и борода его серебрилась первым снегом, водопадом ниспадая до самого пояса. Но лицо его — лицо не пастыря, а охотника — всё ещё сохраняло былую твёрдость черт, и взгляд темных глаз не потерял ни холода, ни…хищности.
Такой взгляд я видела лишь однажды, у пойманного во время осенней охоты волка. Старого, матерого хищника, внезапно растерявшего свое везения, но сохранившего жизнь.
Пойманный отцом, две недели просидел он на цепи, отказываясь от воды и еды, а потом издох, растянувшись всем исхудавшим телом на прелой соломе.
Элоиза расстроилась, внезапно лишившись только приобретенной игрушки — ей нравилось дразнить остервенело скалящегося зверя, яростно хватавшего желтыми зубами длинную палку, а я… не могла выдерживать его взгляд. Тяжелый, невыносимый взгляд, которым он провожал пленивших его людей. Ничего не выражающий взгляд существа, знающего, что такое кровь, и верящего, что однажды вновь ощутит его на своих губах.
Я бежала от него, даже после гибели зверя избегая угла, где он встретил смерть. Я молила богиню никогда больше не видеть этих прозрачных презрительных глаз, чтобы как на лезвие налететь на него в розоватых лучах утреннего солнца… Он не видел меня, а я не могла отвести глаз от этого морщинистого лица и едва различимых глаз хищника. Он был похож на волка. Он был совсем другим — ведь его цепь уже съедена ржой…
Не знаю отчего, но мои слова пришлись по душе лордам.
— Да, взгляд волчий. — Невесть почему захохотал взбодрившийся Светоч, крепко сжимая в руке мою ладонь.
Не стал молчать и Зак, осторожно протирающий желтые глаза собственной белоснежной манжетой. — Не волк, а шавка. Волк у него хозяин. — Фыркнул он. — В худших смыслах этого символа.
Я растеряно нахмурилась, а Светоч пояснил, в который раз за эти дни, без труда почувствовав моё смятение:
— Волк — один из самых многогранных и противоречивых образов в мировой истории. Волк — это дух умершего, помощник, заступник. Волк — скорость, ярость, мощь. Но одновременно с этим волк отожествляется со злом, жестокостью, хитростью и, что добавляет твоим словам особый шарм, ересью и врагом всех людей…
— Хорошенький каламбур для нашего бородатого друга. — Весело заявил рыжий лорд, сдувая рыжие пряди с лица.
— И волк был покровителем нашего рода? — Нахмурилась я, теребя кружевные отвороты перчаток.
— Не думаю. — Покачал головой беловолосый лорд, забирая факел, чтобы лучше осветить свирепого хищника. — Посмотри на него. Заметь, что зверь хтонический, трехглавый — явный указатель на то, что он посвящен богу войны. В этом прочтении он покровитель воинов, дарующий свирепость и бесстрашие, обещающий победу… Ваш замок стоит на самой границе, и этот красавец должен стеречь подземелья и придавать храбрости его защитникам. А вот меч в его лапе и в самом деле, заслуживает некоторого внимания. Обычно они служили указателями к выходу…или тайникам…
— Тайникам? — Встрепенулась я, поправляя пуховую шаль. Где-то наверху зеленела листва, шепчась с тёплым, по-весеннему нежным ветром. Сияло солнце, согревая влажную землю и камни твердыни. Но здесь, в широком, пыльном коридоре, гуляли сырые сквозняки и холод, не замечаемые графами, но столь ощутимые для меня.
— И они, — кивнул Светоч, продолжая осматривать нашу находку, потеснив послушно отошедшего назад Зака.
— А ещё алтари, темницы древних духов и демонов, подземные капища… — Многозначительно прошептал он, склонившись к моему уху, обдавая кожу горячим дыханием.
Неделю назад я бы ужаснулась и оскорбилась за подобные инсинуации в адрес нашего почтенного и уважаемого рода. Пару-тройку дней — расстроилась бы, увидев очередную мрачную тайну нашей уже не кажущейся такой светлой семьи. Сейчас же лишь рассмеялась, и спросила, вновь поправляя пушистую шаль:
— И когда же мы увидим эти оплоты ереси?
— Видимо, мы не увидим их и вовсе, — неожиданно вздохнул Светоч, опуская факел к лапе зверя: — Взляните-ка на гарду. Видите это отверстие?
Мы с Заком слаженно подались вперед, дабы изучить рисунок. А точнее его часть, ускользнувшую и от рыжего графа, и от меня, куда больше внимания уделившую рассказу и трем хищным мордам, нежели короткой лапе, обремененной широким клинком, гарда которого и в самом деле раскрошилась, как мне показалось, от времени. Но нет — необработанные края впадинки, образовывали неровный круг на дну которого поблескивал металл.
— Что это? — Удивленно спросила я, осторожно прикасаясь пальцами к краю.
— Замочная скважина, надо полагать. Очень необычная, но все же, банальная замочная скважина. — Серьезно ответил Светоч и объяснил, видя мой недоверчивый взгляд: — Думаю, ключом служил круглый амулет, размером с кулак, или чуть меньше, с письменами по ободу с шестеренками, замаскированными под некий герб — символ, скорее всего, такой же волк, с лицевой стороны… Довольно популярная одно время связка, незаменимая в случае долгой осады… Думаю, стоит спросить у барона и баронессы… Сегодня за ужином или после него… — Теребя выбившиеся из хвоста пряди, бормотал он, рассмеявшись моему удивлению и даже страху: — Не волнуйся! Сегодня в полдень прибыли виконты Кентебрельский и Катковский — личности шумные и заметные во всех смыслах. Так что нашему общему другу будет не до нас — два таких примера всевозможного грехопадения легко затмят твою скромную и молчаливую особу. Идем! — И сжав мою руку, Светоч уверенно зашагал прочь, забыв как сонливость, так и собственного брата, обогнавшего нас в нескольких шагах от выхода, скрытого за картиной в моей комнате.
Рыжим лисом метнулся вперед, и, обернувшись, внезапно приложил палец к губам, чтобы затем медленно провести им по основанию шеи. Вновь ушедший в себя Светоч встрепенулся, мгновенно подобравшись, словно змей перед броском.
Мало отличался от него и только что не скалящийся Зак. Приникнув к обратной стороне холста, где по моим расчетам находились глаза одного из слуг богини — белокурого и златокрылого Арсея, наблюдал он за чем-то сокрытым от меня.
Тут надо уточнить, что глаза эти, как выяснилось, имели одну особенность, а именно отводились вверх вместе со вторым слоем холста, открывая два отверстия, причудливо поименованные графами глазками.
К ним-то и приник раздраженный граф, жестом пригласивший присоединиться к себе брата и меня, послушно занявших оставшиеся отверстия глаз Аннесия — пухлотелого озорника-младенца, посланника богини, отвечающего за любовь и брак. Теперь каждый, кто бросил бы взгляд на картину, мог бы поклясться, что пухлощекий малыш радует взгляд не только нежным румянцем, да розоватыми крылышками, но и разными глазами, лихорадочно сверкающими среди падающих на лицо золотистых локонов. Впрочем, того кто метался по моей комнате меньше всего интересовали изменения, постигшие слуг Всемилостивой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
