брови.
– А как насчёт воздуха? Что будет, если в сферу закачать сотню кубометров воздуха?
Нейлор кивнул.
– Я думал об этом. Думал, может быть, в сферу попал пузырь газа, хотя не представляю себе, как он мог проникнуть внутрь. Образцы воды, которые мы взяли, демонстрируют некоторую аэрацию, но…
– Но что? – спросила Луиза.
– Ну, вода действительно была насыщена газом – азот, кислород, немного CO2, а также немного габброидной каменной пыли и пыльцы. Другими словами, обычный шахтный воздух.
– В таком случае он не мог исходить из помещений нейтринной обсерватории, – заметила Бонни Джин.
– Точно так, мэм, – подтвердил Нейлор. – Воздух в обсерватории очищенный; в нём отсутствуют каменная пыль и другие загрязнители.
– Но единственная часть шахты, которая соединяется с детекторной камерой, – это помещения обсерватории, – сказала Луиза.
Нейлор и Шоуаноссовей кивнули.
– О’кей, о’кей, – сказала Бонни Джин, складывая руки перед собой и сплетая пальцы. – Что мы имеем? Объём содержащегося в сфере материала увеличился, как мы думаем, на 10 процентов или больше. Это могло быть вызвано впуском сотни кубометров неочищенного воздуха – хотя, если только воздух не закачивали феноменально быстро, его бы сжало давлением воды, не так ли? И в любом случае мы понятия не имеем, откуда этот воздух взялся – определённо не из обсерватории, – или как он попал внутрь сферы. Всё верно?
– Всё примерно так и есть, мэм, – согласился Шоуаноссовей.
– И этот человек – мы тоже не знаем, как он попал в сферу? – спросила Бонни Джин.
– Нет, – ответила Луиза. – Технический люк, отделяющий заполненное тяжёлой водой внутреннее пространство от обычной воды снаружи, остался задраенным даже после того, как сфера лопнула.
– Ладно, – сказала Бонни Джин, – мы знаем, как этот… этот неандерталец, как они его называют, – вообще попал внутрь шахты?
Шоуаноссовей единственный из присутствующих работал непосредственно на «Инко». Он развёл руками.
– Служба безопасности шахты просмотрела записи со всех камер слежения и журналы доступа за предшествующие инциденту сорок восемь часов. Каприни – это шеф нашей охраны – клянётся, что когда найдёт того, кто пустил этого парня внутрь, полетят головы. Ещё худшие кары он обещает тем, кто его покрывает.
– Что, если никто не врёт? – спросила Луиза.
– Это просто невозможно, мисс Бенуа, – сказал Шоуаноссовей. – Никто не может проникнуть в обсерваторию незамеченным.
– Только если он пользуется подъёмником, – ответила Луиза. – Но что, если он пришёл другим путём?
– Думаете, он два километра спускался по вентиляционной шахте? – Шоуаноссовей сердито нахмурился. – Даже если бы он и правда это сделал – а для такого нужны стальные нервы – то камеры слежения всё равно бы его заметили.
– Я к этому и веду, – кивнула Луиза. – Очевидно, он не спускался в шахту. Как сказала профессор Ма, его называют неандертальцем. Но это неандерталец с каким-то высокотехнологичным имплантом, вживлённым в запястье, – я сама его видела.
– И что? – спросила Бонни Джин.
– Ну пожалуйста! – воскликнула Луиза. – Вы все наверняка думаете о том же самом, что и я. Он не пользовался подъёмником. Он не лез через вентиляцию. Он просто появился внутри сферы – он, и некое количество воздуха объёмом с эту комнату.
Нейлор просвистел начальные ноты музыкальной темы из «Звёздного пути»[22].
Все рассмеялись.
– Да ладно, – сказала Бонни Джин. – Согласна, ситуация малость безумная, и искушение дать ей такое же безумное объяснение велико. Но давайте оставаться на твёрдой земле.
Шоуаноссовей тоже умел свистеть. Он изобразил тему из «Сумеречной зоны»[23].
– Прекратите! – рявкнула на него Бонни Джин.
Глава 15
Мэри Воган была единственным пассажиром принадлежащего «Инко» самолёта марки «Лирджет»[24], выполняющего рейс Торонто – Садбери. Садясь в самолёт, она заметила на его тёмно-зелёном боку надпись «Никелевый огурчик»[25].
Мэри воспользовалась коротким перелётом, чтобы просмотреть на портативном компьютере материалы по своим прошлым исследованиям; со времён публикации в «Сайенс» её исследований неандертальской ДНК прошло много лет. Читая свои записки, она наматывала на палец золотую цепочку от маленького крестика, который всегда висел на её шее.
В 1994 году Мэри сделала себе имя, когда сумела извлечь генетический материал из тридцатитысячелетнего медведя, найденного в юконской вечной мерзлоте. Поэтому, когда двумя годами позже в Rheinisches Amt für Bodendenkmalpflege – германском ведомстве, ответственном за археологические раскопки на территории Рейнланда, – решили, что пришло время посмотреть, нельзя ли извлечь ДНК из самой знаменитой окаменелости всех времён, того самого человека неандертальского, они позвонили Мэри. Она колебалась: образец был обезвожен, никогда не замораживался, и – оценки разнились – ему было около 100 000 лет, втрое старше медведя. Однако устоять было невозможно. В июне 1996 года она прилетела в Бонн и явилась в Rheinisches Landesmuseum[26], где хранилась находка.
Наиболее известная её часть – верхняя часть черепа с надбровными дугами – выставлялась, остальные кости хранились в стальном ящике, запертом в стальном шкафу, стоящем в стальном сейфе размером с комнату. Мэри вошла в сейф в сопровождении местного препаратора костей по имени Ганс. Они надели защитные пластиковые комбинезоны и медицинские маски; были предприняты все меры предосторожности для того, чтобы избежать загрязнения древних костей современной ДНК. Конечно, нашедшие кости археологи без сомнения их загрязнили, но за минувшие с тех пор полтора века их незащищённая ДНК на поверхности костей полностью распалась.
Мэри могла взять лишь малюсенький кусочек кости; туринские священники стерегут свою плащаницу[27] столь же ревностно. Тем не менее это оказалось чрезвычайно трудно и для неё, и для Ганса – они словно оскверняли величайшее произведение искусства. Мэри обнаружила, что утирает слёзы, наблюдая, как Ганс ювелирной пилой отрезает полукруглый фрагмент толщиной всего сантиметр и весом три грамма от правой плечевой кости, сохранившейся лучше других.
К счастью, твёрдый карбонат кальция в наружных слоях кости должен был защитить и сохранить исходную ДНК внутри её. Мэри привезла образец в свою лабораторию в Торонто и высверлила из него крошечные кусочки.
Потребовалось пять месяцев кропотливой работы, чтобы извлечь 379-нуклеотидную последовательность из контрольного участка неандертальской митохондриальной ДНК. Мэри воспользовалась полимеразной цепной реакцией, чтобы создать миллионы копий восстановленной ДНК, а потом тщательно секвенировала её. Потом она проверила соответствующий участок митохондриальной ДНК 1600 современных людей: канадских индейцев, полинезийцев, австралийцев, африканцев, азиатов и европейцев. У каждого из этих 1600 людей по крайней мере 371 из 379 нуклеотидов были одинаковы; максимальное отклонение равнялось всего восьми нуклеотидам.
Но в ДНК неандертальца в среднем лишь 352 нуклеотида совпадало с современными образцами; отклонение в целых двадцать семь нуклеотидов. Мэри заключила, что её вид людей и неандертальцы должны были
