– Думаю, я должен тебе все объяснить. – Я подхожу к ней ближе.
– О мать твою! А может, обойдемся как-нибудь без этой тягомотины?
– Тягомотины?
– Ну всех этих извинений, – тяжело вздыхает она, – упреков и так далее. Всей этой суеты, которую люди разводят просто потому, что неловко себя чувствуют. Ничего ты мне не должен.
– И что ты мне скажешь в таком случае?
– Жизнь в Сообществе – своего рода договор, согласно которому мой народ угнетает твой маленький народец. Мы живем за счет вашего труда, притворяемся, что вас просто не существует, ну и вы решаете нам за это навешать. Получается у вас так себе. Лично я считаю, что вы имеете на это право. Тут нет ни хорошего, ни плохого – это справедливо, только и всего. Я бы первой устроила овацию мыши, которой удалось бы убить орла, а как ты думал? Вот и все. Сейчас алые наконец-то начали драться по-настоящему, поэтому жаловаться золотым по этому поводу – абсурд и лицемерие. – Виктра замечает удивление на моем лице и резко смеется. – Что такое, дорогой? Думал, я закачу истерику, надую губки и стану нести всякую чушь про честь и предательство, как эти ходячие трупы Кассий и Рок?
– Ну, если честно, я…
– Просто я не такая эмоциональная, как ты. Я все-таки из рода Юлиев. В моих жилах струится ледяная кровь, – произносит она, не давая мне вставить ни слова. – И будь добр, не проси меня стать другой, потому что тебе хочется получить мое одобрение. Ни тебе, ни мне не стоит опускаться до этого.
– Ты никогда не была такой бесчувственной, какой притворяешься, – все же говорю я.
– Я жила на этом свете задолго до того, как в моей жизни появился ты. Что ты обо мне знаешь? Я дочь своей матери.
– Ты гораздо больше…
– Как скажешь, дорогой.
Она ведет себя естественно, не пытается манипулировать. Мустанг всегда играет тонко, улавливает малейшие изменения настроения, а Виктра рубит сплеча. Перед триумфом она позволила себе смягчиться, опустила забрало, но теперь все надо начинать сначала. Она держится так же отчужденно, как и в нашу первую встречу. Чем дольше мы говорим, тем больше седых волос в золотистой копне бросается мне в глаза. У Виктры впалые щеки. Правая рука судорожно комкает простыни.
– Я понимаю, почему ты лгал мне, Дэрроу, и уважаю твое решение, но никак не могу понять одного: почему ты решил спасти меня в Аттике? Жалость? Тактический ход?
– Потому что ты моя подруга.
– Ой, ну перестань…
– Я бы лучше умер, пытаясь вытащить тебя из тюрьмы, чем позволил бы тебе сгнить там. Тригг, кстати, и правда погиб за тебя.
– Тригг?
– Один из серых, с которыми я пришел к тебе в камеру. Вторая – его сестра.
– А я не просила меня спасать! – грубо бросает она, пытаясь убедить себя в том, что невиновна в смерти Тригга, и отводит глаза. – Знаешь, Антония думала, что мы с тобой любовники, показала мне работу ваятелей. Дразнила меня, думала, что я испытаю отвращение, когда узнаю, кто ты на самом деле. Когда увижу, каким ты был, и пойму, что все это время ты мне лгал.
– И ей это удалось?
– Какая мне разница, кем ты был? – криво усмехается Виктра. – Я сужу о людях по их делам и по правдивости их слов. Если бы ты рассказал мне правду, то ничего бы не изменилось. Я бы не пожалела ни о едином своем поступке. Я бы защищала тебя, как и раньше, – говорит она с такой болью во взгляде, что я верю ей. – Почему ты молчал?
– Потому что боялся.
– Но Виргинии ты сказал, спорим?
– Да, это так.
– Почему? Почему ей, а не мне? Мне кажется, я заслужила то, чтобы знать правду.
– Не знаю.
– Не знаешь? Так я тебе скажу! Потому что ты лжец! Тогда, в коридоре, ты сказал, что не считаешь меня плохой, но в глубине души ты именно так и думаешь! Ты никогда не доверял мне!
– Да, не доверял, – соглашаюсь я. – И жестоко ошибался. За эту ошибку многие мои друзья заплатили жизнью. Наедине с этим чувством вины я провел девять месяцев в каменном мешке, – говорю я и по взгляду Виктры понимаю: она не знает, что делал со мной Шакал. – Но сейчас жизнь дает мне второй шанс, и я не могу упустить его! Я желаю загладить свою вину перед тобой! Я обязан тебе жизнью и хочу поступить справедливо. А еще прошу тебя присоединиться к нам.
– К вам? – рассмеявшись, спрашивает она. – К Сынам Ареса?!
– Да.
– Ты серьезно? – снова смеется она, но я знаю, что это просто механизм психологической защиты. – Нет, дорогой, я не самоубийца!
– Виктра! Мира, каким ты его помнишь, больше нет. Его украла у тебя твоя сестра. Твоя мать и ее друзья стерты с лица земли. Твой дом ополчился против тебя, ты стала изгоем среди собственного народа. Вот в чем главная проблема Сообщества: оно пожирает само себя! Настраивает вас друг против друга! На самом деле тебе просто некуда идти…
– А ты умеешь поднять девушке настроение!
– Я хочу дать тебе семью, в которой никто никогда не ударит тебя ножом в спину! Дать жизнь, наполненную смыслом! Я знаю, что ты хороший человек, и можешь сколько угодно смеяться надо мной, но я в тебя верю! Однако все мои желания, мои мечты – это все не важно. Главное – чего хочешь ты сама…
– Чего я хочу? – внимательно смотрит она на меня.
– Если желаешь уйти отсюда – пожалуйста. Хочешь остаться в этой постели – на здоровье. Только скажи, и я все устрою. Я многим тебе обязан и помню об этом.
– Мне плевать на ваше восстание, – немного подумав, роняет она. – Плевать на твою умершую жену, на обретение семьи или смысла жизни. Я мечтаю снова научиться засыпать без уймы лекарств, Дэрроу! И видеть сны! Хочу забыть дыру в виске матери, ее пустые глаза и судорожно сжавшиеся пальцы! Хочу забыть смех Адриуса! А потом сполна отплатить Антонии и Адриусу за радушный прием! Я буду стоять над ними и этим засранцем Роком и смотреть, как они рыдают и просят поскорее убить их, а потом прикажу выколоть им глаза и залить в глазницы расплавленное золото! Пусть орут и корчатся от боли, мочатся под себя и умоляют простить их за то, что им пришла в голову мысль посадить Виктру Юлию в чертову клетку! Я жажду мести! – хищно улыбаясь, завершает она.
– Месть не сможет заполнить пустоту в душе, – возражаю я.
– А у меня не осталось души!
Я знаю, что это неправда. Душа у нее есть, уверен. Но мне лучше, чем кому-либо другому, известно, что раны лечит только время. Мне себя-то с трудом удалось подлатать, а ведь вся моя семья невредима и рядом со мной.
– Если ты этого хочешь, то так тому и быть. Через три дня сюда приедет ваятель, превративший меня в золотого. Он снова сделает нас такими, как раньше. Вылечит твой позвоночник, будешь ходить.
– И ты доверяешь мне, – прищурившись, спрашивает она, – несмотря на то что тебе дорого обошлось доверие?
Беру магнитный ключ, который дали мне Сыны, охраняющие палату, и вставляю его в наручники. Снимаю блокировку со всех браслетов, освобождаю ноги и руки.
– Ты глупее, чем я думала, – произносит Виктра.
– Может, ты и не веришь в победу нашего восстания, но я видел, как изменился Тактус перед тем, как Лорн лишил его будущего. Рагнар сбросил с себя оковы и стремится к своей цели. Севро превращается из мальчишки в мужчину. Ощущаю перемены и в себе самом. Я искренне верю, что мы можем выбирать, кем станем в этой жизни, ничто не предопределено. Ты научила меня преданности – больше, чем Мустанг, больше, чем Рок, и поэтому я верю в тебя, Виктра! Верю, как в никого другого! – искренне говорю я и протягиваю ей руку. – Стань членом моей семьи, и я никогда не предам тебя! Никогда не обману! Я буду твоим братом до конца жизни!
Ошеломленная тем, с какой страстью я говорю, снежная королева удивленно смотрит на меня. Стены, которые она возвела вокруг себя, рушатся. В иной жизни мы могли бы быть вместе. Возможно, между нами разгорелся бы огонь любви, как это случилось у меня с Виргинией, с Эо. Возможно, но уже не в этой жизни.
Виктра не смягчается. Не начинает рыдать. В ней продолжает бушевать ярость. Ее сердце окутано холодной ненавистью, его остудили предательство, разочарование и потери, но на долю секунды Виктра словно освобождается из ледяного плена и уверенно берет мою руку в свою. У меня появляется надежда.
– Добро пожаловать к Сынам Ареса!
Часть II
Ярость
Происходит эскалация дерьма.
Севро Барка
13
Упыри
– Как же, наверное, бесит, когда от тебя что-то скрывают! – бормочет Виктра, помогая мне надеть веса на штангу.
Я собираюсь делать жим лежа. Между каменных стен спортивного зала гулко бьется эхо. В зале ничего лишнего, только самое необходимое. Металлические штанги и гантели. Резиновые шины. Скакалки. Месяцы моего пота.
– Разве они не знают, кто ты такая? – спрашиваю я, садясь.
– Ой, да перестань! Это же ты создал упырей! Разве они тебя не послушаются? – спрашивает Виктра, спихивая меня со скамьи, ложится спиной на мягкую поверхность и берется за штангу.
Я снимаю несколько дисков, но она награждает меня таким сердитым взглядом, что я тут же надеваю их обратно.
