Сам главнокомандующий смертельно устал, вымотался и выглядел ужасно: черты лица заострились, губы сделались серыми. Во взгляде его сквозила смертельная усталость, но губы улыбались, а руки крепко стискивали плечи солдат и протянутые ладони. Рядовые глядели на него с обожанием и искренней заботой. Провожая командира взглядами, горцы ощущали жгучий стыд за то, что позволили себе пасть духом, ведь если он, старик, так браво держится, то им, молодым, унывать — стыд и позор! Подвести старика теперь, когда он провел их через хребет, было бы равносильно святотатству. Главнокомандующий рисковал жизнью наравне с ними, а ведь он уже стар, и силы у него не те, что прежде. Он утомлен, выглядит нездоровым, но сохранил мужество. И солдаты брали себя в руки, усилием воли стряхивая с плеч давящий груз усталости.
— Похоже, он несет непосильное бремя, которое следовало бы распределить между всеми поровну, — сказал Грегор. — С каждым шагом старику все хуже...
— Однако, утешая солдат, он облегчает свою душевную боль, — добавил Потрясатель. — Командир не утратит сил до тех пор, покуда нужен своим ребятам. Он не свалится с ног, даже если тело откажется ему служить...
А ветер продолжал свирепствовать. И вот леденящий холод земли, проникнув сквозь холщовый кокон, потом сквозь спальный мешок, пробрался под одежду полусонного Грегора. Юноша подумал о Потрясателе Сэндоу, о Мэйсе и об их общем будущем. Но мысли о будущем неизбежно пробудили воспоминания о прошлом, и Грегор принялся блуждать по давным-давно пройденным дорогам, словно бесплотный дух, возвращаясь туда, где оставил дорогих его сердцу людей...
Мать его умерла родами, подобно матерям всех Потрясателей. Милое заплаканное лицо ее исказила страшная гримаса боли, которая не изгладилась и после смерти. Единственным на то время горем Грегора было именно то, что он не знал материнской ласки. Уже в самом раннем детстве не по летам развитой мальчик пытался заполнить эту зияющую пустоту в своей жизни, вновь и вновь перечитывая материнский дневник, который вела она день за днем. Тонкие, почти прозрачные странички шелестели, словно крылышки диковинного мотылька, и строчки просвечивали насквозь. Эти странички зачаровывали Грегора так, как сверстников его — первый в их жизни снегопад, красота восхода, волшебные сказки, которые читали им на ночь... Но юный Потрясатель оставил ровесников далеко позади, пережив этот жизненный этап к тому времени, как они только открывали для себя красоты мира. Его неудержимо влекло нечто куда более сложное. Стремительно постигнув науку чтения, он прочел дневник своей матери, — так мальчик познакомился с нею и полюбил ее...
...И, к несчастью, возненавидел отца. Джим считал мальчика виновником смерти жены, и ни разу в душе мужчины не вспыхнуло ни единой искры любви или нежности к ребенку. Вместо того чтобы видеть в мальчике прощальный дар любви супруги, он смотрел на Грегора как на проклятие.
Однажды он застал сына за странным занятием — мальчик сидел за столом, а прямо перед ним в воздухе парил карандаш. И Джим не выдержал. “Демон, — крикнул он сыну, — ты сущий демон! Ты колдун, который сгубил мать: все девять месяцев, что она носила тебя во чреве, она была обречена!” Не владея собой, отец зверски избил ребенка, но Грегору чудом удалось ускользнуть из дома через кухонную дверь. Джим погнался за ним, изрыгая пьяные проклятия. Весь городок сбежался поглазеть на это зрелище.
Если бы во время этой жуткой погони они ненароком не налетели на Потрясателя Сэндоу, Грегор неминуемо был бы убит. Мальчик от рождения был слабеньким, а теперь его тело сплошь покрывали синяки и кровоточащие раны, — а ведь папочка еще и не начинал с сыном серьезного разговора по душам!
Что именно произошло в тот злосчастный день, никто и по сию пору толком не знает, хотя в деревушке долго еще судачили о странном происшествии. То ли пьяный Джим, случайно оступившись, сверзился в пропасть с обрыва, то ли добрейший Сэндоу при помощи своей магии столкнул его туда...
С тех пор малыш зажил в просторном доме Потрясателя, окруженный старинными книгами и магическими приспособлениями. Мэйс к тому времени уже жил там, будучи шестью годами старше Грегора, которому сравнялось всего три года. Между мальчиками быстро возникли самые что ни на есть братские чувства, хотя они не приходились друг другу родственниками и были совсем не похожи.
И вот теперь они тут, в ледяных горах. А перед ними лежит загадочный восток. Грегор с самого начала их путешествия не очень-то надеялся, что им удастся дойти сюда живыми, хотя и не заикался об этом в присутствии Потрясателя Сэндоу. Его жизнь всецело принадлежала учителю, и юноша пошел бы за ним куда угодно. Грегора не слишком-то влекло таинственное знание, таящееся на востоке, но он вполне понимал нетерпение Сэндоу и отдал бы все, лишь бы помочь Потрясателю обрести желаемое.
Лежа подле названого отца и названого брата — лучших и самых драгоценных подарков судьбы, — Грегор вскоре задремал, свернувшись в комочек. Он старался сберечь жалкие крохи тепла, чтобы наутро сразиться с неумолимым Заоблачным хребтом...
Потрясатель Сэндоу глядел сквозь прорези вязаной маски на метель, на мерцающие огни костров, на странные тени и еще более причудливые сполохи пламени. Он намеревался всю эту ночь провести без сна, хотя и знал, что для человека его возраста это тяжкое испытание. Он надеялся, что Мэйс вовремя разбудит Грегора, чтобы тот додежурил до утра, но твердой уверенности в этом у Сэндоу не было. Великан вполне мог взвалить тяжкий груз ночного дежурства всецело на себя, а ведь днем ему понадобятся все его силы, чтобы выжить, ибо спуск по склонам Заоблачного хребта, скорее всего, окажется ничуть не менее опасным, чем восхождение. Нет, такого Сэндоу допустить не мог. А снег валил не переставая, и пламя плясало в ночи, и метались причудливые тени...
"Неужели я сглупил, — спрашивал себя Сэндоу уже в который раз. — Неужели завел дорогих своих мальчиков в ловушку, обрек на верную гибель? И ради чего?"
А ветер яростно ревел...
Холод пробирал Сэндоу до костей, хотя он и изнемогал под тяжестью одеял и спального мешка; и Потрясатель поежился.
Некоторое время он промучился над неразрешимой дилеммой, но затем стал думать о том, что таится позади Заоблачного хребта, в скрытых сейчас ночной мглой долинах, до сих пор не завоеванных ни Дарклендом, ни Орагонией. А далеко-далеко на востоке, на самом берегу моря, стояли в гаванях корабли саламантов. Саламанты, морской народ, живущий на тысячах и тысячах небольших островов, давным-давно были на “ты” с бушующим морем. Там, где не приставали корабли саламантов, путешественникам просто нечего было делать. Иными словами, они побывали везде, где только можно, однако никогда не заходили в глубь континента, довольствуясь прибрежными землями. Исконных моряков страшила земля, подобно тому, как многих пугает морской простор. А где-то там, на востоке, в самом сердце континента лежат таинственные, неисследованные земли. И где-то там — кладезь знания, пережившего Великое Небытие. Орагонцы уже побывали там — порукой тому динамит, странные летательные аппараты, безлошадные колесницы...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
