– Что ты делаешь? - не выдержал монах.
– Я слышала, что под половицами часто делают тайники. Вот бы найти хоть один из них.
– Мирра, прекрати говорить глупости. Здесь нет никаких тайников. Пол грязный, и ты вся перемажешься. Встань с него немедленно.
– Ты говоришь со мной как отец, - проворчала она, но послушно встала с пола.
– Разве это плохо? По крайней мере, я вполне гожусь тебе в отцы по возрасту.
Мирра промолчала, делая вид, что рассматривает тонкое, залатанное одеяло, которым была застлана кровать.
– Я схожу вниз, возьму нам хлеба на ужин.
– Я с тобой! - Мирра устремилась к двери.
– С ума сошла! Вечером идти в трактир! Там полно пьяных мужиков. Мне некогда будет за тобой присматривать, а я не хочу неприятностей.
– Но что со мной может случиться?
– Не заставляй меня объяснять, - Клемент покраснел, - будто бы сама не понимаешь. Когда они зальются вином, то им будет наплевать на твой возраст.
– Я хотела только посмотреть, что там внизу, одним глазком…
– Пока твоя жизнь и безопасность на моей совести, никаких "одним глазком", - отрезал монах. - Там нет ничего интересного - обычный притон. Их и у нас в городе было немало.
Он вышел из комнаты, предусмотрительно запрев за собой дверь на ключ.
Странное дело, что делает алкоголь с человеком. Одна кружка вина, затем еще одна и еще… И вот тебя уже не узнать. Это уже не ты, а другой человек. Ведь ты не можешь вести себя столь отвратительно, лежать в грязи подобно свиньям, пуская пузыри, или буянить, выплескивая свой гнев на первую попавшуюся жертву.
Появление монаха-одиночки, который скромно держался в стороне, обходя десятой дорогой буйных посетителей, не могло не привлечь внимания. Его заметили и, удостоверившись, что он пришел действительно один, стали подтрунивать над его рясой и походкой. И это в присутствии самого Клемента, ни мало его не стесняясь.
И хотя представителей ордена Света боялись, но до Вернстока было далеко, да и что значит один человек, против целой ватаги, подвыпивших молодцов? Тем более что этот человек не выглядел крепким бойцом, который может дать отпор любому нахалу, вздумавшему насмехаться над ним.
Клемент спокойно терпел, пока его обзывали коричневым бумажным червем, и худым заморышем, и крючкотвором, и нищим балаболом. Он только ругал себя за то, что не додумался попросить кувшин молока и каравай хлеба прямо на кухне, прошмыгнув с черного хода и не заходя в трактир. Но теперь было поздно. Нельзя было уходить, не дождавшись пока принесут заказ. Лучше всего стоять с невозмутимым видом, никак не реагируя на отпускаемые шуточки, тогда шутникам это вскоре надоест и они вернуться к своему вину и пиву, льющемуся рекой в их бездонные глотки.
Веселая неунывающая толстушка неопределенного возраста - одна из помощниц хозяина принесла его заказ и с ловкостью подхватила медную монету, что он кинул ей. Рядом сидящий мужчина, в распахнутой тужурке на голое тело усмотрел, что было в кувшине, и едва не свалился на пол от смеха:
– Молоко! Клянусь жизнью своей единственной козы - это молоко! Ребята, спорим - этот мальчик нацепил рясу, а побриться забыл? А все потому, что у него борода даже не пробивается!
Очередная глупая шутка была встречена одобрительными гулом. Компания рудокопов, возвращавшихся домой после месячной отлучки, даже зааплодировала. Вообще-то это были неплохие люди, но сегодня в них словно демон вселился.
От компании отделился самый молодой из рудокопов и преградил монаху дорогу. Это был высокий, широкоплечий парень, у которого недоставало передних зубов. От него несло пивом, вареным луком и давно не стираным бельем.
– Куда направился, папаша?
– Не думаю, что ты мог бы быть моим сыном, - осторожно ответил Клемент, стараясь обойти стороной эту громадину. - Я ненамного старше тебя.
– Да, я ошибся! - с чувством сказал рудокоп. - Ты не можешь быть вообще ничьим папашей! Потому что ты вовсе не мужчина! Может ты и вовсе кастрат?
– Как угодно. - Клемент призвал все свое спокойствие, чтобы не размозжить глиняный кувшин об голову этого наглеца. Его останавливал только тот факт, что Мирра наверху дожидается этого молока, и что у рудокопа как минимум пятеро друзей, и они, не колеблясь, оставят от него мокрое место.
– Все вы - бабы в юбках, - презрительно сказал парень. - Как бы вы не назывались. Позор! И ваш Святой Мартин тоже был натуральной бабой, чтобы про него не сочиняли.
Этого говорить не стоило. Одно дело издеваться непосредственно над самим монахом, и совсем другое дело затрагивать его веру. Всерьез связываться с орденом Света никому не хотелось, это могло плохо закончиться, как для забияк, так и для хозяина трактира. В зале сразу притихли.
– А что? - продолжал буянить молодой дурак. - Есть же истории, как этого Мартина его же ученики использовали для удовлетворения…
Больше он ничего не успел сказать, потому что Клемент молниеносно выхватил из-под стола свободный табурет и треснул им его по голове. Рудокоп ахнул и оглушенный упал на пол.
– Да очистит Свет от дурных мыслей твой затуманенный разум, - сказал Клемент, возвращая табурет на место. - Свет и покой вам, братья мои. - Он произнес эту фразу с легким кивком и поспешно покинул зал.
Его никто не задерживал. Посетители трактира понимали, что дело закончиться дракой - все к тому шло, но они никак не предполагали, что лежать на полу останется рудокоп, а не монах. Это было несколько неожиданно. Меньше всего это предполагал сам рудокопом, со стоном начавший подниматься с земли. Друзья подняли его, усадили обратно за стол и налили полную кружку пива. Быстро протрезвевший он взялся за пиво, с хмурым видом посматривая на остальных. О неприятном инциденте быстро забыли или, по крайней мере, попытались это сделать.
В это время Клемент открыл дверь отведенной им комнаты и обнаружил, что Мирра без всякого стеснения роется в его сумке.
– Что это значит?
– Я захотела взять одеяло, и вдруг увидела здесь столько интересного, - оправдывающимся тоном сказала она.
– Ты ничего не брала?
– Нет, только смотрела.
– Больше так не делай, это дурной тон. Если надо, попроси и я сам покажу. Я же не роюсь в твоих вещах.
– А у меня нет никаких вещей.
– Думаю, ты меня прекрасно поняла.
Его тон, был более резок, чем обычно и девочка испуганно отшатнулась от монаха.
Клементу стало совестно за то, что он на нее накричал. Он молча протянул ей молоко и скромно сел на краешек кровати.
– А кружки где? - спросила Мирра.
– Пей так, прямо из носика, - он кашлянул в кулак. - Я не хотел на тебя кричать. Просто основательно повздорил кое с кем внизу и теперь немного не в себе. Это мне не к лицу. Я скоро успокоюсь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
