Чернышевский был, конечно, самым крайним революционером. Уже в двадцать лет (см. его дневник) он был решительным "монтаньяром", "партизаном социалистов и коммунистов", сторонником "диктатуры", чувствовал "неодолимое ожидание близкой революции и жажду ее", мечтал о "тайном печатном станке" и "писании" воззваний к восстанию. Таким он был и в течение десятилетий позднее. Арестованный в июле 1862 г., просидев в Петропавловской крепости два года (там он написал свое "Что делать"), он был судим и отправлен в Сибирь. При разборе его дела в следственную комиссию и судивший его Сенат поступили две записки с характеристикой литературной деятельности Чернышевского, составленные по заказу III отделения {114} (охранка). В одной из них, написанной поэтом и переводчиком В. Д. Комаровым, предавшим Чернышевского, весьма подробно доказывается, что издающиеся подпольные прокламации в[лдн-книги1] громадной степени инспирируются идеями, развиваемыми Чернышевским в его статьях в легальном журнале "Современник".
"В подметных прокламациях высказываются те же самые политико-экономические учения, которые развивал Чернышевский с тою лишь разницей, что в прокламациях они не прикрыты ученой диалектикой. Насильственные средства к осуществлению новых порядков указываются в прокламациях с беззастенчивой откровенностью такие же, на какие Чернышевский, стесненный условиями цензуры, мог в своих литературных произведениях только намекать более или менее ясно. Словом, прокламации суть как бы вывод из статей Чернышевского, а статьи его подробный к ним комментарий".
Опровергать это безнадежно и невозможно, это сущая правда и одним из образцов (весьма ярким) такого перевода статей и идей Чернышевского на язык подпольных произведений - несомненно была прокламация под заглавием "Молодая Россия", появившаяся в Москве в мае 1862 г. В ней выражена вся социально-политическая программа Чернышевского, правда с противоречиями и большими "излишествами". В ней, например, требуется "уничтожение брака, как явления в высшей степени безнравственного" и "семьи", как института, препятствующего "развитию человека". Недовольный такими "перегибами", Чернышевский послал в Москву виднейшего члена "Земли и Воли" Слепцова уговорить составителей прокламации как-нибудь сгладить созданное ею неблагоприятное впечатление. Составители прокламации потом объяснили, что их излишества появились от желания "чтобы всем либеральным и реакционным чертям стало тошно". Прокламация {115} была выпущена от имени "Центрального Революционного Комитета" (весь состав этого комитета из студентов сидел в это время под арестом в московском полицейском участке), а написал ее студент П. Г. Зайчневский, горячий сторонник Чернышевского. В прокламации он прямо опирается на него, т. е. на письмо, которое, за подписью "Русский Человек", Чернышевский поместил в No от 1 марта 1860 г. в лондонском "Колоколе" Герцена.
"Наше положение, - писал Герцену "Русский Человек" - невыносимо и только топор может нас избавить и ничто, кроме топора, не поможет. Перемените тон и пусть ваш "Колокол" благовестит не к молебну, а звонит набат. К топору зовите Русь!".
Прокламация Зайчневского, следуя этому призыву, именно к топору и зовет. Это одна из самых кровавых российских прокламаций.
"Мы будем последовательнее великих террористов 1792 г. Мы не испугаемся, если увидим, что для ниспровержения современного порядка придется пролить втрое больше крови, чем пролито якобинцами в 1790-х годах... С полной верою в себя, в свои силы, в сочувствие к нам народа, в славное будущее России, которой вышло на долю первой осуществить великое дело социализма, мы издадим один крик: к топору! И тогда бей императорскую партию, не жалея, как не жалеет она нас теперь, бей на площадях, если эта подлая сволочь осмелится выйти на них, бей в домах, бей в тесных переулках, бей на широких улицах столиц, бей по деревням и селам. Помни, что кто тогда будет не с нами, тот будет против; кто против - наш враг, а врагов следует истреблять всеми способами. Да здравствует социальная и демократическая республика русская!".
Почитатель Чернышевского, французских якобинцев и Бланки (всё это весьма увязывается) Зайчневский позднее стал главарем партии {116} "русских якобинцев-бланкистов". Другая разновидность этого течения была представлена П. Н. Ткачевым и его "Набатом". У Зайчневского - никогда не было недостатка в сторонниках и среди них было много женщин, например, Ошанина, ставшая виднейшим членом Исполнительного Комитета "Народной Воли", Е. Оловенникова, принимавшая участие в покушении 1 марта, М. И. Ясенева (потом замужем за Голубевым) и другие. Ясенева - вернейшая политическая спутница Зайчневского с 1882г. по день его смерти - человек с характером, но фигура неяркая.
Вспомнить же о ней важно по следующей причине. Когда Зайчневский был сослан в Сибирь, Ясеневу, привлеченную по его делу, после тюремного заключения, отправили в 1891 г. под гласный надзор полиции в Самару, где она познакомилась с Лениным и часто бывала в семье Ульяновых. В большевистской литературе есть указание, что в Самаре Ленин будто бы "оказал сильное влияние на формирование ее мировоззрения и политических взглядов". Это неверно. При встрече с Лениным, Ясенева, старше его на 9 лет (родилась в 1861 г.), имела уже и революционное прошлое, и сложившееся под влиянием Чернышевского и Зайчневского мировоззрение. "Зайчневский, - говорила она Мицкевичу (см. его статью в "Пролетарской Революции"), - заставлял нас изучать "Примечания к Миллю" Чернышевского". Ленину же, тоже "перепаханному" Чернышевским и лишь недавно ставшему марксистом, было 21 год. Не он открывал Ясеневой новые перспективы, а следует думать, в гораздо большей степени, она ему. Ленин в это время особенно интересовался историей русского революционного движения, ища личного знакомства с его участниками. Очень заинтересовался он и партией "якобинцев-бланкистов" Зайчневского, и о программе и истории ее, начиная с появления "Молодой России", ему и рассказывала Ясенева. Об этом можно кое-что найти в ее статье "Последний Караул", {117} напечатанной в сборниках "О Ленине", книге II. Говорю лишь кое-что, так как Ясенева, плохо владея пером, не смогла связно и подробно рассказать о том, что для истории политического развития Ленина, несомненно, представляло большой интерес.
"В разговорах со мною, - писала она, - Владимир Ильич часто останавливался на вопросе о захвате власти - одном из пунктов нашей якобинской программы. Он не оспаривал ни возможности, ни желательности захвата власти, только никак не мог понять на какой такой "народ" мы думаем опереться. Я теперь еще больше, чем раньше, прихожу к заключению, что у него уже тогда являлась мысль о диктатуре пролетариата".
Можно найти ряд подтверждений, что мысль о захвате власти и диктатуре, тогда, действительно бродила, формировалась, в голове Ленина, несмотря на то, что этому шла наперекор критика идеи захвата власти в работе Плеханова "Наши Разногласия", с усвоения которой в 1889 г. Ленин начал свое марксистское воспитание. Разговоры с Ясеневой о "Молодой России", Зайчневском, партии якобинцев-бланкистов - несомненно осели в памяти Ленина. На это указывает следующий факт. Осенью 1904 г., после двенадцати лет полного забвения Ясеневой, отсутствия между ними какой-либо переписки, Ленин вдруг вспоминает о ней, пишет ей из Женевы в Саратов письмо, "чрезвычайно радуется", узнав что она "жива" и "очень хотел возобновить дружбу" с нею.
Что случилось, что толкнуло его вспомнить о ней? На это легко ответить: написав "Шаг вперед - два назад", Ленин в это время пришел к твердому убеждению, что ортодоксальный марксист-социал-демократ непременно должен быть якобинцем, что якобинство требует диктатуры, что "без якобинской чистки нельзя произвести революцию" и "без якобинского насилия диктатура пролетариата выхолощенное от всякого содержания слово". Но ведь это всё близко к тому, что следуя призыву {118} Чернышевского, к топору приглашала "Молодая Россия", весьма близко к тому, что развивала программа "якобинцев-бланкистов", излагавшаяся Ясеневой. Как тут ее не вспомнить! Тем более, что Ленин узнал, что Ясенева примкнула к большевистскому течению и "занимает солидарную с нами позицию" (письмо к Ясеневой опубликовано в полном собрании сочинений Ленина). Эту, почти никому неизвестную, историю с "Молодой Россией", партией "якобинцев-бланкистов" и, разговорами Ленина с Ясеневой - мне казалось уместным привести. Она бросает особый свет на ряд заявлений Ленина, о которых буду говорить в главе о том, как он писал "Шаг вперед - два шага назад".
Несколько строк в добавление. Зайчневский - глава "русских якобинцев-бланкистов", умер в 1896 г., на смертном одре, в бреду споря с Лавровым и доказывая, что "недалеко время, когда человечество шагнет в царство социализма". С его смертью, писал в 1925 г. Мицкевич, один из виднейших последователей Зайчневского - "русское якобинство умерло, чтобы воскреснуть в новом виде в русском марксизме - революционном крыле русской социал-демократии - в большевизме".
