ей не извозчик и не холоп.
Хотя в смысле свинства она сегодня побила рекорды.
Наверное, просто устала.
– Я съезжу бак долить, пока вы собираться будете, – проговорил Пастухов, притормаживая «Харлей» у ее подъезда. – Тут колонка рядом.
– Ну уж нет, – со змеиной улыбочкой сказала она, – любопытство должно быть удовлетворено. Тебе же, Пастухов, интересно, как живет командир?
Интересно ли было ему? Вопрос неуместный.
Какое может быть любопытство в смысле мебели, занавесок и прочей требухи, когда он желал бы стать частью ее жизни?
– Ну ладно, – сказал он. – Вы командир, как скажете.
«Переиграл», – с досадой и легким стыдом подумала Марьяна.
Но разве они во что-то играли?
Нужно будет коктейльный стакан незаметно от Пастухова прихватить. Засунуть в сумку между полотенцами и простынями. Чтобы не подумалось ему какой-нибудь ерунды на ее счет.
А что он может подумать? Что она пьянствовать собралась ввечеру после работы?
Может и так подумать. Легко. Ей это нужно? Чтобы Сашка решил про нее, что она имеет обычай расслабляться алкоголем?
Почему ее это беспокоит? А как же иначе. Ее вообще волнует, что о ней думают люди. Мнение о ней соседей по подъезду ее тоже, к примеру, не оставляет равнодушной. Она не настолько высокомерна, чтобы на это плевать.
На скамейках возле дома бабушек не было. Ни одной. Удача. Марианну здесь все бабушки знали, которые дожили, не переехали и память по старости не утратили.
Небось по домам сидят, от зноя прячутся.
В подъезде царили сумрак и прохлада.
Лифт тесный, с раскрывающимися наружу узкими деревянными створками. Внутри кабинки такие же дверцы, их полагалось плотно прикрыть, прежде чем нажмешь клавишу с номером этажа.
Когда Марьяна была маленькая, боялась своего лифта. Он казался ей страшным и опасным. Теперь, во взрослом возрасте, если с ней случались ночные кошмары, лифт частенько был в них главным действующим монстром.
Пастухов удивленно приподнял брови, столкнувшись с древней конструкцией.
– Надо же, встречаются все еще, – сказал он, помещаясь в кабинку первым. Не оборачиваясь к Марьяне, вошедшей следом, добавил: – Я открывал, вам закрывать.
А про себя подумал: «Без того понятно. Зачем трындеть попусту?»
Он злился, но тупо-безадресно, непонятно на кого и за что. Хотя, если разобраться – то на себя. С какой стати – вникать не хотелось.
Возясь у двери с ключами, Марианна спешно вспоминала, когда она делала уборку. Не такую, когда вещи по местам разложишь и все, и хватит, а правильную, с пылесосом и влажной тряпкой на поперечине швабры. Не сумев вспомнить, обозвала себя закомплексованной идиоткой.
Распахнула дверь, сказала: «Заходи, Пастухов». Он не сдвинулся с места, молча поведя рукой в сторону темной прихожей. Хмыкнув про себя: «Воспитанный ты наш», Марьяна вошла в квартиру первой.
– Не разувайся.
Он не послушался, принялся расшнуровывать туфли.
– Не разувайся, я сказала! – повысила она голос, в котором явственно обозначилась истерическая нотка.
Пастухов распрямился. Приподняв бровь, проговорил:
– Как скажете, Марианна Вадимовна. Тогда я занимаю очередь.
– Что? – не поняла она.
– В туалет.
Тьфу.
– Меня пугает твоя галантность, Пастухов, – стесненно произнесла она, открывая дверь санузла. – Можешь пока по комнатам побродить. Только фигуры не сдвигай с места.
Про фигуры он ничего не понял и решил не заморачиваться. Подчиняясь мужскому инстинкту, отправился в кухню проверять выключатели, розетки, дверные ручки и петли навесных шкафов. На первый взгляд все было исправно. Он разочарованно хмыкнул.
– У меня в записной книжке есть специальный раздел, – сказала Путято, застав его во время осмотра тройника за холодильником. – Называется «Полезные контакты». Когда приключается жизненное затруднение, то электрик Сережа, сантехник Виталий Степанович и оконщик Котин Валентин приходят на помощь. Мебельщиков на выбор в списке два, они мне кухню строили – Олег и Дмитрий, я их тоже записала. Хорошие ребята, добросовестные. Понимаешь, Пастухов, при теперешней развитой сфере услуг наличие в хозяйстве домашнего мужчины не обязательно.
– А я уж испугался, что вы сами отверткой орудуете.
– Почему это страшно?
– Не страшно, а неприятно.
– Выходит, ты испугался, что я стану для тебя более неприятной? – сорвалось у нее с языка.
– Беру свои слова обратно, – торопливо проговорил он, не найдя с ходу что ответить.
– Все осмотрел? – после короткой заминки спросила она.
– Куда там… Трешка у вас?
– Трешка. А у вас? – равнодушным тоном поинтересовалась Марьяна.
– А у нас… А у нас съемная.
– Понятно… Ну, хорошо, Пастухов. Я вещи собирать начинаю. А ты, если хочешь, поброди, продолжи осмотр. Или располагайся в кресле, дальняя дверь по коридору. Там у меня гостиная.
Конечно же, Саша прямиком отправился в гостиную, чтобы посидеть в кресле, в котором вечерами отдыхает Анка.
Переступив порог, он периферийным зрением увидел неясный силуэт слева от двери. Кто-то в неестественной позе затаился в углу комнаты, затененной глухими портьерами.
Домушник?
Кто-то похуже? Может, маньяк?
Рассуждать было некогда, хотя это большая удача, что Анка сейчас не одна.
Резко развернувшись в сторону темной фигуры, Пастухов дернулся к кобуре, но вспомнил, что кобуры нет, а значит, нет и пистолета.
Холодным янтарем блеснули глаза существа.
На фоне черного бархата стеклянные глаза смотрелись эффектно.
Пастухов выдохнул. Нервы никуда не годятся.
Кресло, стоящее в ближнем левом углу, было занято плюшевым – или велюровым? – псом, огромной детской игрушкой. Весьма удачная скульптурная имитация породы – если навскидку, полукровки английского дога с ротвейлером. Взгляд из-под насупленных бровей песика – оценивающий и пристально-суровый, хотя сам он был запечатлен в бесстрастной позе египетского сфинкса. Однако было понятно, что этот серьезный парень в один миг пружинисто встанет на все четыре, с тихим рыком обнажив в оскале клыки, и тут же с места сиганет прыжком через всю комнату, чтобы вцепиться в горло обидчику хозяйки.
Сильная вещь. Пастухов такие уважал. Сердце еще колотилось. Подойдя поближе к ненастоящему собакену, Саша почесал его за куцым ухом. Руку быстро убрал. Может, этот тип не любит фамильярностей.
– Это Эмма, – незнакомым голосом произнесла Анка у него за спиной.
– Эмма? – удивился Пастухов. – То есть не кобель он вовсе? А… как бы это… собачья девочка?
– А разве можно ошибиться? – сделав вид, что обиделась, спросила Марианна.
– Нет, – решительно ответил Сашка. – Однозначно нет. Красавица. Настоящая фрейлина королевы.
– Ее подарил мне папа на пятнадцать лет. Через неделю они с мамой и сестренкой уехали на море. По дороге домой разбились. Автокатастрофа. Ника чудом осталась жива.
Как же хотелось Сашке прижать ее к груди, чтобы горевать вместе с нею. Но он стоял, молчал и не знал, что сказать и что сделать.
– Как ты относишься к шахматам, капитан? – задала неожиданный вопрос Марианна уже совсем другим тоном.
Не
