Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Варя тяжело вздохнула и продолжала:
— Нет, не думаем мы о деньгах, сударыня. Уж если придется, так и в бедности проживем. Ведь и деньги-то не свой человек предлагал, а англичанин. Вон у нас на заводе такой же был, Пиль его звали. На что уж пьяница и вообще пропащий человек, а от него только и слышали: «Моя Британия, моя Британия…» Так уж нам-то сам бог велел Россией гордиться. Судьба, видно…
— Ах, оставьте такие мысли, голубушка, — с досадой перебила ее Клара Ивановна, — ведь дело-то все равно проиграно. И флот не станет сильнее, если ваши дети голодать будут. Да и вы сами такая молодая, красивая, вам-то разве не хочется лучше пожить? А англичане теперь друзья наши, чего же тут постыдного деньги от них принимать?
«Откуда у нее столько упрямства?» — с изумлением спрашивала себя госпожа Русилович. Она чувствовала, как нарастает в ней глухое раздражение. Слова Вари, казалось ей, были специально рассчитаны на то, чтобы побольше уколоть ее, Клару Ивановну. А она в разговоре невольно переходила на тон какого-то оправдания перед этой женщиной. И от этого чувство раздражения еще больше усиливалось.
— Англичане не друзья нам, — возбужденно ответила Варя. — Они думают, что в России все купить и продать можно. А вот пусть они попробуют Васю купить! — с вызовом закончила она.
Слезы у нее уже давно высохли, она теперь смотрела прямо в глаза гостьи, щеки ее пылали, и губы дрожали от волнения. Она была так хороша в этот момент, что госпожа Русилович против воли на минуту залюбовалась ею. «А какая я должно быть некрасивая сейчас», — ревниво подумала она, чувствуя, как злая усмешка кривит ее рот, а глаза начинают растерянно бегать по сторонам. Ей захотелось сказать Варе что-то обидное, такое, отчего бы ее лицо тоже стало злым и некрасивым. Но она сейчас же взяла себя в руки и с грустной улыбкой, которой она так искусно владела и которая, она знала, очень шла к ней, обратилась к Варе:
— Ах, милочка, можно подумать, что я приехала спорить с вами. Между тем, мне только хотелось помочь, мне было так жалко вас! Мой муж…
— А кто ваш муж, сударыня? — спросила Варя. — Не адмирал ли Невельской?
— Нет, — в замешательстве ответила Клара Ивановна, — нет, он крупный инженер и… и…
Варя, сама того не зная, нанесла своей гостье удар по самому больному месту. Госпожа Русилович хорошо знала жену Невельского, знала, что эта маленькая и хрупкая на вид женщина самоотверженно перенесла вместе с мужем все трудности и опасности его экспедиции на далекий Амур. О Невельской с откровенным восхищением говорили в морских кругах Петербурга. При встрече с ней Клара Ивановна всегда чувствовала ужасную, повергавшую ее в отчаяние неловкость и смущение. Она с трудом признавалась себе, что завидует этой женщине. Но это было не совсем так… К жгучему чувству зависти примешивалось сознание огромного морального превосходства над собой светлой, прямой и мужественной натуры Екатерины Невельской. За это чувство унижения перед ней и ненавидела ее Клара Ивановна.
И вот теперь Варя не только вновь вызвала в ней это чувство, но и прямо указала на его первоначальный и главный источник. Это было слишком даже для такой опытной и умевшей владеть собой женщины, какой была госпожа Русилович. Наигранная улыбка исчезла с ее лица, уже с раздражением и злостью она продолжала:
— А вы… а вы просто глупы и ничтожны в своих рассуждениях о морали и патриотизме. И вовсе я…
Но тут она опомнилась, быстро поднялась со своего места и, направляясь к двери, презрительно бросила через плечо:
— Я так и знала, что мой визит ни к чему не приведет: кого Юпитер хочет наказать, того он лишает разума!
Варю в первый момент ошеломила та внезапная перемена, которая произошла с гостьей, но в последней фразе она почувствовала ее оскорбительный смысл. Варя вспыхнула от негодования и громко сказала, когда госпожа Русилович уже открыла дверь в коридор:
— А вас он, кажется, лишил чести и совести.
Госпожа Русилович в ответ изо всех сил швырнула дверью и бросилась к выходу из Пассажа. В подъезде она столкнулась с Пятовым. Он с удивлением посторонился и пропустил ее.
Войдя к себе в комнату, Василий Степанович увидел, что Варя лежит на кровати и горько плачет.
— Варенька, что случилось? — с тревогой спросил он, обнимая жену.
Варя рассказала ему о визите незнакомки.
— Это англичанин ее подослал, — задумчиво сказал Пятов. — Ну, а ты у меня молодец, больше эта барынька сюда не сунется. Зато у меня, Варя, такая радость, — добавил он, — такая, что я даже шел всю дорогу осторожно, чтобы не расплескать ее, ей богу!
Варя улыбнулась сквозь слезы и сказала:
— Ну, рассказывай, Вася, а то у меня на душе совсем никакой радости нет.
— А вот слушай, и радостно и смешно.
Он поудобнее уселся на кровати, а Варя снова прилегла, не выпуская его руки из своей, и приготовилась слушать.
— Нашел я, значит, этот журнал, — начал он. — Захожу в переднюю, вижу, какой-то господин одевается, а лакей ему помогает. «Пальто давай», — говорит барин. «Холодно», — отвечает лакей и подает шубу. «Пальто, тебе говорят». — «Холодно», — и опять шубу дает. Барин шубу—на пол, говорит: «Давай пальто!» Лакей ворчит, подает пальто и меховую шапку. «Шляпу», — говорит барин, а лакей опять: «Холодно». — «Тебе говорят — давай шляпу!» — «Холодно». Барин опять шапку на пол. Тут я уже вступаю, говорю: «Господина Некрасова видеть можно?» А лакей сразу и отвечает: «Спит». Тут уж барин на него сурово так посмотрел и говорит: «Ты что, Василий, окончательно спятил? — и мне: — Я Некрасов». — «Так вы ведь в типографию спешите, Николай Алексеевич, — говорит лакей, — а этот господин в редакцию пройти может».
Варя не выдержала и рассмеялась. Пятов с улыбкой провел рукой по ее волосам и продолжал:
— Только я собрался сказать о цели своего визита, входит еще человек, молодой, серьезный, в очках — Добролюбов, сотрудник журнала. Стал я им все рассказывать. Как нашел новый способ броню для кораблей изготовлять, как стан построил, как в Петербург приехал подавать свою докладную записку. Слушают оба внимательно, с сочувствием. Когда стал рассказывать про заседание комитета, где на смех меня подняли, Некрасов стукнул кулаком об стол и говорит: «Ах, негодяи, как над человеком издевались». А Добролюбов отвечает: «Тут не люди отдельные негодяи, Николай Алексеевич, тут система вся негодяйская. Если человек из народа и о родине печется, то хода ему в сегодняшней России нет». Каково сказано, Варенька? Потом я рассказал, как иностранцам на отзыв изобретение мое послали, и вижу Добролюбов что-то в книжку к себе записывает. Потом я про Фелюгина рассказал, как он меня к Гобсу затащил. Тут Добролюбов внимательно посмотрел на меня и говорит: «А я вас знаю, вы — Пятов». Я, конечно, удивился: ведь фамилии-то своей я при нем не называл. А он и говорит: «У нас этот проходимец Фелюгин однажды был. Статью хотел поместить, чтобы ваше изобретение охаять». Вот ведь память у человека! А о Гобсе Добролюбов сказал: «Этой заморской акуле только в петербургских салонах и министерствах плавать: кругом взяточники и воры». Наконец, рассказал я им о своей второй докладной записке и о генерал-адмирале. Добролюбов ответил мне на это так: «Истинный патриотизм присущ лишь народу, а царская фамилия только играет в него, рядится. Не верю, — говорит, — генерал-адмиралу». Потом посмотрел на Некрасова и добавил: «Мы, Николай Алексеевич, не имеем права остаться в стороне от такого важного дела. Вопрос здесь не только в броне, а в престиже русском, в слепом преклонении перед заграницей». Я слово в слово запомнил это. «Мы, — говорит, — обязательно статью об этом дадим и все фамилии назовем». А Некрасов покачал головой и говорит: «Опять с цензором воевать придется.
Уверен, не пропустит статью». А Добролюбов в ответ: «Это мы еще посмотрим».
Пятов на минуту умолк. Варя, едва дыша, не сводила с него глаз. Василий Степанович посмотрел на жену, весело улыбнулся и продолжал:
— А как горячо благодарил меня Добролюбов и все время довольный повторял: «Россия неслыханно богата талантливыми людьми!» Некрасов, хотя и очень торопился, не ушел до конца нашего разговора. А когда я с ними попрощался, то снова услышал, как он в передней с лакеем своим воюет: «Сани!» — «Ветер, Николай Алексеевич, в карету пожалте».— «Сани, тебе говорят!» — «Да, ветер…»
Варя опять не выдержала и рассмеялась.
— Ты знаешь, Вася, — сказала она, — у меня на душе легче стало от твоего рассказа. Каких хороших людей ты видел! Мне бы хоть краешком глаз на них поглядеть.
— Как-нибудь увидишь, дорогая моя, — ласково ответил Пятов. — А я завтра к академику Якоби Борису Семеновичу должен пойти. Он и так, верно, обидится, что я сразу, как приехал, у него не побывал.
На второй день вечером на квартире академика Якоби собрались гости. Последним приехал Невельской. Встречая его в передней, Якоби пошутил:
- Дело № 179888 - Михаил Зуев-Ордынец - Историческая проза
- Авеню Анри-Мартен, 101 - Режин Дефорж - Историческая проза
- Отступление - Давид Бергельсон - Историческая проза
- Моссад: путем обмана (разоблачения израильского разведчика) - Виктор Островский - Историческая проза