уже видел, как это бывает. Номер шестнадцать может сгубить твой рассудок тем, что просто с тобой заговорит. Сделать так, что ты усомнишься в свидетельстве собственных глаз. Усомнишься во
мне.
Я был потрясен. Мне и в голову не приходило, что возможна такая гнусность. Это приводило в трепет.
— Как мне себя защитить? — спросил я.
— Делай, как я сказал. Прячься. Не позволяй номеру шестнадцать тебя увидеть. А главное, не слушай, что говорит номер шестнадцать. Это вопрос жизни и смерти. Пойми, ты особенно уязвим для… для влияния, которым обладает номер шестнадцать, поскольку и без того психически неуравновешен.
— Психически неуравновешен? — спросил я. — О чем ты?
По лицу Другого прошла тень раздражения.
— Я уже тебе говорил. Ты забываешь. Повторяешься. Мы об этом беседовали неделю назад. Только не говори мне, что уже забыл.
— Нет, нет. Не забыл, — ответил я, а про себя подумал, не изложить ли теорию, что память подводит его, а вовсе не меня. Однако я чувствовал, что сейчас не время заводить этот разговор.
— Так вот. — Другой вздохнул. — Это не все. Я кое-что еще должен тебе сказать. Пойми, пожалуйста, что для меня это так же тягостно, как и для тебя. Если я обнаружу, что ты говорил с номером шестнадцать и отравлен безумием, то сам окажусь в опасности. Ты ведь понимаешь? Это будет значить, что ты можешь на меня напасть. И даже почти наверняка нападешь. Номер шестнадцать будет подстрекать тебя к тому, чтобы мне навредить.
— Навредить тебе?
— Да.
— Какой ужас!
— Еще бы. И к тому же остается вопрос твоего человеческого достоинства. Ты обезумеешь, впадешь в жалкое состояние, а это унизительно. Ведь ты же не хочешь таким стать?
— Не хочу, — ответил я.
— Так вот. — Он набрал в грудь воздуха. — Если я увижу, что ты сошел с ума, то почту своим долгом тебя убить. Ради нас обоих.
— Ой! — вырвалось у меня. Такого я не ожидал.
Наступило короткое молчание.
— Но может быть, если мне помочь, я со временем выздоровею?
— Маловероятно, — ответил Другой. — И в любом случае я не хочу рисковать.
— Ох, — сказал я.
Вновь наступило молчание, на сей раз более долгое.
— Как ты меня убьешь? — спросил я.
— Тебе это знать незачем.
— Да. Наверное.
— Не думай об этом, Пиранези. Делай то, что я сказал. Избегай номера шестнадцать любой ценой, и все обойдется благополучно.
— А ты почему не сошел с ума? — спросил я.
— Что?
— Ты говорил с номером шестнадцать. Почему ты не сошел с ума?
— Я тебе уже говорил. У меня есть способы уберечься. К тому же, — он горестно скривил рот, — даже я не полностью защищен. Бог свидетель, из-за всего этого я и сам чуть не рехнулся.
Мы вновь умолкли. Думаю, мы оба были потрясены. Затем Другой чуть натужно улыбнулся и постарался сделать обычное лицо. Ему пришла в голову некая мысль.
— А откуда ты знаешь? — спросил он.
— Что?
— Ты вроде бы говорил… Я сказал, что номер шестнадцать ищет именно тебя, а ты ответил, что уже знаешь. Но откуда? Как ты мог это узнать?
Я видел по его лицу, что он силится найти объяснение.
Сейчас было самое время рассказать ему о Пророке. Я уже почти начал говорить, но передумал и сказал другое:
— Мне открыл это Дом. Ты же знаешь про мои Откровения?
— А. Ясно. Вот как, значит. А что ты хотел мне сообщить? Ты сказал, у тебя для меня что-то важное.
Я помолчал и ответил:
— Я видел осьминога в Нижних Залах, куда можно попасть через Восемнадцатый Вестибюль.
— Вот как? Правда? — сказал Другой. — Замечательно.
— Замечательно, — согласился я.
Другой набрал в грудь воздуха:
— Итак! Держись подальше от номера шестнадцать! И не сходи с ума! — Он улыбнулся мне.
— Я точно буду держаться подальше от номера шестнадцать. И не сойду с ума.
Другой похлопал меня по плечу.
— Отлично, — сказал он.
Мои мысли по поводу слов Другого, что при определенных обстоятельствах он может меня убить
Запись от Двадцать пятого дня Седьмого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос
Я чудом избежал опасности! Я едва не рассказал Другому о Пророке! И тогда он (Другой) сказал бы: «Ты зачем разговаривал с Незнакомым Человеком, хотя обещал мне этого не делать? Ты не подумал, что это может быть 16?»
И что бы я ответил? Ведь я правда думал, что это 16, когда с ним заговорил. Я нарушил обещание. Это непростительно. Благодарение Дому, что я ничего Другому не сказал. В лучшем случае он бы решил, что на меня нельзя полагаться. А в худшем — еще больше укрепился бы в намерении меня убить.
И все же я невольно думаю, что, будь все наоборот, угрожай 16 рассудку Другого, а не моему, я бы не обратился к убийству как к первому средству. Если честно, вряд ли я бы захотел его убить — мне отвратительна сама эта мысль. Безусловно, я прежде испробовал бы другие средства, например исцелить его безумие. Однако Другому свойственна определенная негибкость. Не стану называть это изъяном его характера, но черта такая в нем безусловно присутствует.
Я изменяю внешность к появлению 16
Запись от Первого дня Восьмого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос
Сейчас я тренируюсь прятаться от 16.
Представь (говорю я себе), что ты увидел кого-то — 16! — в Двадцать третьем юго-восточном Зале. Прячься!
Затем я быстро и бесшумно бегу к Стене и прыгаю в просвет между двумя Статуями. Я вжимаюсь в него и замираю. Вчера, когда я прятался, в Зал влетел сарыч, ища себе добычу — маленьких птичек. Он облетел Зал и сел на Статую Мужчины и Мальчика, составляющих Звездную Карту. Там он просидел с полчаса, но меня не заметил.
Одежда у меня такая, что помогает прятаться. Когда я был моложе, рубашки и брюки у меня были разных цветов: голубые, черные, белые, серые, хаки. Одна рубашка была очень красивого вишневого цвета. Но они все вылиняли и стали одинаково неразличимо серыми, так что полностью сливаются с серовато-белым мрамором Статуй.
Волосы — другое дело. За годы они отросли длинными, и я вплел в них разные красивые вещицы, которые нашел или сделал сам: раковины, коралловые бусины, жемчужины, камушки и причудливые рыбьи кости. Многие из этих украшений яркие, блестящие, заметных цветов. Когда я иду или бегу, они позвякивают.
