Точно так же не нужен был советской власти и суд над Иваном Николаевичем Соловьевым. Как мы уже знаем, Соловьев пользовался симпатиями местного населения. Судить его открытым судом значило возбудить в людях все чувства доброжелательства, сочувствия, жалости, в конце концов, к отважному, доблестному русскому офицеру, командиру Горно-Партизанского отряда имени Великого Князя Михаила Александровича, а вместе с тем возбудить чувство осуждения, если не ненависти к новой власти и к новым порядкам. Кроме того, на суде ведь Соловьев будет говорить, а люди будут слушать и ведь неизвестно что, какую правду о новой власти будет говорить подсудимый и каково это будет слушать судьям. Хоть и ежься, а слушай, перебивай, а слушай, затыкай рот, а слушай. Уж лучше сразу заткнуть ему рот. Нет, положительно не нужен был советской власти суд над Иваном Николаевичем Соловьевым. Спектакль был разыгран по заранее подготовленному сценарию, и главным в этом спектакле были обман, коварство, жестокость и подлость. Масштаб другой, но точно так же, как в случае с царской семьей свалили все на местные екатеринбургские власти, а в случае с Колчаком а местные иркутские власти, так и тут надо было найти на кого свалить. Разыграно было так. По предварительной договоренности, Иван Николаевич должен был встретиться один на один с начальником Красноярского ЧОНа Зарудневым. Заруднев должен был передать Соловьеву документ на право мирной жизни и мирного хозяйствования на земле. И хотя Соловьев приехал в станицу в сопровождении своего заместителя Чихачева и своего адъютанта, но эти двое – по договоренности – остались в стороне, чтобы Соловьев мог встретиться с Зарудневым один на один. Заруднев был пешим, а Соловьев на своем коне золотой масти. Соловьев протянул руку Зарудневу, а тот, вместо рукопожатия, Соловьева с коня сдернул. Тотчас трое-четверо прятавшихся поблизости налетели на Соловьева, скрутили, связали его и отнесли в баню, где и положили на пол. Чихачев и адъютант почуяли неладное, но их немедленно застрелили. Дальше официальная версия такова. Часовой около бани, услышав выстрелы, испугался, что Соловьева освободят (а Соловьев к этому времени будто бы сумел развязаться), и часовой Соловьева застрелил. Но все это шито белыми нитками и не более (по-современно-молодежному говоря) чем пудренье мозгов и вешанье лапши на уши. Пуля вошла Соловьеву в череп сбоку, чуть выше уха. Спрашивается, если бы Соловьев действительно развязался (а значит, и вскочил бы на ноги), куда бы попала пуля? В грудь, в живот, куда угодно, только не в череп сбоку, над ухом. Ясно, что часовой стрелял в связанного и лежащего на боку Соловьева. Ясно, что ему заранее было приказано Соловьева застрелить. Всех троих, то есть самого Соловьева, его заместителя Чихачева и его адъютанта, закопали около ограды сельского кладбища. Сельчане обиходили могилу и даже успели поставить крест. Но через три дня приехали из Красноярска чоновцы и труп Соловьева увезли, якобы для опознания. Где они его закопали, никому неизвестно.
А я уже чисто лирически думаю: кто же стал ездить на коне Соловьева золотой масти? Как тут не вспомнить современный эстрадный шлягер:
Есаул, есаул, что ж ты предал коня,пристрелить отказалась рука.Есаул, есаул, что ж ты предал меня,я чужого несу ездока.
Итак, дата его смерти – 4 апреля 1924 года. А если бы кто из русских людей нашего поколения или в будущем захотел бы помянуть Ивана Николаевича, то день именин его мы не знаем, поскольку не знаем дня рождения. Ведь «Иоаннов» в году отмечается несколько: Иоанн Златоуст, Иоанн Предтеча, Иоанн Лиственник… Я бы предложил чтить Ивана Николаевича в день Ивана-Воина. Этот день Православная Церковь отмечает 12 августа по новому стилю (30 июля – по старому).
1992 г.
