называет «истеричкой» родилась и выросла в России и очень рада переезду.
Кстати о Джексоне… Ирина Викторовна попросила передать ему записку. Признаться честно, мне было жутко интересно, что было в ней написано, но я так и не осмелилась ее прочитать. Скорей всего что-то важное.
Я была в раздевалке, натягивала пальто, как ко мне подошла Катя.
— Хай! Ты домой?
— Не совсем.
— Погнали на качели, сегодня погода классная.
— Не могу. У меня домашки полно, еще Ирина Викторовна попросила передать записку.
— Пошли я тогда с тобой сгоняю. Дома скукатища, а на качели ты не хочешь.
— Я не могу…
— Да ладно. Как говорят мои предки, нет такого слова «не могу». Есть слово «не хочу. Тем более вместе веселей.
Я нахмурила брови. Катя все также оживленно смотрела на меня.
— Ну что? Погнали?
Я пожала плечами. Мне казалось, что на мне лежала огромная ответственность, Ирина Викторовна попросила именно меня, а ведь могла попросить и Катю. Но она права лишь в одном. Вместе не так скучно.
Глава 24
— Я знаю короткий путь, — сказала Катя.
Мы вышли из здания школы. Морозный холод обжигал щеки. Руки замерзали и ходить без теплых варежек оказалось плохой идеей. Мне сразу захотелось вернуться обратно. Войти в просторный класс, дотронуться ладонями до горячей батареи и держать до тех пор пока не пойдет пар.
В отличие от меня Катя чувствовала себя бодро. Улыбалась, шутила. Ее синтепоновая куртка была не до конца застегнута, шапка с небольшим помпоном съехала на бок.
— И какой это короткий путь? — спросила я, переминаясь с ноги на ногу. А на юге еще тепло. Бабье лето. Ах, лето… Теплые дождики, золотистые пшеничные поля и ясная синева бескрайнего неба. Когда можно купаться в речке, когда стонешь от жары, когда каждое утро готовишь ягодный фреш или лимонад с листочками поперечной мяты.
— Короче не бывает. Поедем на сорок пятом, он как раз туда ходит, — Катя махнула рукой. — Так что погнали на остановку.
На остановку мы шли долго. Хотя почему долго. Минут десять, может чуть больше, но из-за того что порывистый ветер поднялся еще сильнее, мне показалось, что очень долго. А когда пришли, я скинула рюкзак с плеч и посмотрела по сторонам. Напоминало какую-то промзону. Рядом железнодорожное полотно, старые вагончики, высокий забор за которым виднелась лесополоса. Ни людей, ни прохожих, только огромные фургоны проносились по дороге, а еще виднелись гигантские бетонные трубы, которые обычно бывают на заводах, из них валил серый дым и сливался с хмурыми тучами.
— Кать, зачем мы сюда пришли?
Она засунула руки в карманы и без тени улыбки ответила:
— Сама уже не знаю. Думала, так будет короче. А оказалось, как всегда. Шли сюда по холодрыге, — она шмугнула носом. — Теперь еще автобуса будем ждать пол часа. — Хорошо, что хоть крыша есть над головой, если дождь пойдет — не промокнем.
Похоже Катя во всем видела что-то позитивное.
Я поставила рюкзак на остановку, сама подошла к дороге. Катя продолжала сидеть на деревянной скамейке под козырьком, а у меня создавалось такое ощущение, что автобус не приедет. Ни через пол часа, ни через час.
— Давай загуглим расписание? — предложила я.
— Написано, что каждые десять минут.
Похоже у этого маршрутного автобуса совсем другой временной интервал, никак у обычных людей.
— У тебя есть, что-нибудь поесть? — Катя похлопала себя по упитанному животу.
— Там пачка грецких орехов. Можешь взять у меня в рюкзаке, — сказала я и продолжала смотреть на дорогу. Даже не пахнет, даже тонкого намека нет, что нужный нам автобус курсирует по указанному маршруту, а холод был собачий. Лужи давно высохли, теперь порывистый ветер гонял сухую пыль по асфальту.
— Лучше бы на трамвае поехали, — я обернулась и посмотрела на Катю. Она копошилась в моем рюкзаке.
— Там в боковом карманчике, — подсказала ей я.
— Ага, — она вытерла подбородок рукавом куртки и продолжила поиски дальше.
А потом я увидела, как в ее руки попала записка. Та самая, которую мне дала Ирина Викторовна. Катя достала ее из рюкзака и начала медленно разворачивать.
— Положи, это нельзя трогать, — я подошла ближе.
— Эта та самая записка? Давай почитаем…
— Нельзя, — я попыталась выхватить записку. Но Катя выше и шире. Один раз толкнуть и мои хрупкие кости рассыпятся в хаотичном порядке. Не соберешь потом.
— Забери! Забери! — она встала с лавки и начала прыгать с вверх поднятой рукой, в которой была записка. Она держала ее двумя пальцами, ветер колыхал белый лист, как развернутый флаг.
— Это уже зашквар Кать.
— Забери! Забери! — продолжала она повторять, как заезженную пластинку.
— Меняю записку на орехи, — я пыталась найти хоть какие-то аргументы. Но аргументов не хватало. Я попыталась вырвать заветный листочек из ее рук несколько раз подпрыгнув. Но все мои попытки увенчались провалом. Хуже того, Катя выпустила из рук листок и поток ветра понес его куда-то туда к высокому бетонному забору. А дальше лес, высокие сосны, макушки которых раскачивал все тот же пронизывающий ветер.
Я смотрела как он парит в воздухе, как проносится над гаражами и ничего не смогла сделать. Это меня попросила Ирина Викторовна передать запису. Меня! А я не выполнила свое обещание. Белый листок парил, автобус пронесся мимо нас. Он не остановился на остановке, скорее всего нужно было поднять руку, чтобы водитель затормозил, но мы были слишком сильно увлечены другим. Мы делили обычный лист бумаги, как заветный пирожок.
Когда записка скрылась с горизонта, я печально вздохнула опустив руки.
— Что там хоть было написано?
— Белкина полная дура, — сказала катя и звонко рассмеялась.
— Какая еще Белкина?
— Соседка моя бывшая, по парте. У нее еще такой корявый почерк. Сложно разобрать, собственно, как и у нашей классухи.
Это был камень в мой огород. Сейчас полной дурой выглядела я.
— Ладно, что-то я засиделась с тобой. Пойду домой. Есть так охота. А на обед у нас борщ со сметаной.
Катя пошла, а я осталась сидеть на остановке, свесив ноги. Сейчас не чувствовалась, ни холода, ни той горечи которая осталась после случившегося.
Я хотела позвонить отцу и все рассказать, но боялась. Что бы он мог сказать? Он мог наорать и добавить, что я слишком доверчивая. А чтобы сказала бабуля? Бабуля сказала бы, что я никогда не при каких обстоятельствах не должна сдаваться. Даже если против меня будет целый мир. Сейчас против меня была Катя с которой я старалась подружиться. Она только делала вид, что дружила.
Я решила дождаться следующего
