— Здесь, на Востоке, юноша, — назидательно поднял палец майор Загоруйко, — слова «уже» не существует. Тут все настолько расплывчато и зыбко, что понятие времени, как таковое, отсутствует. Вам, с вашими отравленными европейским воспитанием правильными мозгами, не понять, что «уже» здесь может значить «вчера», а может и «завтра»…
— А может и «никогда», — вставил ротмистр, гася в полной окурков и сгоревших спичек «пепельнице» — каком-то чеканном блюде, старинном на вид и в Петербурге наверняка стоившем бы сотни рублей, — выкуренную на две трети сигарету и вынимая из портсигара новую. — Или даже «ни за что». Восток…
— Дело тонкое! — гаркнули офицеры хором.
— Только не надо мне здесь сказки рассказывать про «народ, который никто и никогда не мог победить»! Побеждали. И ходили через Афганистан, как по паркету, все кому не лень. И туда, и обратно, и вдоль, и поперек. От Тамерлана, до Чемберлена, как говорится. И даже раньше. Другое дело, что, легко покорив, все, как один, не ожидали от этого милого народа клинка в спину. Зазубренного дедовского кинжала…
«Сколько нового я здесь узнал, — счастливо думал поручик. — Умные, тонкие, решительные люди… А вот просидел бы весь свой век в Петербурге, дрессируя гвардейцев… Нет, право слово, в добрый час увидел я ту газету…»
Но перед глазами снова и снова возникала печальная Настенька, и молодой офицер, несмотря на шум в голове, тянулся к стоящей на столе водке…
* * *
Ночью Сашу опять разбудила стрельба.
За прошедшие с первой такой канонады ночи он как-то привык к шумовому оформлению с местным колоритом и сейчас только перевернулся на другой бок, с удовлетворением отметив, что никакого волнения в нем это не вызывает. Поручика больше занимало Рождество, до которого оставались считаные дни: с самого детства оно было любимым его праздником. Запах еловой хвои, яркие игрушки и мишура, обязательные подарки, которые он всегда находил поутру под лохматыми зелеными лапами, присыпанными искусственным снегом, Дед Мороз со знакомым дедушкиным голосом… А позже — танцы со сверстниками и сверстницами до утра, первые робкие поцелуи… Эх, прекрасный праздник! Будет ли здесь что-нибудь подобное?…
«Что- то чересчур громко сегодня… — подумал юноша, проваливаясь в объятия Морфея, но громкий стук в дверь разом спугнул легкокрылого проказника. — Что еще за чертовщина?»
— Поручик! Открывайте! — послышался голос прапорщика Деревянко, перекрываемый близкой стрельбой. — Открывайте сейчас же!
«Что ему приспичило?»
Вставать не хотелось — за день Бежецкий так намаялся с действительно непроходимо тупыми и ленивыми туземными новобранцами, что вечером просто свалился с ног, — и он постарался отвязаться от докучливого соседа:
— Я сплю, прапорщик. Давайте решим все дела утром…
— Открывайте! — заорал сосед, словно его резали. — Обстрел!!!
— Вы шутите? — не поверил юноша, на взгляд которого ничего особенно ужасного в стрельбе за окном не было.
— Какие еще шутки?! — Невидимый прапорщик так ударил ногой в филенку, что дверь едва удержалась на петлях, а хлипкий замочек не выдержал. — Вставайте!!
Поняв, что это не шутка и не розыгрыш, Саша откинул одеяло и кинулся к окну, за которым понемногу занималось нездоровое красное зарево. Но Деревянко опередил его, повис на плечах и повалил на пол, заставив пребольно садануться локтями и коленями о бетонный пол, лишь в эстетических целях прикрытый легкой камышовой циновкой, — о таком изыске, как дощатый пол или паркет, тут, наверное, и не слыхали.
— Вы с ума сошли… — начал Бежецкий яростно, но, осыпанный осколками вылетевшего стекла, осекся. — Что это?
— Снайпер, мать вашу!.. Если бы я не успел — получили бы дырку меж глаз!
— Спасибо…
— Рано благодарить! Одежду, оружие в охапку и ползком — вниз! Не дай бог ракеты в дело пойдут — изжарят нас тут, как пулярок!
Вот тут- то Александр и возблагодарил преподавателей в училище, гонявших их, мальчишек, до седьмого пота, заставляя ползать по-пластунски так, чтобы ни одна часть тела не становилась желанной мишенью для гипотетического снайпера. В том числе — и по пересеченной местности. Вроде лестницы.
— Голову ниже! — рявкнул прапорщик, и Бежецкий запоздало услышал зыкнувший рикошет — невидимый снайпер держал под прицелом не только окна.
Вот наконец и улица.
— Не отсвечивайте своим исподним, — прошипел прапорщик, отталкивая молодого человека ближе к стене. — Здесь вроде бы мертвая зона, но все-таки.
— Холодно… — пробормотал Саша, ежась под порывами ледяного ветра: зима, она и в Афганистане зима.
— Ничего. В следующий раз будете шустрее, — успокоил его Деревянко. — Насморк, он лучше дырки в голове. А на будущее помните — одежду и оружие нужно держать под рукой…
Во двор, пятясь задом, вполз бронированный вездеход на огромных рубчатых колесах, поворочал из стороны в сторону крошечной башенкой и выплюнул басовитую очередь куда-то в сторону гор. Еще и еще одну. Ему откликнулся пулемет где-то неподалеку, взмыли осветительные ракеты, превратившие все вокруг в плоскую черно-белую картинку…
— Все, — буркнул прапорщик, поднимаясь на ноги, отряхиваясь и протягивая шершавую ладонь Александру. — Кажется, пронесло…
— А снайпер?
— Он профессионал, поручик, а не самоубийца. Сейчас склоны из десятков стволов утюжат — ему и головы не высунуть. Бог даст — обошлось на сегодня…
Увы, не обошлось.
Получасом позже, под истошный женский вой, из соседнего дома вынесли покрытые простыней носилки и запихали в санитарный фургончик.
— Как ваше здоровье, Александр Павлович? — подошел к офицерам полковник Седых.
— Спасибо, хорошо… — растерянно ответил Саша, уже успевший переодеться, но все равно не попадавший зубом на зуб, не то от холода, не то — от волнения.
— Рад за вас. Однако рекомендую вам как-нибудь забежать ко мне. Тут, в горах, нужно следить за здоровьем особенно пристально. Послушаю вас, померю давление…
— А кто это, господин полковник? — кивнул юноша на трогающийся с места фургончик.
— Я же просил вас Саша: без чинов. Забыли?
— Простите…
— А бедняга не наш, к счастью. Перс из их коммерческого представительства. Вероятно, подошел к окну.
— Убит?
— Снесло пулей полчерепа, — хмыкнул медик. — Какое уж тут…
Александр почувствовал, что его прошиб холодный пот.
«Вот тебе и первая же пуля… — подумал он потрясенно, поняв, что легко мог составить компанию несчастному персу. — Вот тебе и…»
— Не тушуйтесь, Саша, — заметил его состояние Иннокентий Порфирьевич. — Судьба — индейка: далеко не каждому «везет» подобным образом.
— Да он тоже хотел к окну подскочить, — хмыкнул беспардонный прапорщик. — Еле оттащил!
— Да? Крайне неосмотрительно! Но в любом случае… С боевым крещением вас, сударь!..
Зажигать свет прапорщик настоятельно не советовал, но Саша до утра так и не смог сомкнуть глаз. Отчасти — из-за стоящей перед глазами картинки с воющей простоволосой женщиной, которую деликатно оттаскивали от накрытых простыней носилок, отчасти — от холодного ветра, задувающего из кое-как заткнутой всяким тряпьем разбитой створки окна.
И лишь когда в комнате стало достаточно светло, молодой человек ножом выковырнул из стены чуть смятую остроконечную пулю в латунной оболочке длиной чуть ли не с большой палец руки.
«Надо будет сохранить, — подумал он, тщательно припрятывая смертоносный кусочек металла, сегодня обошедший его стороной. — Талисман сделаю…»
7
— Увы, мы не можем пока здесь, в Кабуле, иметь полноценный храм, — извиняющимся тоном прошептал кто-то над ухом у Александра. — Афганистан — магометанская страна, и ее владыка настроен очень резко к христианству в любом его проявлении. Но против небольшой церкви здесь, в посольстве, не возражает… Знаете, как у них это бывает? Если водку наливать из чайника…
— Имейте совесть, господин советник! — зашипел кто-то над другим ухом. — До конца службы минуты остались! Давайте не будем портить друг другу праздник…
— Нет, это вы…
Саша не вслушивался в перепалку за своей спиной, ловя последние слова рождественской службы, которую здесь, в зале посольства Российской Империи, тесноватом из-за десятков набившихся сюда людей — офицеров и чиновников, дам и мужчин, русских, армян, грузин, — вел молодой священник с едва-едва пробивающейся на румяном лице русой бородкой. Отец Михаил. Тот самый, с которым Бежецкий летел сюда одним рейсом.
— Аминь, — произнес священник и склонил голову.
Люди за Сашиной спиной облегченно задвигались, принялись переговариваться, самые нетерпеливые осторожно попятились к выходу… Совсем рядом были накрыты праздничные столы, и запах деликатесных яств доносился сюда, кощунственно перебивая аромат ладана. И поручик с раскаянием подумал, что христианская благость в его душе куда-то улетучивается, вытесняемая вполне земным. Мыслями о праздничном меню, например. Или о молодой стройной блондинке в нескольких шагах от него…
