Наконец, все пострадавшие утвердились на ногах, покачиваясь и цепляясь за третьего пошли прочь.
* * *
Проинспектировать общину явился лично Феофан. Причем сделал это по-тихому, никого не ставя в известность. Мои боевики отсыпались после вчерашнего дела, капитан уехал к нотариусу – архимандрит прошел на территорию нашей базы никем не остановленный. Общинники даже к нему подходили получить благословение. Все это я увидел в окно третьего этажа и сделал себе зарубку в памяти – ввести на базе пропускной режим.
Шлюз с двумя дверями, вооруженные охранники. А то ведь даже кобели-предатели полаяв для галочки, ушли к себе в конуру. Все это может плохо кончится.
– Григорий! Поздорову ли? – Феофан успевал все. И быстро оглядеть Ольгу за секретарским столом в приемной, и перекреститься на красный угол и облобызаться со мной.
– Все ладно, отче. Проходи, покажу как устроились.
– А я уже посмотрел краем глаза. Молодец, заботишься о людишках то… мануфактуру налаживаешь, народ у тебя в крепкой вере. Про партию твою тоже слыхал. Небесная Россия? Звонко, православно!
Нет, ты посмотри, каков пройдоха. Обо всем знает, про все слышал…
Мы устроились в кабинете за столом для переговоров, Манька притащила чашки, самовар. Лохтина с улыбкой занесла пряники и малиновое варенье в вазочке.
– Чаек то у тебя, Кяхтинский, душистый – похвалил архимандрит.
– Двенадцать рублев за фунт – покивал я – Много людишек то заходит почаевничать, да излить душу. Как их не угостить?
– Видел, видел. Опять толпа собирается возле твоего нового дома. И как прознали только?
– Неведомо. Больных много ходит – я тяжело вздохнул, как бы эпидемию какую не занесли – Исцеления просят.
– И что же ты? Помогаешь?
– Мало кому. Исцеляю не я – Бог. И только по святой молитве. А нынче мало людей крепких в вере. На словах то все во Христе, а начинаешь расспрашивать…
– Да, один грех вокруг, да упадок нравов – Феофан помолчал, посмаковал чай. Явно что-то собирается мне сказать важное.
– Не думай, Григорий, что мы не ценим твоих заслуг. Его Величество стал более ревностный в нашей вере, ходит к каждому причастию, хочет соблюдать весь рождественский пост. Ее Величество тоже радует православный клир, исповедуется духовнику, отвергла от себя всякий богомерзкий оккультизм…
Тут я поставил себе плюсик в карму. Аура тоже резко засияла.
– В благодарность за твои труды – держи – архимандрит протянул мне какой-то документы. Я развернул книжицу – это оказался выездной паспорт. Причем уже сразу на мою новую фамилию.
– Теперь ты можешь исполнить свою мечту и совершить паломничество по святым местам Иерусалима. На Александровское подворье я отпишу – тебя там будут ждать.
«Ясно. Не мытьем, так катаньем меня решили удалить от двора. Как там писал Филатов?
– Чтоб худого про царя Не болтал народ зазря, Действуй строго по закону, То бишь действуй… втихаря».
Какие молодцы! С выдумкой работают.
– То большая честь для меня и радость! – я встал, убрал паспорт в ящик стола, пригодится.
Сел обратно, стал дуть чай. А Феофан так зыркает, мол, ну что, когда свалишь то? А я хрущу баранками и в ус не дую.
Терпение у архимандрита быстро закончилось:
– Ежели выедешь прямо завтра, на Крещение будешь в Святом городе.
– Надо бы поперву помолиться. В таком большом деле без благословения Божьего никак нельзя.
– Даю тебе благословение – Феофан аж заерзал – Митрополит тоже.
– Сие весьма отрадно – покивал я – Только вот оскудел я, все деньги в общину вложил. На что ехать то?
– Дам рублей сто – скривился архимандрит.
– Сто поди мало будет. Подарки надо привезти старцам нашим в Иерусалиме? – начал загибать пальцы я – Надо. Денег семье выслать? Общинникам рублев полтысячи оставить?
– Ты что же – Феофан заиграл желваками – Содержишь их? А мануфактура? Пятьсот рублей, видано ли! Пусть сами зарабатывают!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Дык, мануфактура только открылась, нету доходов – с чего людишкам то жить? Голодать будут. Нет, без тысячи рублей никак нельзя бросить тут все.
Жадность у Феофана боролось с долгом.
– Узнаю в епархии насчет вспомоществования общине – мрачно произнес архимандрит.
Разговора дальше не получилось. Допив чай, священник отбыл к себе на подворье.
* * *
На этом веселенький день не закончился. Только я добрался до Дрюниного «класса», где он ребятишкам буквы объяснял, как сверху раздались крики и топот. Подрались там, что ли? Только нам мордобоя внутри общины и не хватало. Подхватился, через две ступеньки пробежал по лестнице, ввалился в приемную, а там…
Там скандал в благородном семействе. Самолично господин штатский генерал, Владимир Михайлович Лохтин явились и права качают. Да еще как!
В тот момент, когда я вошел, он как раз тянул Ольгу за рукав и, сдается мне, я слышал треск ткани. Ольга голосила, Лохтин нависал над ней и бухтел басом:
– Ты немедленно собираешь вещи и возвращаешся домой! Такое положение нетерпимо!
– Оставь меня, постылый!!
– Что за шум, а драки нет? – поинтересовался я от двери.
– Не ваше дело! Извольте оставить нас.
– Чегойто не мое? – я скинул руку Лохтина, оттеснил его прочь – Ольга Владимировна в общине поселилась, я тут за всех отвечаю, так что мое.
– А с тобой, мужицкая харя, вообще отдельный разговор будет! – рассвирепел его превосходительство.
– Григорию Ефимовичу высочайшим указом дворянство пожаловано! – влезла Ольга.
Вот что бы ей помолчать, а?
– Аааа! – радостно заорал Лохтин. – Дуэль! Стреляться! Вызываю!
Видимо, совсем у инженера кукуха поехала на почве ревности. В приемную начали сбегаться общинники. Первыми прибыли Дрюня и Аронов. Причем у обоих были пистолеты в руках. Я махнул им рукой, чтобы вышли, усмехнулся:
– Ну, коли вызываете, то я оружие выбираю, так?
– Выбирайте-выбирайте, – Владимир Михайлович достал перчатку, кинул ее мне.
Ох, какой пафос! Я даже не потрудился ее поднять:
– Тогда пошли во двор.
– Это еще зачем? – он закончил приводить себя в порядок и поддернул манжеты.
– А там в каретном сарае оглобли есть, вот ими и драться.
Я думал, он лопнет. Как раскаленный камень, на который плеснули ледяной водой, как его удар не хватил, не понимаю. Вроде даже пар из ушей шел.
– Убью! Как бешеного пса!
Ольга вскрикнула, прижала платок к губам.
Продравшись через толпу, Лохтин вылетел из приемной с нечленораздельными звуками и только внизу лестницы проорал что поутру пришлет секундантов.
* * *
Всю ночь Ольга меня утешала. Да так, что едва кровать не сломали. А по утру, не дожидаясь секундантов, я засобирался в Царское. О грядущих событиях надо было поставить в известность Николая, а также его супругу. Точнее наоборот. Аликс и уж потом Помазанника.
С собой я прихватил первый комплект Мироеда – он вышел на загляденье. Лохтина нашла через газету, студента-живописца из Санкт-Петербургского университета, который подрабатывал шаржами и портретами. Как я обалдел, когда узнал имя и фамилию – не описать. Это был художник Витя Савинков. Брат будущего главного террориста Российской империи, главы Боевой Организации эсеров – Бориса Савинкова. Я даже сначала не поверил. Но потом Ольга разговорила Витю и выяснила, что таки да, брат есть.
Рисунки на карточках и на игровом поле получились удачные, слегка в кариткарутном стиле. Савинков тут же получил новый заказ. Теперь уже на оформление Крокодила. Как говорится «Куй железо, не отходя от кассы». Потихоньку прикормим к себе Витю, а там и на его брата выход будет. Таких людей надо держать в поле зрения – Боря еще не раз «взорвет» русское общество.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
В Царское я приехал, что называется с «корабля на бал». Что идет какое-то торжество было уже ясно по количеству карет и ландо возле парадного входа Александровского дворца. Праздновали день рождения старшей из цесаревен – Ольги. Это мне рассказал Деревянко, который курил трубочку, трепясь с кучерами. Царевне исполнилось 11 лет.
