Знаменитые ростопчинские патриотические афиши, призывавшие не бояться неприятеля, пользовались огромной популярностью. В них он стремился ослабить тревогу и страх перед наполеоновской армией, сознательно преувеличивая известия о победах русских войск, высмеивая французов и обещая самолично повести москвичей на супостата. Именно Ростопчин послужил прототипом главнокомандующего в романе Л.Н. Толстого «Война и мир».
Второго сентября 1812 года, когда через Москву потянулись отступающие русские части, около графского особняка на Большой Лубянке собралась толпа – москвичи хотели, чтобы генерал-губернатор выполнил свои обещания и самолично повел их в бой. Время шло, его сиятельство не появлялся, и толпа недовольно загудела, наседая на крыльцо губернаторского дома. Мятеж мог вспыхнуть в любую минуту…
В этот момент двери распахнулись, и к людям вышел Ростопчин. Следом драгуны тащили взъерошенного связанного юношу, купеческого сына, Верещагина и француза Мутона, приговоренного к битью батогами и ссылке в Сибирь. Несчастный юноша обвинялся в том, что перевел из французской газеты речь Наполеона и его письмо, а переводы показал своему приятелю. За это Верещагина приговорили к пожизненной каторге, а также к двадцати пяти ударам плетью. Однако Ростопчину этого показалось мало, он обрушился на бедного юношу с обвинениями в измене и приказал драгунам рубить его саблями, немедленно, в собственном дворе. Затем израненного, но еще живого Верещагина, бросили на растерзание озверелой толпе.
Француза же Ростопчин отпустил, велев идти к своим и рассказать, что казненный был единственным предателем среди москвичей. По одной из версий, этими действиями он одновременно подогревал ненависть москвичей к захватчикам и давал понять французам, какая участь может их ждать в занятой Москве. По другой – граф испугался собравшейся перед его домом толпы и «перевел стрелку», принеся в жертву невиновного. Пока толпа расправлялась с жертвой, градоначальник удрал с заднего крыльца. Москва была сдана французам. Интересно, но впоследствии император Александр I так оценил кровавую расправу над Верещагиным: «Повесить или расстрелять было бы лучше».
В первую же ночь после захвата Москвы французами в городе начались пожары, которые через несколько дней охватили ее сплошным кольцом. Наполеон открыто обвинил в поджоге лично московского главнокомандующего, назвав его Геростратом. В пользу этого говорили и показания поджигателей, и ряд документов и свидетельства очевидцев. Было обнаружено, что все средства тушения пожаров были вывезены из Москвы или испорчены. Эта версия приобрела популярность, как за границей, так и в России. Прямым свидетельством поджога является письмо графа своей жене, в котором было написано следующее: «Когда ты получишь это письмо, Москва будет превращена в пепел, да простят меня за то, что вознамерился так поступить».
После ухода неприятельских войск из Москвы, генерал-губернатор занялся восстановлением нормальной жизни. Город постепенно отстраивался, и под руководством Ростопчина был составлен план реконструкции. Вернувшись одним из первых в разоренную, сожженную дотла столицу, Ростопчин наладил полицейскую охрану, чтобы предотвратить разграбление уцелевшего имущества, занимался вопросами доставки продуктов и предотвращения эпидемий в сожженном городе, для чего были организованы экстренный вывоз и уничтожение трупов людей и животных.
По инициативе Ростопчина казной были выделены два миллиона рублей для раздачи пособий пострадавшим, но этой суммы оказалось мало, и московский главнокомандующий стал объектом обвинений и упреков со стороны обделенных.
Москвичи не простили ему ни убийства, ни пожара, уничтожившего их имущество. А когда выяснилось, что в огне погибли несколько тысяч раненных, которых Ростопчин не успел вывести из Москвы (по слухам, вместо них он спасал казенные архивы и свое личное имущество), генерал стал конченым человеком. Молва винила главнокомандующего и в присвоении 100 тыс. казенных денег, и в том, что он неправильно распоряжался средствами, и в том, что подкармливал особо приближенных подрядчиков.
Окруженный злобой и недоверием Ростопчин пытался найти поддержку в Петербурге, но царь не хотел идти вразрез с общественным мнением, и 30 августа 1814 года граф был отставлен с поста московского генерал-губернатора. «Кроме ругательства, клеветы и мерзостей, ничего я в награду не получил от того города, в котором многие обязаны мне жизнью», – жаловался бывший губернатор. Граф словно предчувствовал свою судьбу. Еще до вступления французов в столицу он писал: «Я буду всему виною… Я буду за все и всем отвечать, меня станут проклинать сперва барыни, а там купцы, мещане, подьячие, а там все умники и православный народ… Я знаю Москву!»
После получения отставки Ростопчин, столкнувшись с враждебностью двора и простого народа, уехал с семьей в Европу и осел в Париже, где его повсюду сопровождала грозная слава. Очевидцы рассказывают, что если Ростопчин шел в театр, то публика смотрела не на сцену, а только на него… Позже домашние Ростопчина уверяли, что с наступлением темноты графа охватывало страшное волнение, и он не мог сдержать крика: перед его глазами вставал призрак окровавленного юноши Верещагина. С тех пор граф отходил ко сну, не гася свечей.
Поговаривали, что Ростопчин не обрел покоя и на чужбине. Его жена и дочери тайно приняли католичество, сын вел разгульную жизнь и угодил в долговую тюрьму, дочь заболела чахоткой. Смерть любимой дочери Елизаветы окончательно подорвала здоровье Ростопчина: его разбил паралич; он потерял способность двигаться и не мог
говорить, хотя оставался в полном сознании. Умирать Федор Васильевич вернулся в Россию и завещал похоронить себя без всякой помпы рядом с детьми на Пятницком кладбище.
Несмотря на печальную судьбу Ф.В. Ростопчина, знаменитый ненавистник России, французский путешественник маркиз де Кюстин заметил, что европейцы уважают только таких русских, как покойный московский главнокомандующий Федор Ростопчин…
После смерти противоречивого градоначальника его сменил на высоком губернаторском посту прославленный генерал Александр Петрович Тормасов, блестящий полководец, который первый одержал победу над войсками Наполеона в «грозу 12-го года». Когда Кутузов, за болезнью, остался в Бунцлау, Тормасов временно принял главное командование над армией. Его талант не раз приносил славу русскому оружию. Завет Суворова «воевать не числом, а умением» Тормасовым выполнялся безупречно.
По признанию современников, Александр Петрович не обладал ярким военным талантом Наполеона или проницательностью Кутузова, но при этом очень точно оценивал возможности свои и своих противников, не оставляя последним никаких шансов одержать над собой победу. На награды был скуп, считал хорошую службу прямой обязанностью и естественным порядком вещей, хотя за свое служение удостоился множества наград, в том числе и украшенной алмазами золотой шпаги с подписью «За храбрость». Однако расстроенное во время войны здоровье заставило его просить увольнения из армии; он был назначен членом Государственного Совета, а в 1814 году – генерал-губернатором Москвы.
Занимая этот пост, он очень многое сделал для восстановления древней столицы. После наполеоновского нашествия и пожаров город находился в крайне неудовлетворительном состоянии, и Тормасов с присущей ему последовательностью приступил к восстановительным работам.
Восстанавливались больницы, хлебопекарни, общественные здания, жилые дома, архитектурный ансамбль Кремля. Было реконструировано здание Московского университета, возведены здания Манежа, Губернской гимназии, Синодальной типографии. В 1818 году на Красной площади был установлен памятник К. Минину и Д. Пожарскому.
И, главное, было восстановлено здание Тверского казенного дома, разоренное французскими завоевателями. По словам современников, его рамы и двери использовались для растопки, в разоренных парадных залах лежали трупы людей и животных, уникальные интерьеры – разграблены. Возродить резиденцию удалось только через три года.
13 января 1815 года в честь дня рождения императора Александра I в восстановленном особняке московских генерал-губернаторов был дан первый послевоенный бал. Александр I, посетив восстановленный город, возвел Тормасова в графское достоинство.
По словам современника, Александр Петрович был высокого роста и красавец в юности. «Щеголь смолоду, он и в преклонных летах был тщателен в одежде и таким являл себя на войне и в сражениях. Вспыльчивый нрав его умерялся добродушием. При строгой бережливости любил блеск; подчиненные нелегко выслуживали у него награды. От них он требовал усердия, строгого порядка и точности». Жители столицы очень ценили своего градоначальника, так как он, «сохраняя законы, был равно внимателен к богатому и бедному, сильному и слабому, к чести сущему и в убожестве пребывающему».