Рейтинговые книги
Читем онлайн Пятиэтажная Россия - Евгения Пищикова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 18 19 20 21 22 23 24 25 26 ... 90

— Как это?

— А вот не живут городские вещи в деревне. Гляди: купили мы десять лет тому назад со свекром и свекровой по одинаковой стенке. Они в пятиэтажке живут, в пригородном поселке, а мы в своем доме, в деревне, подальше от города. Вы не подумайте, что дом у нас плохой, у нас газ, газовые батареи. Всегда тепло! И все равно — у свекровы стенка, как новая, стоит, а у меня уже облупилась вся, расшаталась. На полировке пятна. Где объяснение? Обратно телевизоры: любой хороший более пяти лет в деревне не работает, то рябью идет, а то и ломается. Директор говорит, у нас напряжение не такое, как в городе. Ну, другое электричество. Правда ли?

Так говорила мне Валентина Богданова, домохозяйка, добрый гений своего приусадебного участка, живая и наблюдательная сорокапятилетняя женщина, живущая в селе Елань под Тобольском.

Правда. Другое электричество разлито в деревенском воздухе, и напряжение жизни другое. Природа повседневности иная.

— В городе понарошку можно жить, вчерне, а в деревне все всерьез, — говорит Валентина, обдумывая жизненную пропасть, разделяющую Елань и Тюмень (пропасть эта чувствуется ею и осознается как нравственное превосходство деревни). — У меня мама про тех, кто в город уезжал, так говорила: «Расти не хочет!»

— Но ведь в городе именно что растут. Профессионально, например. Имущественный рост наблюдается.

— Растут, да не вырастают. В городе что? Жена надоела — другую нашел. С работой что-то не сложилось — другую нашел. Соседям ты не пришелся по душе — да и ладно, подумаешь! Другие друзья найдутся. А в деревне живешь набело: раз ошибешься, нипочем потом не исправишь. Если люди подумали о тебе плохо, нипочем хорошо уже думать не будут.

Валентина Богданова считает городскую жизнь ребяческой, инфантильной. Только в деревне, по ее мнению, сохранилось взрослое, ответственное отношение к жизни. В городах культ юности, в деревнях старшинство до сих пор признается безусловным преимуществом. В городах все пользуются покупной идеологией, а в деревнях она самодельная.

А что плохо многие деревни живут — что ж, взрослость тяготит.

Самые взрослые люди страны, по мнению Богдановой, — деревенские женщины. Уж они-то стоят на последнем рубеже. Им отступать некуда, позади дети.

Богдановой вторит Анна Андреевна Кузьмина (колхоз «Красный дуб-борец» Середкинского района Псковской области): «А ребенок появится… ребенок — это петля на шее матери. Мужику што, он газету взял, сидит, а ты как хошь. Сколько им доказывала: если ты, мужик, если бы ты был баба, родил бы ты, кормил бы ты, сидел бы до ночи недосыпал, что бы ты стал делать? Как бы ты стал жить-то? Ну, был бы женщиной. Перевернулся бы, я тебя переворачиваю сейчас? А они говорят: а никак. Я бы все бросил и ушел бы».

«Дети на тебя смотрят. Я прямо не могу, когда на меня дети смотрят. Они же жалкие — им хочется, а сами не могут взять, вырастить, заработать. И там уж все равно, хлеба просят или туфель новых, все одно жалко». А это Нина Васильевна Крупевич (село Край Смоленской области).

И Нина Васильевна, и Валентина Богданова, и Анна Андреевна Кузьмина живут в деревнях и селах, и это их голоса уже почти не слышны в общем умственном потоке современной нам жизни. Треть населения России живет в «сельской местности»; 20 миллионов 287 тысяч женщин (при желании) могут называть себя русскими крестьянками ХХI века. Однако интерес к деревенской жизни катастрофически низок. Ни в газете, ни в куплете не отыщешь русской крестьянки — а между тем Л. Н. Денисова, ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН, путем многолетних исследований доказала, что именно деревенская женщина (причем возраста зрелости, предпенсионного и пенсионного) кормит сейчас страну. «В современной России основное влияние на аграрный бюджет оказывает личное подсобное (женское с привлечением мужского труда) хозяйство. 53,8 % всей сельскохозяйственной продукции производят около 16 миллионов семей, имеющих приусадебные участки средней площадью 0,4 га, и 19 миллионов коллективных и индивидуальных садово-огородных участков средней площадью 0,9 га. А значит, с 2003 года основная доля сельскохозяйственной продукции (кроме зерновых) произведена на личных подсобных хозяйствах женскими руками».

Какая же она сейчас, кормилица России? Воспользуюсь собственными записями и материалами блестящего российско-британского социологического проекта под руководством профессора Теодора Шанина.

Испанка благородная

Журналистка Габриэль де Лила вознамерилась написать очерк о русских селянках. И ясным воскресным утром вылезла из поселкового автобуса в селе Красный Бор Костромской области. Уже в полдень она звонила мне в совершеннейшем недоумении: как же так, попала в самую настоящую русскую деревню, но не нашла там русских крестьянок. Рынок, церковь и поселковая площадь — вот где, по опыту Габриэль, встречаются в воскресенье деревенские жительницы. Это понятно; торговая площадь, соборная площадь и ратуша — три центра средневекового европейского города (а это значит, и современной европейской деревни), бытие которого из века в век определяется тремя силами: Божьей властью, светским правлением и деньгами, по-разному значимыми в разное время. Но всегда это центры достаточно обособленные и независимые друг от друга. Где кончается в России светская власть и начинается церковная или власть денег, толком никогда не было понятно, центры у нас сдвинуты, смещены. Испанка застыла в недоумении: церковь была пуста; на площади, возле магазина, сидели мужчины; рынка же в деревне не оказалось. «Я не понимаю, — озабоченно говорила эта опытнейшая аграрная журналистка, — деревенские женщины ничего не покупают друг у друга? В нашей деревне рынок — это клуб, нет, это сельскохозяйственная выставка, крестьянки немного хвастаются тем, что удалось вырастить или приготовить; это очень важная коммуникационная точка! Но где же тогда проводят время крестьянки, где общаются?»

Перекресток. Колодец. Дом соседки. Река, забор, лавка. Вот древние коммуникационные точки русской деревни. Вот там и решается судьба села.

«Именно женщины задают тон трудовой и общественной жизни в своем селе и создают авторитет своей деревни в округе, — пишет Денисова. — Для мужчин интереснее собираться своей компанией в центре деревни, в закусочной, кафе, столовой, около магазина. Темы их разговоров носят абстрактный характер: сельское хозяйство, политика, погода. Женщины встречаются у колодца, у реки, в магазине, у садовых заборов. Беседы сводятся к семейным заботам, домашним делам, мужьям, детям, женитьбам, разводам, обсуждению всех и вся. Пересуды, слухи и сплетни — неиссякаемый источник неформального влияния. Даются характеристики семьям, создаются и рушатся репутации».

Разговор мужчин — «высокий», но бездеятельный. Женский разговор — «низкий», но действенный. Это суд. Совет. Совещание. Реальная сила общественного мнения, определяющая политику в деревне. А значит, идеология деревни — это женская работа, женское дело.

Из чего строится идеология? Из определения самых простых позиций. Что такое хорошо и что такое плохо. Какова главная жизненная награда и каким образом можно награды этой добиваться, а каким не следует. Кому можно и нужно завидовать. О чем мечтать полезно, а о чем бессмысленно. Какие добродетели наиболее ценны. С какой песней веселее жить и строить.

Именно эти вопросы и решают крестьянки.

Чтоб он сдох, твой майонез!

Все вопросы легко группируются по темам.

1. Богач — бедняк. Анна Андреевна Кузьмина: «Вот Валя работала на ферме, и там завезли много домиков. Там теперь у их ферма, свинки, овцы, скот крупный рогатый. Значит, им туда людей надо. А я так думаю, ничего не получится. Потому что хорошие люди все равно на месте живут. А алкашей-то бестолково брать. Они ведь только берут. Сколько комбикорму у них взяли, зерна. Не будешь ведь ночью стоять на посту. Хоть бы этот самый фермер. Он днем работает, ночью спит. Он спит, а здесь воруют».

Анна Матвеевна Ганцевич (село Злотниково Новосибирского района): «Мы все с продажи жили. Усадьба у нас всего четыре сотки. Я садила все овощи и два урожая снимала. Сначала редиску или рассаду. Это снимала. Потом сею помидоры. Помидор снимала до ста ведер. И еще обживались с ягоды. Когда Степан был на инвалидности, мы с ним ездили под Томск, брали ягоды и продавали, это было выгодно. Вот и теперь завидуют, злятся. Говорят: „Не своим трудом нажили. За зарплату не купишь машину!“ Но это неправда».

«Совхоз нынче не посеял капустной рассады. И представляете — негде украсть рассаду. Они ж (работники совхоза. — Е. П.) сами ее никогда не садили. Они растерялись. Всей деревней без капусты остались».

Ольга Семеновна Калинова (хутор Дамановка, Волгоградская область): «Сейчас которые руководители, те и богатые. Зоотехники, бухгалтера. Они ж в государственных домах живут, и им бесплатно все, считай, обходится. У них если чего и поломалось, так им по дешевой цене все выпишут. А то и сами возьмут. Вот и считай: он вроде бедный, а на деле-то богатый! Ведь каждый стремится богатеть, но уж тут как судьба позволяет. А стремится каждый! Как говорят: „Бедный на гору, а его тянут за ногу!“ Я считаю, значит, кто богато жил, те счастливые люди. И чтоб своим трудом это нажить! Вот это я люблю. А если побочным, чужим, темным…»

1 ... 18 19 20 21 22 23 24 25 26 ... 90
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Пятиэтажная Россия - Евгения Пищикова бесплатно.
Похожие на Пятиэтажная Россия - Евгения Пищикова книги

Оставить комментарий