Другое дело - документальный спектакль, в частности - игра. Где здесь опорные пункты, где зона известного? Начнем с того, что самой пьесы нет. Но мало того, что отсутствует пьеса, отсутствуют еще и сами актеры. Вместо профессиональных, специально предназначенных для игры людей - группа любителей, имеющая полную свободу не только слов и мыслей, но и поступков. Владея таким скромным "оружием", режиссер документального спектакля должен вступать в единоборство с лучшими образцами современного драматического профессионального искусства. От этого единоборства никуда не деться, так как зритель выбирает, чем ему заняться, куда пойти, на что потратить свое дефицитное время. И, совершая свои выбор, зритель не делает скидки на самодеятельный, документальный характер зрелища. Нет, он судит, сравнивает между собой и только что вышедший на экраны кинофильм, и премьеру в театре, и новый телевизионный спектакль, и состоявшуюся вчера в клубе игру. Судит и предъявляет каждому из этих произведений искусства одинаковые и строгие требования.
Где же они, точки опоры режиссера документального спектакля? Где тот стержень, та основа, на которую режиссер "наматывает" свою творческую фантазию? Ну, прежде всего, это заранее запрограммированное событие, то есть сама игра, ее конфликт, ее противоборство. Мы еще не знаем, как этот конфликт начнет развиваться во времени и пространстве, но что он состоится - тут сомнений нет. Есть у режиссера многочисленные вопросы телезрителей. И есть правила игры. Вот, собственно, и весь его арсенал, с этим оружием он и должен идти в бой. Все остальное надо предвидеть, высчитать. Десятки, сотни раз он проигрывает в своем воображении каждый момент, каждую секунду предстоящей игры.
Вот перед ним две группы соревнующихся людей - кто из них станет героем дня? Может быть, этот, но когда, на каком событии? А если не этот, тогда кто? И как будет развиваться само событие, где наступит кульминация, а где катарсис?
Приходится ставить капканы, ловушки, приходится провоцировать нужные вам действия как с одной, так и с другой стороны.
За время работы над режиссерским сценарием случается не одну сотню раз "влезать в шкуру" каждого знатока, предвосхищать любой его порыв, каждое движение, каждую мысль. И не только знатока, но и зрителя, соперника его, а это еще труднее. Как добиться того, чтобы любая мысль, любое движение знатока нашло отклик, было принято в зрительном зале и в измененном виде было послано обратно на сцену?
Как сделать так, чтобы эта нить ни разу не порвалась, чтобы этот мяч от пинг-понга ни разу не упал на пол, если и с одной и с другой стороны играют неизвестные нам люди?
Например, что будет испытывать зритель, если ранее отличившийся и ставший всеобщим любимцем игрок провалится на легком вопросе? Может быть, зритель получит удовольствие от того, что знаток оказался в трудном, нелепом положении? А может быть, он, напротив, будет сопереживать знатоку в этой ситуации? А может быть, и не то и не другое: просто зритель будет занят самим собой, начнет сопоставлять свои знания и способности с качествами данного знатока? А возможно, он давно уже скучает, этот гипотетический зритель, и хочет, чтобы события разворачивались дальше гораздо быстрее? Или он хочет остановиться, передохнуть, поближе познакомиться с этим знатоком... Десятки, сотни этих "может быть"... И не угадав, не определив точно этот психологический момент, ты не знаешь, что делать дальше, а решить надо мгновенно, сейчас...
Или возьмем другую сторону игры - вопросы зрителей. Каждый из этих вопросов впоследствии станет эпизодом, сценой в документальной драме под названием "игра". Эпизодом со своей собственной драматургией, с главным действующим лицом, со своим законченным мини-сюжетом. Как предугадать, каким путем будет развиваться этот эпизод? Превратится ли он в веселый скетч или в небольшую трагедию для его участников. Давайте задумаемся, сколько есть вариантов обсуждения одного и того же вопроса. Десятки? Сотни? А сколько путей ответа на него? Прежде чем начать игру, вы должны предусмотреть все эти варианты, пройти все эти пути за каждого из игроков. Ведь непредвиденное движение, даже слово - это камень, брошенный в воду, от него рождаются десятки, сотни непредсказуемых поворотов сюжета, слов, действий, движений, и вот уже вся машина игры становится неуправляемой и идет под откос. Тут на помощь режиссеру приходит его интуиция. Он чувствует, слышит, видит еще не существующее событие. Он "видит" реакцию знатоков, "слышит" их голоса в своем воображении, и так секунда за секундой он "проигрывает" за всех всю игру. Пока с помощью интуиции и воображения не создаст такой механизм действия, такую самонастраивающуюся систему, которая начнет в нужный момент работать сама, без нашей помощи, станет как бы "живой", независимой от нас, - собственно именно это обстоятельство и обеспечивает в конечном счете истинный успех.
Вопрос (Инга Бобалева, учащаяся средней школы, поселок Заречный).
Уважаемые знатоки! Вы, конечно, читали, что в Древней Руси недовольные крестьяне часто подавали на своего обидчика коллективные жалобы. Эти жалобы назывались "тарелками". Почему?
Минута обсуждения.
Во-первых, можно подносить жалобы на специальных тарелках. Ведь в самом слове "подносить" слышится корень слова "поднос". А поднос, "может быть, это тоже старинная тарелка?" Тут хорошо спрятанная ловушка для знатоков. Путь фантазирования на тему подношение - поднос - нос - нести - оставить с носом и т.д. - путь ложный, но очень увлекательный. Это ловушка! Нужно искать этимологические корни самого слова "тарелка". Слово это произошло от немецкого или шведского слова "талер", то есть денежная единица.
Ответ на вопрос.
К сожалению, знатоки обсуждали, искали зависимость только между двумя словами: "жалобой" и "тарелкой". Никто из них не обратил внимания на слово "коллективная". Дело в том, что за жалобы крестьян наказывали, за коллективные жалобы особенно строго. При этом больше всех доставалось зачинщикам таких коллективных жалоб. То есть тем, чьи подписи стояли первыми. Так вот, чтобы нельзя было обнаружить этих зачинщиков, подписавшихся первыми, подписи на жалобе ставили не одну под другой, а по кругу. Такие жалобы имели круглую форму и были похожи на тарелки. Так их и называли.
НЕИСТОВЫЙ ФУКС
(книга Лернера "Минута на размышление",1992)
А кто видел, как работает Александр Фукс?..
Да что я говорю: зрители, которые смотрят передачу по телевизору, не могут, конечно, видеть Фукса, ведь он оператор. Тот, кто показывает нам других. А самого себя, как говорится, не съешь. Но вот что говорит один из "знатоков", наблюдавший Фукса во время игры: "Когда я слышу его фамилию, то сразу представляю человека, который движется беспрерывно с тяжелой камерой на плече, в насквозь промокших от пота рубашке и джинсах. Однажды от напряжения и невероятных кульбитов на нем лопнули джинсы - разорвались пополам! Но съемка ни на секунду не прервалась из-за такого пустяка..."
Разными путями приходят люди к своей профессии. А как это было у Александра Фукса?
- Когда я еще учился в девятом классе, - рассказывает он, - старший брат, кинооператор, подарил мне одноглазую любительскую камеру, привел в редакцию "Теленовостей" (прообраз программы "Время"), и я, шестнадцатилетний пацан, стал нагло выезжать на съемки по заданию редакции. За два школьных года обрыскал с камерой всю Москву. У меня прошли в эфир десятки сюжетов, я зарабатывал деньги и, конечно, был ужасно горд всем этим. Мне повезло - тогда еще не наступили брежневские времена. Потом ведь вся эта вольница на телевидении кончилась: с 1967 года материалы для новостей от кинолюбителей уже не брали. А жаль. Думается, участие людей со стороны давало информационным программам свежую струю. И напрасно программа "Время" отвернулась от этих людей.
- Значит, вам оставалось только одно: стать профессионалом?
- Я сначала об этом вовсе и не думал. В то
время мне было еще все равно, кем быть. И после школы я пошел по стопам отца на экономический факультет МГУ. Однако моя судьба, наверное, уже была написана у меня на лбу. Когда я окончил первый курс, на телевидении открылись курсы операторов. Мне и сейчас кажется, что кто-то невидимый просто за шиворот приволок меня туда...
- И вы стали профессионалом. А когда окончательно почувствовали себя на своем месте?
- В передаче у Ворошилова. Но попал я к нему не сразу - до меня он поменял за два года четырех операторов.
- Они не могли с ним сработаться?
- Думаю, что не их, а его не устраивало это сотрудничество. Дело было не столько в конфликтах, сколько в творческих результатах. Ворошилов ведь не просто режиссер - он автор. Передача им придумана и разработана, он и видит ее по-своему. Короче, однажды Ворошилов остановил меня в коридоре...
- Почему же именно вас?
