Донесли об этом из Сибири в Петербург. Стали искать петербургские жандармы, через кого попадают в Сибирь запрещённые вещи. Не нашли. Тут и вспомнили про Екатерину Фёдоровну Муравьёву. "Не зря, не зря в Москву переехала, - рассуждали они. - И к Сибири поближе, и от нас, от нашего ока подальше".
Сообщили жандармы петербургские о своём подозрении жандармам московским. Установили московские цареохранники за домом Муравьёвой контроль и слежку.
В ту ночь на дежурстве стояли двое. Жандарм Присыпкин и унтер Кудря.
Ходили жандармы вокруг дома, ходили. Скучно. Прислонились к ограде. Вздремнули. Вдруг среди ночи сквозь сон слышит Кудря какие-то приглушённые голоса. Открыл глаза. Видит, у дома Муравьёвой стоит телега. Суетятся возле телеги молодые парни, какие-то ящики грузят.
Понял Кудря: вот они как попадают, запрещённые вещи, в Сибирь. Толкнул в бок Присыпкина:
- Грузят!
- Ай! - вскрикнул спросонья Присыпкин.
- Цыц! Грузят. Попались, голубчики!
Довольны жандармы. Укрылись в тени. Ждут, когда парни нагрузят телегу полностью.
- Нам полковник спасибо скажет, - шепчет Присыпкин.
- А как же, - соглашается Кудря.
- По стакану водки небось дадут.
- Может, медаль повесят.
Взгромоздили парни последние ящики. Тронулись лошади в путь.
Только отъехала муравьёвская телега от дома, и вот тут-то:
- Стой! - закричали Присыпкин и Кудря.
Остановилась телега.
Приказали жандармы гнать лошадей в жандармский участок. Погнали муравьёвские парни коней, куда им указано.
"Спасибо полковник скажет", - опять о своём жандармы.
- Быть тебе в унтерах, - хлопнул Кудря по плечу Присыпкина.
- В фельдфебели произведут, - пророчит Присыпкин Кудре.
Прибыла телега к жандармскому участку. Сам полковник немедля сюда пришёл. Генерал прикатил жандармский.
Сгружают жандармы ящики:
- Тя-жёлые!
Кряхтят, надрываются. Отбили доски, глянули внутрь. А в ящиках битый кирпич да камни.
Оказывается, узнала Екатерина Фёдоровна Муравьёва, что за её домом стали следить жандармы, для отвода глаз и снарядила такую телегу. Пока занимались жандармы пустой телегой, настоящий обоз и ушёл в Сибирь.
Более ста обозов отправила из Москвы в Сибирь Екатерина Фёдоровна Муравьёва. Она щедро помогала не только своим сыновьям, но и другим декабристам.
"Великая наша печальница", - называли её декабристы.
ВАРЕНЬКА ШАХОВСКАЯ
Декабрист штабс-капитан Пётр Муханов встретил однажды девушку Вареньку Шаховскую. Глянул и тут же влюбился. И Варенька влюбилась в Муханова.
Решили они пожениться. Но не успели. Грянул декабрь 1825 года. Муханов ушёл на каторгу.
У Вареньки была сестра - Полина. Муж Полины, Александр Николаевич Муравьёв, одно время тоже был членом тайного общества. В восстании он не участвовал и избежал каторги. Его просто сослали в Сибирь.
Вместе с мужем поехала в Сибирь и Полина. Варенька упросила сестру взять с собой и её. Ехала Варенька в Сибирь, на восток, верила в скорую встречу с Мухановым. И Муханов в это время ехал. Только мчали жандармы декабриста совсем не в Сибирь, не на восток, а как раз в противоположную сторону. Везли под строгой охраной на запад, в Финляндию. Заточили Муханова в Свеаборгскую крепость.
Николай I не мог слышать имени декабриста Петра Муханова. В день восстания Муханов находился в Москве. Узнав о разгроме декабристов на Сенатской площади и о том, что его друзья схвачены и посажены в Петропавловскую крепость, Пётр Муханов хотел тут же ехать в Петербург, убить царя и освободить друзей.
Почти два года просидел Муханов в крепостях. И вот наконец погнали его в Сибирь.
Узнала Варенька. Рада безумно Варенька. Ждёт известий, куда, в какой же острог поместят Муханова.
Верит Варенька в скорую встречу со своим женихом.
И вдруг приходит Александру Николаевичу Муравьёву (а Варенька все эти годы жила в его доме) строжайший приказ, чтобы ни он, ни его жена, пи сестра жены, то есть сама Варенька, не встречались ни с кем из сосланных в Сибирь декабристов и даже писем никому не писали.
Поплакала Варенька, однако пришлось смириться. В одном не удержалась лишь Варенька. Послала девушка письмо жениху. Завязалась у них переписка. Конечно, тайная.
Пишут молодые люди друг другу письма, ждут того времени, когда у Муханова кончится срок каторги и выйдет он на поселение.
И вот прошло восемь долгих, мучительных лет. Кончился у Муханова срок каторги.
Приободрилась Варенька. Счастлива Варенька.
Верит девушка в скорую встречу свою с любимым.
И вдруг... Приходит Александру Николаевичу Муравьёву строжайший приказ, чтобы и он, и его жена, и сестра жены, то есть Варенька Шаховская, немедля оставили город Иркутск - а жили все эти годы они в Иркутске - и ехали в город Тобольск, а из Тобольска ещё дальше на запад - в Вятку.
Поплакала Варенька.
Однако приказ есть приказ.
Едет Варенька Шаховская на запад. А в это время жандармы мчат Муханова на вечное поселение ещё дальше в сибирскую глушь.
Были близко они один от другого. Восемь лет жили почти что рядом. И вот снова между ними тысячи и тысячи вёрст.
Но не теряет надежды Варенька. Пишет государю она письмо. Просит, чтобы разрешили ей стать женой декабриста Муханова.
Не теряет надежды и сам Муханов. Тоже пишет письмо царю. Тоже о том же просит.
Ждёт ответа Варенька Шаховская. Ждёт ответа и сам Муханов. Верят в добрый ответ, надеются.
И вот получают они ответ.
"Отказать", - читает Муханов.
"Отказать", - читает Варенька Шаховская. Не вынесла Варенька всех испытаний, заболела, слегла.
- К врачам её! К солнцу! На море!
Повезли её к морю, на солнце.
Но не помогли уже ни море, ни солнце. Скончалась Варенька Шаховская.
ЕЛЕНА, МАРИЯ, ОЛЬГА
Братья Николай и Михаил Бестужевы строили дом. Отбыв каторгу, жили они в Селенгинске.
- Братья Бестужевы строят дом!
Любопытно жителям Селенгинска. Приходят, толпятся, смотрят. Вырастает всё выше и выше дом. Дом большой, пятистенок. Комнаты слева, комнаты справа. Четыре окна на запад. Четыре окна на юг.
Прошлись братья по новому дому. Николай показал на двери:
- Елена, Мария, Ольга.
"Кто же приедет?" - гадали тогда в Селенгинске.
Улыбается старший Бестужев:
- Елена, Мария, Ольга.
Улыбается младший Бестужев:
- Елена, Мария, Ольга.
Гадают опять в Селенгинске:
- Если жёны, то очень много!
- Если гости какие, так надо ж в такую даль!
Ждут в Селенгинске - кто же приедет?
А в это время из Петербурга летит возок. Резво несутся кони. Клубится дорожная пыль.
Трое сидят в кибитке: Елена, Мария, Ольга.
- Наконец-то, - сказала Елена.
- Теперь уже всё, - заявила Мария.
Ольга вздохнула:
- Боже, сколько минуло лет.
Мчит по дороге возок. Дорога то вниз, то вверх. Бубенцы то звенят, то стихают.
Ждёт Селенгинск в нетерпении:
- Кто же приедет?!
- Кто же приедет?!
Улыбается старший Бестужев:
- Елена, Мария, Ольга.
Улыбается младший Бестужев:
- Елена, Мария, Ольга.
И вот прикатил в Селенгинск возок. Кони стали. Звон бубенцов утих.
Окружили возок селенгинцы. Спустились на землю трое. Бросились к братьям Бестужевым.
- Николай!
- Михаил!
- Елена!
- Мария!
- Ольга!
- Так это же сестры! - выпалил кто-то.
И правда, приехали сестры Бестужевы - Елена Александровна, Мария Александровна, Ольга Александровна. Двадцать два года добивались отважные женщины царской "милости" - разрешения поехать к братьям в Сибирь на каторгу. И вот только теперь добились. Говорили тогда в Селенгинске:
- Этих бы русских женщин поднять до небес, до солнца!
И это, конечно, верно. Когда ты о женщинах русских думаешь, гордость тебя берёт.
НОНУШКА
Грозил царь Николай I, что запретит детям декабристов носить фамилию своих отцов. Грозил и сдержал угрозу.
У Александры Григорьевны Муравьёвой и Никиты Муравьёва родилась в Сибири дочь. Она была общей любимицей. Называли все её нежно Нонушка.
Приветливая очень Нонушка.
Ласкова очень Нонушка.
Сердечко у Нонушки очень нежное.
Отец у Нонушки - Муравьёв. Мать у Нонушки - Муравьёва. А вот у Нонушки совсем иная была фамилия - Никитина. Такова воля царя-императора.
Александра Григорьевна Муравьёва очень рано скончалась. Вскоре умер и Никита Михайлович Муравьёв. Осталась Нонушка сиротою.
После долгих хлопот девочку удалось перевезти в Петербург к бабушке. Отдали Нонушку учиться в пансионат.
- Здравствуй, Никитина, - сказала начальница пансионата.
Не отвечает Нонушка.
- Здравствуй, Никитина.
- Я не Никитина. Я - Муравьёва.
- Никитина ты! - прикрикнула начальница.
- Нет, Муравьёва, - упирается Нонушка.
Как ни старались воспитатели, ничего не могли с ней поделать. Хотели отчислить из пансионата, да всё же оставили. Правда, Муравьёвой никто её не называл, но и Никитиной тоже. Выкликали к доске по имени.