Вскоре все было погружено. Дженнингс и Ли вскарабкались на платформу, мы с Томом забрались следом. Двое встали по концам рычага, один с помощью Ли нажал на поднятый конец. Колеса заскрежетали по ржавым рельсам. Когда конец рычага опустился, коротышка всем телом налег на другой. Они жали попеременно, дрезина катилась, другая не отставала.
Из рощицы, где были спрятаны машины, мы выехали на заросшую кустарником равнину. Здесь холмы отступили от океана на несколько миль, деревья росли только по лощинам. Рельсы были уложены на автостраде, и всякий раз, как мы въезжали на пригорок, взорам открывался океан, серебристо-серый под низкими облаками. Мыс, до которого мы с Николеном добирались полдня, остался позади; дальше к югу мне бывать не приходилось. Отсюда начинались незнакомые места.
Колеса скрежетали по рельсам; мы разогнались и летели быстрее, чем бежит человек. Четверо не занятых у рычага пассажиров нашей дрезины сидели возле центрального возвышения или лежали, глядя вперед. Под горку машина катилась еще быстрее. Сидя было невозможно по-настоящему ощутить скорость, и я встал. Остальные глядели на меня как на болвана, но я плевать хотел. Борода флагом развевалась у Тома за спиной. Старик взглянул на меня и улыбнулся:
– Только так и стоит путешествовать, а?
Я с чувством кивнул, не в силах говорить от волнения. Несмотря на скрежет и стук, казалось, что платформа летит.
– К-как быстро мы едем? – заикаясь, выговорил я. Том взглянул на шпалы, попробовал рукой ветер.
– Миль тридцать в час, – сказал он. – Может, тридцать пять. Давненько я так быстро не ездил.
– Тридцать миль в час! – заорал я. – Уррра!
Мужчины рассмеялись, но мне было все равно. На мой взгляд, болванами были они – ехать со скоростью тридцать миль в час и прятаться от ветра, вместо того чтобы смотреть по сторонам!
– Покачать хочешь? – спросил Дженнингс, поднимая лицо от рычага. Остальные снова рассмеялись.
– Еще как! – воскликнул я. Дженнингс подвинулся, и я взялся за рукоятку. Она имела форму буквы «Т». Я навалился, и дрезина дернулась куда сильнее, чем можно было ожидать Я снова завопил. Я жал что есть мочи и видел, как мой напарник улыбается в темноте. Он тоже налегал на рычаг, и под нашими усилиями дрезина летела вдоль Пендлтонского побережья, словно во сне. Глаза уже слезились от ветра, но я все равно смотрел на мелькающие позади шпалы и вдруг понял, каково оно было в старину. Понял, какой мощью обладал тогда человек, во сколько крат увеличил он свои природные возможности. Об этом рассказывал Том, об этом говорилось в его книжках, но теперь я ощущал это кожей и мускулами. Это пьянило. Мы качали, дрезина летела. Задние улюлюкали нам вслед и кричали:
– Эй, впереди! Кого поставили к рычагу? Мы знаем, это не Дженнингс!
На обеих дрезинах рассмеялись.
– Да нет, Дженнингс! – крикнул кто-то из задних. – Что, по жене соскучился?
– Небось боится, что сбежит бабонька!
– Жми помедленнее, силу до дома побереги!
– Коли так разошлись, возьмите нас на буксир!
– Давайте помедленнее, – сказал Ли спустя некоторое время. – Ехать еще далеко, не стоит выматывать задних.
Мы стали качать медленнее. И все равно, когда меня сменили, я был весь в поту и на ветру сразу замерз. Сел, завернулся в плащ. Мимо проносились белые, недавно обрубленные ветки, искры летели из-под колес. Начались холмы. На подъеме качать приходилось всем вместе, на спуске мы катились так быстро, что я бы не встал ни за какие коврижки.
Проехали мимо шеста с красной тряпицей на конце. Ли встал и потянул тормозной рычаг. Дрезина осыпала рельсы снопом искр и остановилась с таким скрежетом, что у меня мороз побежал по коже.
– Сейчас начнутся сложности, – сказал Дженнингс, спрыгивая с дрезины. В наступившей тишине я услышал шум воды. Мы с Томом тоже слезли и пошли за остальными. Рельсы уходили в реку, поуже нашей, но все равно приличную. Из воды торчали два ряда черных столбов, соединенных кое-где продольными и поперечными балками. Продольные продолжались на обоих берегах, но в середине зияли провалы. У столбов вода пенилась и закручивалась водоворотами. Понятно было, что течение быстрое.
– Основание нашего моста, – объяснял Дженнингс Тому и мне, покуда Ли распоряжался остальными. – Все, что осталось от старого. Наверно, он горел, когда вода стояла высоко.
– Скорее обрушился, когда взорвалась Пендлтонская бомба, – возразил Том. – Вряд ли раньше вода была выше, чем теперь.
– И то верно, – согласился Дженнингс. – Но главное, опоры целы. Мы их подравняли и соединили продольными перемычками. Сейчас положим шпалы, на них рельсы, переедем, а шпалы и рельсы втащим за собой. Морока, конечно, зато, когда спрячем рельсы и шпалы, никто не догадается, что тут проезжали.
– Очень изобретательно, – похвалил Том.
Зажгли еще три-четыре фонаря, свет металлическими отражателями направили на опоры. Мужчины в темноте ругались на колючки, тащили шпалы из кустов к воде и цепляли к толстому канату, который подняли с мелководья. Канат шел над водой к другому берегу, где был пропущен в большой блок. От блока другой конец шел обратно к нашему берегу. Дженнингс с гордостью изобретателя продолжал объяснять нам, как эта штука работает: десять поперечных балок, или шпал, втаскивают в воду выше моста, потом канат ослабляют, и шпалы подплывают к опорам. Остается влезть на продольные балки, которые не убираются, выловить шпалы из воды и прибить к опорам.
Объяснениям Дженнингса помешали дружные ругательства с берега. Канат застопорился и не шел через блок. Ли оборвал начавшийся было спор, что делать.
– Кто-то должен сплавать туда и поправить блок. Вручную нам шпалы не занести: слишком тяжелые.
Предложение явно никого не обрадовало. Один из тех, кто был на второй дрезине, со смехом указал на меня:
– Может, ваш силач сплавает?
Пузатый весело фыркнул. Том бросился меня выгораживать, но я сказал:
– Конечно, сплаваю. Вряд ли тут кто плавает лучше меня.
– Он прав, – согласился Том. – Они с друзьями плавают в прибое выше вашего роста.
– Молодец, – от души похвалил Дженнингс. – Понимаешь, Генри, мы несколько раз переплывали реку, но это непросто. Лучше всего держаться за канат, чтобы не снесло течением. Освободишь блок, а уж мост мы настелим за пару минут.
Я разделся и, пока не замерз, взялся за скользкий канат и вошел в воду. Река была холоднее, чем океан на прошлой неделе, у меня перехватило дыхание, сердце застучало. Держась за веревку, невозможно плыть по-настоящему. К тому же она была такая скользкая, что перехватывать руки приходилось осторожно. Течение развернуло меня ногами к мосту, так что я не мог ими себе помогать. Переправа заняла куда больше времени, чем я предполагал поначалу, однако в конце концов я нащупал коленями жидкую грязь и выбрался на берег. Оказавшись на твердой почве, крикнул, что переплыл легко, и пошел вдоль каната к блоку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
