– Мешок с картошкой, – влезла Диана Аркадьевна. – Просто дикость, как молодая женщина может довести себя до подобного состояния.
– Ей, кстати, двадцать три всего, – проявила бдительность Алина.
Военный совет заседал в гостиной, Алексей участвовать не пожелал, сказав, что он против в принципе, поэтому всякую ответственность за последствия с себя снимает.
– Это, между прочим, твой ребенок, – прокричала Маша, расстроенно оглянувшись на участниц дискуссии.
– Да. Именно. И я бы предпочел, чтобы мой ребенок сидел с моей женой, а не с посторонней бабой! – вполне добродушно прогудел муж.
– Но мы же договорились!
– Договорились. Я против. Но не возражаю, – ответствовал супруг и закрыл двери в кабинет.
– Вот оно, искусство ведения переговоров, – уважительно протянула Аля. – Я против, но не возражаю.
– Так что решаем? – Маша снова вгляделась в покорно-бесстрастную физиономию на фото. – Никитина Вероника Максимовна. Надо же, у нас с ней отчества одинаковые и возраст.
– Надеюсь, что отцы разные, – хихикнула Диана Аркадьевна, но тут же, смешавшись, покраснела и закашлялась.
– Тебе виднее, – выразительно покосившись на подруг, Маша закатила глаза. Мама была в своем репертуаре.
– А другие варианты есть? – на всякий случай уточнила Алина.
– Есть, но еще хуже, – односложно бросила Маша, опасаясь, что мама начнет вдаваться в подробности.
– Тогда бери эту. В крайнем случае поменяете потом. Кстати, у нас есть вакансия переводчицы.
– Да уж, кстати, – заржала Гусева. – Я аж не поспеваю за твоим потоком сознания.
– А мне бы было неловко, если бы моего ребенка выгуливала такая чучелла, – Диана Аркадьевна жеманно передернула плечами и потянула анкету к себе.
– Мама, выгуливают собак, а твой внук будет гулять с няней. С такой няней, на которую у нас хватило денег.
Вообще-то, если бы мама не была до такой степени углублена в себя, она могла бы догадаться и попросить у Максима Михайловича оплачивать няню для родного внука. Собственно, и замолвить слово о нормальном рабочем месте для дочери она тоже могла бы. Маша со вздохом окинула маменьку взглядом и отвернулась: увы, родительница купалась в собственном эгоизме, как сельдь в рассоле. С какой стороны ни подступись – вляпаешься.
– Маш, ты слышишь, что я говорю? – забеспокоилась Алина. – Место у нас есть. Правда, там оклад не очень, двадцать в месяц. То есть хороший, но тебе может не понравиться. И шеф твоего отца знает.
– Двадцать чего?
– Рублей. Тысяч, – виновато проблеяла Алина.
– Да уж, – неопределенно пробормотала Маша.
– Зажралась, – радостно объявила Гусева. – Кто б сомневался! Я вот за десять работаю и счастлива до одурения. Зато есть свобода для творчества.
– Ограниченная размером этикетки, – ехидно оборвала ее Маша. – Человек должен стремиться к большему, а не довольствоваться минимумом. Иначе так ничего и не добьешься.
– Так и добивайся. Кто тебе мешает? – тут же нахохлилась Рита. – Только больно уж ты широко шагаешь – штаны не порви. Легко за папину спину прятаться. А ты без поддержки попробуй.
– Вот я и пробую.
– Вот и пробуй. Когда у самой получится, тогда и начинай других учить. А то как советы давать, так все умные, а как самим лопату в ручки брать, так менталитет не позволяет, – Рита нервно барабанила по столу тонкими пальцами.
– Ладно, Гусева, не злись, – примирительно протянула Маша. – Сама первая начала. Ты подумай, у меня же ребенок. Как я на двадцать тысяч проживу?
– Ты в роль-то особо не вживайся, – фыркнула Рита. – У тебя еще муж есть. Насколько я понимаю, твоя задача заработать только на няньку, а она стоит дешевле двадцатки.
– Здрасьте, а карманные расходы? – напомнила Маша.
– Манюня, пионерка ты наша! Тебе еще надо на булочку и компот в буфете? – Рита вскочила и забегала по комнате. – Чего ты как маленькая? Да люди спят и видят, чтобы такую работу найти, а тебе и тут все на блюдце! Все! На блюдце!
– Маргарита, ты не права, – томно напомнила о себе Диана Аркадьевна. – Этих денег даже на такси не хватит.
– Наши люди в булочную на такси не ездят! – отрубила Рита. – Вы ее абсолютно развратили.
Острого Ритиного языка Диана Аркадьевна побаивалась, поэтому в полемику вступать не решилась.
– Аль, спасибо тебе за хлопоты. Только я хочу быть как все, без поблажек, понимаешь? А там все знают, кто я, – Маша директивно сменила тему собственной развращенности на более актуальную.
– Кто знает-то? – изумилась Алина. – Там и отца-то твоего только по фамилии знают, а у тебя она уже другая. Шефу я ничего не говорила. В кадрах просто сказала, что у меня подруга переводчица есть. Велели приводить, пока место не заняли.
– А что, много желающих на такую зарплату? – не поверила Маша.
– Много, – односложно кивнула подруга.
– Еще как много! – не выдержала Гусева. – Тебя там на подходах затопчут претендентки на эти «копейки»! Отстегни крылья, сними нимб и вернись на землю, Князева! Это деньги. День-ги! Зарплата! На нее живут! Едят, пьют и даже одеваются! Спроси у папы своего, он сотрудникам платит так же, и никто не помер!
– Как-то страшно так сразу все менять, – загрустила Маша.
– Может, и не стоит? – тут же оживилась Алина.
– Конечно! – злорадно проорала Рита. – Лучше уж варить дома кашки и обсуждать с мамками на лавке цвет детского поноса! Чем не тема, тем более, что он каждый день разный!
– Типун тебе на язык, – плюнула Маша. – Нет у Никиты никакого поноса.
– Нет, так будет. Еще неизвестно, заразная эта нянька или нет, – внесла свою лепту в разговор мама.
– Все, хватит! – рявкнула Маша. – Берем эту Веронику, а я выхожу к Але на работу. В конце концов, работа – не рабство. Если что, буду искать что-нибудь другое!
Глава 10
Вероника никак не могла заснуть. Где-то в темноте зудели комары, прорвавшиеся в комнату, невзирая на застиранную марлю, вместо занавески болтавшуюся на окне. Каждый вечер она рыскала с газеткой, устраивая комариное сафари. Весь потолок был в телах бойцов, павших в неравной битве, а они все прибывали и прибывали.
– Надо бы побелку обновить, – вяло подумала Вероника, прикрыв глаза.
По большому счету в этой квартире следовало обновить все, сделав нормальный ремонт. Жилплощадь была куплена у невероятно опухшего алкаша, которым руководила хваткая суровая бабенка. Судя по диссонансу между ее приличной одеждой и обшарпанностью хоро́м, в которых из мебели имелся только матрас, жила тетка не здесь. Пока оформлялись документы, алкаш заигрывал со всеми, вплоть до старухи-нотариуса. Вероника с детства ненавидела запах перегара. Этот смрад ассоциировался с паническим страхом и засаленной кисеей старой скатерти, свисавшей со стола, под которым она пряталась от вечно пьяной матери.
