В КамАЗ рано утром Ольгу посадил Виктор Иванович — похлопотал за нее на своей автобазе. Ольге вдруг так не захотелось ехать в губернаторской свите! Ей захотелось побыть в покое, без знакомых людей. Отдыха захотелось. С отъездом Нюськи Лобанов стал просто невыносим. То ли Ольгина защита от него плохо срабатывала, то ли он почувствовал, что Ольга размякла от событий последнего месяца, во всяком случае, нападал он все злее, искал, как зацепить ее побольнее, и последнюю неделю Ольга прожила под беспрестанный фон его замечаний, одергиваний, нотаций и разборок, где рефреном звучало что-то о ее мужиках и блядских наклонностях. «И что ж его так разобрало? На рыбалке своей, что ли, надорвался? Не буду о нем думать. Подумаю лучше о Женечке». Ольга улыбнулась, вспомнив вчерашние посиделки у Мухина. Гостями оказались только они с Танькой, но Женечка настряпал так, будто собирал банкет средней руки. Манты — большие паровые пельмени — просто исходили соком и таяли во рту. Женечку научил их лепить оператор с телевидения, узбек Миракбар. (На полкило мелко порубленной баранины взять стограммовый кусочек курдючного сала, добавить по полкило нарезанного кубиками лука и тыквы. Фарш посолить, поперчить. Крутое тесто тонко раскатать, нарезать большими квадратами, в середину квадрата класть столько фарша, чтобы они были полупустыми и оставалось место для сока. Готовить на пару сорок минут. Есть руками.) Миракбар и мантоварку привез из очередного отпуска. В исконно узбекский рецепт Женечка внес свои коррективы. Вместо курдючного сала — где его взять в Магадане? — положил в фарш жирное мясо курицы, тыкву заменил на кабачок. Но все равно было так вку-у-усно! И баклажаны он пожарил замечательные, и лобио из зеленой фасоли с кинзой и чесноком получилось великолепное.
Ольга, которая любила поесть, но терпеть не могла готовить, отвела душу на месяц вперед.
Танька, всю дорогу бурчавшая: «Только из-за тебя иду, чревоугодница», — держалась скованно первые минут пятнадцать. Потом оттаяла от вкусной еды, от заботливого Женечки, который пытался подсунуть ей лучшие кусочки: «Танечка, вот это попробуй, баклажанчики изумительные. Фасоли положить? Картошечки возьми, молоденькой. Грибков хочешь?» — «Ты что, задумал меня закормить до смерти? Для этого зазвал? Вон, Ольгу пичкай. Или Юрочку своего», — в конце-концов не выдержала Танька. Юрочка и так уписывал за обе щеки, без уговоров. Наверное, старался рот занять, чтобы с гостями не разговаривать. Он не знал, как к ним обращаться. Заикнулся было сказать что-то вроде «тетя Таня», поперхнулся от Танькиного изумленного (тоже мне, племянничек!) взгляда и пуще прежнего заработал челюстями.
Когда они наелись и отвалились от стола, Женечка открылся. Оказывается, он зазвал подруг не просто так — посоветоваться. Женечка задумал вместе с Юрочкой вести на телевидении кулинарное шоу. «А что, рецептов я знаю много, местный ресторан на кухню пустит — им же бесплатная реклама. „Охотскрыба“ спонсором согласилась стать. Я уже и название для передачи придумал — „Язык проглотишь“, — а Юрочка костюмы сшил. Покажи». Юрочка ушел на кухню, пробыл там несколько минут и вышел в поварском наряде. Ольга ожидала увидеть какой-нибудь фартучек, но нет. На Юрочке было нечто вроде белого кафтана с отделкой в виде хохломской росписи, на голове у Юрочки было не столько поварской колпак, сколько берет, неожиданно элегантный. Да и весь этот наряд был интересным, веселым и даже стильным. «Юрочка, это ты сам придумал?» — удивилась Танька. «Да, теть Тань». — «Юра, я тебе не тетя, ты мне не племянник Называй меня Татьяна Леонидовна. Ты еще шил что-нибудь?» — «Да, я люблю шить. И придумывать люблю. Женскую одежду рисовать». — «Покажи!» — загорелась Танька и ушла с ним в другую комнату смотреть эскизы. И Ольге стало понятно, что теперь подружится она с Юрочкой, что будет ходить к ним в гости. И сына, наверное, перестанет прятать от Женечки. Не похож он на растлителя, а похож на радушную хлебосольную хозяйку, которая хочет, чтобы всем вокруг было хорошо.
«Женечка, — сказала тогда Ольга, — „Язык проглотишь“ — плохое название. Назови передачу „Бон аппети“, как раз в стиле Юрочкиных беретиков».
— Долину смерти проехали. Еще пара часов — и будем в Усть-Омчуге, — оторвал Ольгу от воспоминаний голос водителя. Долиной смерти называли низину, где, по слухам, замерзла колонна заключенных. Молва была, что шли они этапом из Магадана в лагерь, да не дошли. Расположились на ночевку, а морозы ударили такие, что замерзли и полтысячи зеков, и два десятка конвоиров. Ольга документальных подтверждений этой истории не знала. И сомневалась, что истощенные люди могли пешком по перевалам вообще дойти до этого места. Но у каждой земли есть свои призраки и свои легенды.
КамАЗ замедлил ход, за окном показалось несколько домишек, с виду нежилых. Хотя нет, из трубы одного из них курился дымок Ольга удивилась — ей приходилось раньше проезжать мимо, но она никогда не замечала, что здесь кто-то живет. Вон, и грядки картофельные виднеются из-за серого бетонного гаража.
— Дед Семен хозяйничает, — сказал водитель. — Мы сейчас сюда заедем ненадолго, посылочка у меня для него.
КамАЗ свернул с основной трассы на грунтовую дорожку попроще и подрулил к крыльцу, с которого уже сходил довольно крепкий старик в синей с серым клетчатой рубахе и брезентовых штанах от спецовки.
— Здорово, дед Семен! Гостей принимаешь? Я тебе от Митьки посылку привез, держи.
Водитель пошарил в довольно вместительном отсеке за сиденьем и сверху передал деду несколько коробок, в которых что-то позвякивало и постукивало.
— Значит, так. Здесь тушенка, гречка, рис, горох, мука, сахар, чай и пряники. А вот это, — водитель открыл бардачок и достал оттуда несколько купюр, — деньги тебе на прожитье.
— Спасибо, — отнес коробки к крыльцу старик без особых усилий, хотя они явно не были легкими: Ольга видела, как у водителя напрягались мышцы, когда он их вытаскивал. Ольга и водитель выбрались из машины и тоже направились к крыльцу.
— А хлеб? Забыл? — спросил старик, закончив быструю ревизию припасов.
— Забыл, дед Семен! Я на обратном пути завезу! Дотерпишь?
— Дотерплю, — кивнул дед Семен. — Пошли в дом, чай пить.
Чай был кстати, Ольге пить хотелось. И хотелось посмотреть, как живет этот отшельник. Она шагнула в дверь вслед за мужчинами и попала в неожиданно чистую и светлую комнату. Светло было от солнца, которое заглядывало в промытое оконце без занавесок Обстановка в комнате оказалась простой и старомодной: круглый стол, старый крашеный комод. В углу — буфет со стеклянными дверцами, за которыми виднелась вереница банок с вареньем. К дверце буфета прикреплена фотография женщины лет сорока: миловидное круглое лицо, гладко зачесанные волосы. У противоположной стены комнаты — железная двуспальная кровать с шишечками и панцирной сеткой, по-простому заправленная суконным одеялом. Над кроватью, будто ковер, — махровая простыня, на которой нарисованы пальмы и полуголая красотка в бикини.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
