— Именно так. Эти люди — низшие из низших, отбросы общества, — ответил, не оборачиваясь, Морнингхолл. — Вы увидите, что офицеры одеты иначе и питаются получше.
— Даже если они представители низших классов, это не значит, что они должны замерзать от холода, погибать от удушья и ходить полуголыми! — возразила Гвинет.
Морнингхолл посмотрел на нее через плечо.
— Во всех своих бедах они сами виноваты. Эти подонки проигрывают свою одежду в карты, проигрывают койки, даже пищу, после этого ходят весь день голодные, а по ночам шныряют, как крысы, и подбирают с палубы все крошки. Что вы хотите от меня — чтобы я запретил им играть? Да они тогда наверняка поднимут мятеж!
У Гвинет не нашлось на это возражений. Задыхаясь от зловония и духоты, она продолжала спускаться вниз, боясь потерять Морнингхолла. С каждым шагом воздух становился жарче, запахи все омерзительнее, шум все громче. Она едва сдерживала желание достать платочек и приложить его к носу, старалась делать короткие, неглубокие вдохи.
Наконец они достигли нижней палубы. Пот выступил крупными каплями у нее на лбу, струйкой стекал по позвоночнику. Воздух здесь, казалось, загустел от зловония. Она все же машинально достала платочек, но затем, откашлявшись, смяла его в кулаке: если эти несчастные дышат подобным воздухом месяцами и даже годами, она должна вытерпеть это в течение десятка минут, чтобы не унижать этих бедолаг. Твердо решив не обращать внимания на собственные ощущения, она окинула взглядом массу грязных, изможденных тел. Один из заключенных, одетый чуть получше остальных, сидел на скамье и держал в руках книгу.
— Что они делают? — спросила Гвинет.
— Будь я проклят, если знаю, — зло бросил маркиз. Гвинет почувствовала, что начинает закипать от гнева.
Она стиснула зубы. Находившийся позади нее моряк, чьи ботинки тускло поблескивали в свете фонаря, слышавший ее вопрос, сказал:
— Этот джентльмен — офицер. Он обучает других английскому.
Джентльмен, о котором шла речь, поднял глаза и вежливо кивнул Гвинет; от этой попытки проявить галантность у Гвинет защемило сердце.
— Не расстраивайтесь, мэм. Эти люди сами стелили себе постель, как говорит его светлость. Отбросы общества, им на все наплевать. Они проигрывают свою одежду и пищу. Что касается остальных, то у них есть занятие и профессия, они обучают других танцам, фехтованию, рисованию, живописи и так далее. За небольшое вознаграждение, разумеется. Они делают модели кораблей из говяжьих костей или из хлеба, продают их, устраивают аукционы и прочее. Я понимаю, что здесь все напоминает ад, но заключенные приспосабливаются. Американцы, например, могут избрать офицеров, которые ими руководят, устанавливают свои внутренние законы, судят за преступления и назначают наказания. Правда, эти янки слишком уж много внимания уделяют собственной персоне.
Боясь, что может упасть в обморок, Гвинет стала обмахиваться блокнотом.
— В таком случае почему здесь такое зловоние? Разве гальюн никогда не чистят? Палубу никогда не моют? Этим мужчинам не позволяют искупаться?
Лорд Морнингхолл промолчал. Мерцающий свет фонаря окрасил его лицо в оранжевый цвет, придав ему дьявольское выражение.
— Все это предусмотрено, — сказал он наконец глухо, словно обращаясь к самому себе. — Но получается так, что люди, которые должны за этим следить, находят для себя более интересные занятия.
Сопровождавший их матрос вспыхнул. Заметив, что Гвинет обратила внимание на загадочные слова капитана и теперь ждет пояснений от него, он смущенно улыбнулся и попытался объяснить:
— Мы не любим часто мыть палубу, мэм, особенно в холодные месяцы. Очень сыро, от этого много болезней и…
— А как насчет купания?
— Н-ну… гм… н-некоторые из них… гм… купаются иногда…
— Им дают мыло?
— Мыло не предусмотрено, мэм. Я имею в виду…
— Понимаю, — сказала Гвинет. Она хотела отметить это в своем блокноте, но почувствовала, что от ударившего ей в нос омерзительного запаха может упасть в обморок.
Она увидела, что Морнингхолл внимательно смотрит на нее: в его холодном, презрительном взгляде сквозила некая задумчивость. Взглянув на него в ответ весьма недружелюбно, Гвинет сделала еще несколько неуверенных шажков к центру палубы.
Здесь воздух был настолько тяжелым — смесь вони от всевозможных человеческих выделений, что, казалось, им невозможно дышать. От аммиачных испарений слезились глаза, щипало в ноздрях, к горлу подступала тошнота. В довершение всего Гвинет увидела под лавкой дохлую крысу, облепленную жужжащими мухами, — лениво взлетая, они носились совсем рядом.
И вновь она поймала на себе пристальный взгляд Морнингхолла.
К ней подлетела настырная муха, и Гвинет замахала руками, прогнав ее к стоящему чуть поодаль маркизу.
— Достаточно насмотрелись? — хрипло спросил он.
— Нет, милорд, — ответила она решительно; голос ее дрожал от гнева. — Я могу заболеть, у меня кружится голова, и я могу упасть в обморок от недостатка воздуха, но я не уйду. Я лишь попрошу вас взять меня под руку, на случай если мне станет плохо.
Деймон был мгновенно обезоружен подобным признанием. Он, расширив глаза, смотрел на Гвинет, не находя слов для ответа. Бедняжка побледнела как полотно, по лбу ее струился пот, она шаталась и была близка к обмороку — и тем не менее не собиралась прерывать осмотр. Никакой личной выгоды от этого она не имела, и тем не менее готова была перенести все ради чего-то более важного, чем собственное благополучие; она хотела преодолеть собственный страх и отвращение ради этих грязных людей, которые к тому же ее и оскорбляли. Полнейшее бескорыстие! И по сравнению с ней он чувствовал себя мелким подлецом. В груди у него защемило, словно треснул ледок в сердце, и он вдруг испытал нечто вроде восхищения отважной маленькой женщиной. Он протянул руку и взял Гвинет под локоть.
— Ну что ж, хорошо. В таком случае вы можете посмотреть карцер.
— Карцер?
— Это место, куда в наказание помещают заключенных, — пояснил матрос. — Мы держим их там десять дней, если они ведут себя совсем уж плохо.
Лицо у Гвинет сделалось серым.
— Да, да, конечно. Проводите меня туда.
Поддерживаемая твердой рукой Морнингхолла, Гвинет направилась еще к одному люку, который зиял темнотой. Морнингхолл полез вниз первым. В темном прямоугольнике исчезли сначала его плечи, затем и голова.
Матрос встал позади нее. Превозмогая подступающую тошноту и головокружение, Гвинет последовала за маркизом.
Здесь зловоние было настолько невыносимым, что воздух верхних помещений мог показаться по сравнению с этим атмосферой розария. В этом помещении не было людей и было не так жарко, но запахи такие, что Гвинет потеряла возможность дышать. За ее спиной матрос зажег крошечный фонарь, который тут же погас из-за недостатка кислорода. Чертыхаясь и обливаясь потом, матрос зажег фонарь вторично.
