Джордано захотел его осмотреть, спустился к нему в темницу. «Великий богослов» был крайне возбужден. Он безумно таращил глаза и нес какую-то околесицу. Бессвязные речи вполне могли сойти за пророчества — в них было столько же смысла. Он действительно произносил богословские сентенции и выкрикивал фразы на разных языках. Лишь невежды могли принять его за полиглота. Монах был тяжко болен. Какие забытые впечатления далекого детства вдруг всплыли в его распаленном лихорадкой мозгу? Бруно сказал аббату, что понимает немного в медицине, просил развязать узника и приготовил целебное питье.
К утру больной успокоился. Он больше не пророчествовал. Говорил только по-итальянски, да и то плохо. А когда к Нему обращались с богословскими вопросами, растерянно мигал. Монахи дивились чудесному исцелению. Джордано собирался в дорогу. Теперь они могут быть довольны: их собрат, под стать им, опять стал тем, чем был прежде, — обыкновенным ослом!
Путешественник, имеющий деньги, может и Альпы перевалить не без комфорта. Он наймет крепких носильщиков и удобный портшез или удовольствуется горными санками. Хуже, если он стеснен в средствах. Ему придется на муле преодолевать крутой подъем и затаив дыхание слушать, как вырвавшиеся из-под копыт камешки с головокружительной высоты прыгают вниз по склону. Местами тропа, ведущая через перевал из Италии во Францию, настолько узка, что не разойдутся и два мула. Но стоит лишь достичь первой деревни на савойской земле, как трудности и страхи окажутся позади.
Когда Джордано добрался до Шамбери, столицы герцогства Савойи, ему пришлось серьезно задуматься. Куда двинуться дальше? Его тянуло во Францию, в славные университетские города, где много ясных голов и хороших книг. После бегства из Рима он больше двух лет скитался по Северной Италии, пробавлялся случайными заработками и жил в постоянной опасности быть схваченным. Но не убежища искал он во Франции. Может быть, на французской земле, где гугеноты основательно подорвали всесилие католической церкви, найдет он большую свободу мысли, чем на задавленной папистами родине?
Политическая обстановка во Франции была сложной. Варфоломеевская ночь не положила конца религиозным войнам. Гугеноты, оправившись от первого шока, снова взялись за оружие. На западе и юге страны королевские войска не могли сломить сопротивление мятежников. Карл IX вынужден был согласиться с существованием федерации протестантских городов, добившихся автономии.
После смерти Карла на престол взошел его брат. Генрих III произносил миролюбивые фразы, а помышлял о неограниченной власти. Военные действия возобновились. Королевская армия, лишенная денег, повиновалась плохо. Генриху III не оставалось ничего иного, как пойти на мир и даровать протестантам ряд вольностей. Это вызвало недовольство рьяных католиков. Что станет с монархией и верой, если король и дальше будет потакать еретикам? Была создана Католическая лига, стремившаяся захватить власть. Герцог Генрих Гиз, мечтавший о короне, стал во главе ее. Король оказался меж двух огней. Он отрекся от обещаний и провозгласил, что в его стране должно исповедовать только одну религию, католическую. Война вспыхнула снова. Снова шайки наемников жгли деревни, вытаптывали поля, снова щедрые полководцы отдавали взятые приступом города на погромы и разграбление, снова политические интриганы и алчные грабители прикрывали свои злодейства хоругвью истинной веры.
Военные действия шли с переменным успехом. Генрих III счел за лучшее прислушаться к голосу «политиков», которые призывали к разумному компромиссу. Король решил опять выступить в роли миротворца. Он издал эдикт, возвращавший гугенотам признанные прежде вольности. Наступила передышка. Надолго ли?
В Париже с давних пор обосновалось много итальянцев. Екатерина Медичи, вдовствующая королева, подарившая французскому престолу трех законных монархов, была по отцу флорентийкой. К землякам она питала понятную слабость. При дворе им было раздолье. Если бы дело ограничивалось только лицедеями или учителями фехтования и верховой езды! Но итальянцы занимали многие важные должности, брали на откуп налоги, ворочали огромными суммами, беззастенчиво наживались на чужой беде. Король со своей хитрющей матушкой, жаждущие самовластья, хотят с помощью чужестранцев окончательно задавить французскую знать и установить порядки, как у турок! Настала пора резких антиитальянских выступлений.
Собираясь идти по дороге на Лион, Бруно разговорился в Шамбери с одним монахом итальянцем. Тот предупредил его, что сейчас во Франции нечего рассчитывать на радушный прием: чем дальше он пойдет, тем больше встретит неприязни.
Бруно решил направиться в Женеву. Там находилась высшая школа, притязавшая на особо важную роль в духовной жизни Европы. Женеву называли протестантским Римом. Кальвинисты на все лады расхваливали Женевскую академию как столп премудрости, В ней, мол, учат истинам, чистым от папистских извращений. Где еще, коль не тут, можно по-настоящему изучить взгляды сторонников реформации?
Джордано остановился в таверне. Его засыпали вопросами. Что он ищет в Женеве? Откуда прибыл? Чем намерен заняться? Это было не праздное любопытство. В городе осуществлялся строгий надзор за каждым приезжим. Бруно оказался в затруднительном положении. К кому обратиться за советом и помощью?
Признанным главой итальянских иммигрантов был Джан Галеаццо ди Вико. «Синьор маркиз», родом из Неаполитанского королевства, прожил в Женеве без малого тридцать лет и с удовольствием встречал земляков. Бруно рассказал о себе: он бежал из монастыря и навсегда покинул доминиканский орден. Но почему он избрал Женеву? Бруно честно признался, что приехал в Женеву без всякого намерения принимать Кальвинову веру. Он много хорошего слышал об этом городе и хочет только одного — жить в безопасности и наслаждаться свободой.
Видно, пришелец совсем не представляет себе женевских порядков. Как он мыслит дальнейшее? Или ему кажется, что бегство из монастыря уже свидетельствует о его добрых нравах? Или он думает, что Женева удобное место для людей, не исповедующих вообще никакой религии?
Старый Джан Галеаццо всю жизнь ревностно вербовал прозелитов: может ли он не попытаться обратить в свою веру еще одного земляка? Он не ставит условий, ограничивается разъяснениями, дает благожелательные советы. Магистрат строго следит, чтобы в городе не заводились смутьяны. Никому нельзя жить здесь без дозволения. Итальянцы, слава богу, пользуются в Женеве хорошей славой, да и сам Джан Галеаццо участвует в заседаниях совета. Поручительства нескольких человек будет достаточно, чтобы раздобыть необходимое разрешение.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
