— Вас послали нас встретить?
Согласно наклонив голову, Григорий Дмитриевич мягко предложил.
— Не пройти ли нам к экипажам?
Следуя за господином Долгиным, Татьяна Львовна не переставала недовольно хмуриться — это чем же таким важным занят племянник, что не нашел время встретить любимую тетушку? Решив, что вопросы немного обождут, она обратила свое внимание на окружающих — и тут же удивилась. Нет, она знала, что многие любят поглазеть на новых людей в городе, но в Сестрорецке процент любопытствующих был как никогда высок. Даже, можно сказать, высок чрезмерно — дочка даже смущенно зарделась, без конца оглядывая свой наряд и выискивая в нем малейший беспорядок. На них смотрели, пока они шли к двум новехоньким фаэтонам (один из которых почти полностью был занят целой кучей багажа), смотрели пока они отъезжали от вокзала, и продолжали таращиться самым неприличным образом все то время, что они колесили по заснеженным улицам Сестрорецка. Такая неожиданная популярность принесла немало вопросов, а так же некоторую неловкость — которая, впрочем, совершенно не распространялась на господина Долгина.
Чем ближе была окраина города, тем лучше становилась дорога, лишаясь последних кочек и ухабов, и тем быстрее неслись экипажи, спеша доставить своих седоков в тепло и уют хозяйского дома. Вот остался позади очередной поворот, мелькнули, сливаясь в одну пеструю ленту, одноэтажные домишки на последней улице — и гости Сестрорецка дружно повернули голову влево. Ровная череда цехов-громадин, высящихся за ровной лентой краснокирпичного забора (очень похожего на небольшую крепостную стену), занимала все видимое пространство и одним своим видом внушала изрядное почтение.
— Скажите… Григорий Дмитрич. А где фабрика моего племянника? Мы же проедем мимо нее, не так ли?
Госпожа Лыкова слегка наклонилась к сопровождающему, ожидая ответа.
— Она прямо перед вами, Татьяна Львовна.
Глаза у приезжих непроизвольно расширились.
— Экая… громадина!
— Вы правы. У Александра Яковлевича много всего разного, но Сестрорецкая фабрика по праву занимает первое место — как по размерам, так и по его вниманию к ее делам.
Запомнив столь интригующий ответ и пометив в списке первоочередных дел — расспросить Сашу поподробнее обо всем "разном", женщина откинулась обратно на спинку сидения. Ее зять и дочка вопросов не задавали, но слушали весьма и весьма внимательно. Заодно рассматривая все, что только не попадалось им на глаза — например, людей, одетых очень даже непонятно. Для крестьян или мастеровщины слишком хорошо, а для конторских служащих непривычно и однообразно — прямо-таки загадка! Так же сильно интриговали и многоэтажные здания, видневшиеся вдали. Вернее, их немалое количество — и кстати, именно к ним и от них шли те самые люди, что попадались им по дороге. Виктор Данилович даже перестал хандрить, находя, что их путешествие становится весьма увлекательным — а ведь поначалу поехал он исключительно из-за уговоров молодой жены. Как Аннушка убеждала его в необходимости свести близкое знакомство с кузеном! Так горячо, так настойчиво, что в конце концов он и сам проникся ее доводами, находя, что такой родственник будет весьма полезен для построения уже собственной карьеры. Все же далеко не каждому коллежскому секретарю достается в шурины титулованный аристократ с миллионным состоянием. Да к тому же молодой, неженатый, и без наследников…
Резкий рывок фаэтона и недовольный всхрап запряженного в него жеребца, вернули мысли мужчины в более приземленное русло — они приехали. На крыльце большого особняка, вполне сравнимого по размерам с поместьем тещи (а в высоту так и вдвое больше), их встречали три женщины: впереди стояла, по всей видимости, экономка-домохозяйка, а позади ее подпирали две красавицы в нарядах горничных. Пока они изображали легкий книксен, любимая тетушка князя Агренева самостоятельно, и при этом довольно-таки бодро покинула экипаж, первым же делом недовольно поджав губы — племянник опять отсутствовал! Повела головой, рассматривая свое пристанище на ближайшую неделю, немного подивилась тому факту, что багажа уже и не видно (правда кто и как его выгружал, для нее осталось полнейшей загадкой) и нейтральным тоном поинтересовалась у господина Долгина.
— А где же сам Александр Яковлевич?
— К сожалению, он был вынужден немного задержаться в Берлине. Несколько очень важных деловых встреч, и один не менее важный прием у господина Круппа… Но о вашем прибытии извещен, и прибудет никак не позднее послезавтрашнего дня. Так же он просил меня передать вам — он весьма сожалеет о том, что не смог встретить вас лично.
Упоминание о столице Второго рейха тут же смягчило суровое сердце стройной, и совсем даже не старой сорокапятилетней помещицы. Раз ее мальчик ездит по Европам, значит, дела у него вполне хороши — такие путешествия требуют не только изрядного количества денег, но и некоторой, иногда очень даже немалой толики здоровья. Прием — это тоже хорошо, полезные знакомства заводятся именно там. Решив так, Татьяна Львовна тут же сменила гнев на милость и позволила провести себя в дом, а затем и на второй этаж, в гостевые покои — где и удивилась в очередной раз. А началось все достаточно обыденно. С того, что она захотела привести себя в порядок после долгой дороги, и поинтересовалась наличием женской туалетной комнаты.
— Прошу за мной, ваше сиятельство.
Глядя на светловолосую горничную весьма приятных форм, помещица Лыкова озадаченно нахмурилась. С чего это ее записали в титулованное дворянство? Странно! Впрочем, это совсем не помешало ей проследовать за прислугой. По пути к ней ненадолго присоединилась дочка, шедшая по тем же делам с другой сопровождающей — вот только совсем в другую сторону. Как мимоходом пояснила все та же горничная по имени Наташа, в туалетную комнату для гостей.
— А меня, стало быть, в хозяйскую?
Вместо ответа девушка просто открыла перед ней дверь, предварительно звучно щелкнув чем-то на стене. Вспыхнул яркий свет новомодных электрических ламп, и Татьяна Львовна, сделав по инерции пару шагов, попала в настоящий рай для истомленного долгой дорогой путешественника. Точнее, путешественницы. Сколько всего интересного и притягательного было здесь для ее жадного взора! Словно бы светящийся всей своей полированной поверхностью сиреневый мрамор стен, по которому затейливой вязью змеились ярко-коричневые прожилки. Розовые и черные ромбики гранита на полу, мягкий свет утопленных в стену плафонов, бросающих мягкие лучи света в бездонную серебристую глубину большого зеркала… Глубина эта, кстати, была далеко не пустая — в ней отражались изящные полочки, заполненные флакончиками с туалетной водой, плошками с жидким мылом, и прочими многочисленными ароматическими радостями тела. Но все же самым интересным было не это. Отлитая из темно-золотистой бронзы, изрядно вместительная и очень красивая ванная — вот что занимало и центр далеко не маленькой комнаты, и все внимание соскучившейся по ощущению чистоты гостье. Ванна эта была не каким-то там прямоугольным корытом, в котором только и можно что стоять, пока тебя поливают из кувшина. Нет, она являлась подлинным произведением искусства, почти что настоящей купелью! Весьма солидных размеров и изысканно-плавных форм, невероятно уютная и удобная, даже пустая она уже навевала сладкую истому и нетерпеливое предвкушение долгих водных процедур. А уж когда купель была полная, умеренно горячей водой, с тихим клекотом изливающейся из двух красиво изогнутых кранов! Последние остатки недовольства племянником незаметно растворились при виде всего этого великолепия, а единственное что осталось — так это сожаление. О том, что ужин она сегодня пропустит…
Спалось на новом месте просто замечательно. Так замечательно, что Татьяна Львовна даже позволила себе проспать завтрак, хотя в своем имении вставала чуть ли не с первыми петухами. Впрочем, достаточно скоро выяснилось, что ничего-то она и не проспала — в доме племянника трапезничали не по часам, а по желанию. Утолив легкий телесный голод, госпожа Лыкова тут же почувствовала голод духовный, под названием любопытство — и вот его-то утолить было гораздо сложнее. Пришлось пройтись по этажам и даже заглянуть в подвал (тем более что он вполне тянул на еще один этаж), и только после этого любопытство ненадолго утихло. Знакомясь с обстановкой и отделкой комнат, тетушка князя не переставала удивляться: как же бедно живет ее племянник! Словно бы и не аристократ, а какой-то купец второй гильдии. Минимум позолоты и лепнины, почти нет картин и акварелей, ковры и обивка стен подобраны не в тон к мебели, и вообще — во всем чувствовалось отсутствие твердой женской руки и вкуса.
— Берлога холостяка!
Впрочем, кое-что одобрения заслуживало, явно выбиваясь из общего безлико-скромного стиля. Например, шикарнейшая библиотека. Столь солидное собрание книг, примерно треть которых была на иностранных языках, только лишь одним своим видом внушало уважение к своему хозяину. Толстенные тома по медицине, написанные на мертвой ныне латыни и вполне живом русском и английском, разбавлялись трудами по химии. Особенно потрепанной выглядела книга за авторством господина Менделеева — кстати, на ней и дарственная надпись от автора обнаружилась, прямо на первой страничке. Географические атласы перемежались физикой и электротехникой, право соседствовало с справочниками по металлургии, а военные труды с историческими. И все это богатство явно не простаивало без дела, молчаливо свидетельствуя о широчайшем кругозоре и необычайном множестве интересов князя Агренева. Вторым местом, которое пришлось по душе сорокапятилетней помещице, был подвал. Не весь, конечно, а уютная баня в нем. Гладя липовую обшивку стен в маленькой парилке и любуясь затейливым узором на бортике небольшой, зато теперь уже самой настоящей купели, Татьяна Львовна даже пожалела, что не сможет устроить нечто подобное у себя в имении. Как и туалетную комнату, наподобие той, что находилась на втором этаже — все это стоило дорого, просто безумно дорого, и было по карману действительно немногим. Таким, как князья Юсуповы, например, или Шереметевы — то есть признанным богачам, обладателям многомиллионных состояний.
