Пока депутаты спорили, он решил послоняться по Полю Чудес, там, где расположилась бескрайняя Свалка Достижений Народного Хозяйства. Подобно многим мальчишкам, он не раз убеждался, что все стоящее можно найти только на мусорнике. Перед глазами был пример Самоделкина - этот умелец-самоучка создавал свои удивительные машины исключительно из того, что выбрасывали. Поэтому вряд ли покажется странным, что, оказавшись в поисках правильного решения в затруднительном положении, Буратино направился на главный мусорник страны.
Вид у Буратино был невеселый. Было от чего повесить нос. В эту самую минуту он тоже мог заседать в парламенте и бороться с позорным прошлым. Однако он был здесь и чувствовал себя изменником и дезертиром, который покинул друзей в разгар сражения. Буратино решил сам себя осудить. Он снял с курточки депутатский значок и положил его в тот карман, в котором не было дырки. "Одену значок только тогда, когда исправлюсь!" - дал он себе торжественную клятву. Но это совершенно не означало, что так сурово наказав себя, Буратино вместе со значком снял с себя и депутатские обязанности. Он по-прежнему чувствовал себя народным избранником.
Буратино хотелось и на елку влезть, и зад не уколоть, и рыбку поймать, и ног не замочить. Он стремился угодить и нашим, и вашим. Но для этого нужно было разорваться надвое. Понемногу он начал сознавать: депутат, если он не чурка с глазами, не должен идти на поводу избирателей. Он должен вести их за собой, если видит глубже и дальше, чем они. Даже если избиратели поначалу его и не поймут. На то депутат и политик, на то и вождь, на то ему и вручают свою судьбу, чтобы он сиюминутной выгоде не дал взять верх над вечными идеалами добра и справедливости. Иначе любая уступка делячеству сегодня неминуемо обернется победой сил зла завтра...
Времени на объяснения с избирателями у Буратино не было. И он представил, как многие из них кинутся собирать подписи за его отзыв из Верховного Совета, если он проголосует за государственность национальных языков в республиках. А если он проголосует наоборот, вместо них это сделают другие. И ему хоть так, хоть этак придется покидать парламентское кресло.
Стало обидно до слез: Буратино искренне полюбил депутатскую работу. Вспомнилось, как нелегко он к ней шел. Опасаясь его популярности, партия Трех Толстяков выпустила против него на время выборов из кутузки сорок бочек арестантов. И они поносили его последними словами во всех средствах массовой информации и дезынформации, а также на всех перекрестках Страны Дураков. Послушать их, так Буратино был отпетым преступником, для которого тюрьма - дом родной, за которым давно уже веревка плачет. Его громогласно обвинили в незаконной приватизации народного театра - общественного достояния, валютных махинациях с пятью золотыми, разграблении Государственного хранилища драгоценностей, в частности, присвоении золотого ключика, который по закону якобы должен был поступить, как любой найденный клад, в собственность государства и пополнить золотой запас Страны Дураков... Проще было плюнуть на все и выйти из игры. Но Буратино приложил немало стараний, чтобы оставить у избирателей хорошее впечатление о себе. Ради этого он терпел даже Мальвину, у которой брал уроки примерного поведения...
На глаза Буратино навернулись слезы - чистейший сосновый скипидар. Надо же, эту притворщицу, эту воображалу, эту бессердечную самовлюбленную куклу он вспоминал почти с любовью! Как бы ему хотелось в эту трудную минуту снова прибежать к ее чудесному домику под черепицей, которая еще издали краснеет над морем цветов в цветнике. Бессмысленно отрицать, Мальвина вправе на него сердиться. И если она не пустит его в свой чудесный кукольный домик, и если она спустит на него собаку, то будет совершенно права. Тогда он опустится на колени и будет смиренно молить об одном, как о самой большой милости: пускай позволит ему навеки поселиться в чуланчике с мышами и служить ей так же преданно и бескорыстно, как благороднейший пудель Артемон... Но где она, бездушная красавица?! Нет Мальвины! Покинула Страну Дураков и, похоже, навсегда. Сбылось поэтическое предчувствие Пьеро, и "Мальвина бежала в чужие края..." Из Мира Сказок к ней приехал жук на палочке, тот, который сватался к Дюймовочке, и сделал по всей форме предложение. И Мальвина, которая отклонила руку и сердце Пьеро, приняла его и укатила с богатым иностранцем за границу верхом на роскошной собаке. Там она победила в конкурсе "Миссис Королева кукольной красоты" и отлично зарабатывает в качестве суперфотомодели. Муж ее оказался не просто жуком, а настоящим жучилой, и под его руководством она успешно нажучивает даже таких соперниц, как Барби и Синди. А свой уютный домик она сдала за свободно конвертируемую валюту Али-Бабе под оффис.
Не было и Пьеро, которому, как единственому другу, можно было раскрыть свою душу. Мальвина окончательно разбила ему сердце. Он был безутешен. Пьеро оказался на грани безумия. В отчаянии он бросил государственный институт кинематографии, в который поступил учиться, потерял отсрочку и был немедленно призван в армию деревянных солдат, которые уже давно охотились за ним. За компанию с дружком едва не пошел служить и Буратино. Он успешно прошел все медкомиссии, и ему всюду писали: "Отличное говорящее полено системы Буратино. В огне не тонет, в воде не горит. Направляется для прохождения службы из огня да в полымя." Помешал папа Карло. Он напомнил непослушному сыночку судьбу Бумажного Солдата, балладу о котором распевал когда-то под звуки шарманки фирмы "Скандалли" по всем дворам Центропупии: в ней рассказывалось о том, что "один солдат на свете жил, красивый и отважный, но он игрушкой детской был - ведь был солдат бумажный. А он, судьбу свою кляня, не тихой жизни жаждал, и все просил: "Огня, огня!", забыв, что был бумажный". Деревянные солдаты, конечно, удовлетворили его геройские чувства и признали на медкомиссии пригодным к строевой и огневой. "В огонь? Ну что ж, иди! Идешь?" спросили они. "И он шагнул отважно. И так погиб он ни за грош - ведь был солдат бумажный..." Но Буратино в своем решении был непреклонен. И тогда папа Карло обратился за защитой к закону: закон запрещал забирать у одиноких и престарелых родителей единственного сына. А подхлестнула его, помнится, песня в исполнении ансамбля песни и танца деревянных солдат "Мой адрес не дом, и не улица, мой адрес Страна Дураков." Именно этого папа Карло пуще всего и боялся. Призовут Буратино - ищи тогда ветра в поле. Вернут разве что кучку пепла, а то и того не допросишься, как это у других бывает. "Да вы только на него взгляните! - увещевал папа Карло Урфина Джюса. - Ручки-ножки - как спички: вспыхнет, и золы не останется." "А чего вы так переживаете?! - сделал морду ящиком Урфин Джюс. - Сами ведь такого сделали! Кто ж вам виноват?! Да вы не горюйте! В случае чего смастерите себе нового сыночка - мы вам поленьев подкинем. Лучше прежнего выйдет! Опыт у вас есть, справитесь!" Не найдя должного понимания, старый шарманщик поступил в комитет солдатских матерей. "Как вам не стыдно, вы же мужчина! - брюзжали деревянные генералы. - Вам нечего делать в одном комитете с матерями!" На что тот отвечал: "Я своему Буратино и отец, и мать, и еще неизвестно кто!" Шарманщик своего добился. Буратино, как единственный сын престарелого отца-одиночки, остался дома. А Пьеро пошел служить - он был сирота...
Не добавляли хорошего настроения не только воспоминания, но и вести от Пьеро. "Не лучше ли с кукольной жизнью расстаться?!"спрашивал он непременно в конце каждого письма, в которых сообщал, что деревянные солдаты дразнят его половой тряпкой, драют им унитазы в сортире и размазывают вонючую кляксу-ваксу на сапогах.
От разом нахлынувших на него мыслей, воспоминаний и чувств Буратино зашатался. Ноги его подкосились, и он грузно брякнулся на первое, что ему подвернулось вместо скамейки. Это был бриллиант величиной с лошадиную голову, но Буратино этого даже не заметил. Он запустил пальцы в смолистые кудряшки и раскачивался так, будто его башка должна была вот-вот расколоться от нестерпимой боли. Жизнь не задалась. Карьера погибла. Рядом нет ни друга, ни единомышленника...
В таком состоянии его обнаружил парламентский корреспондент Мурзилка.
- Ты что здесь делаешь? - подозрительно спросил Буратино. - Небось, шпионишь?
- Шут с тобой, - беззлобно отмахнулся журналист, у которого и без того вид был изрядно озабоченный. - Было бы за кем. Я, видишь ли, всегда хожу на выставку абстракционистов или на свалку, когда ищу какую-нибудь новенькую идею. Там все так перемешано, все так непривычно, что того и гляди наткнешься на что-нибудь вдохновляющее...
- Ну-ну, - сказал Буратино. - И что же привело тебя сюда на этот раз?
Глазки у Мурзилки заблестели. Он всегда приходил в возбуждение, когда представлялся случай пустить в ход аргументы и факты.
