Кобылка согласно кивала.
Даже сейчас, пустившись в бега, снедаемая то ли страхом, то ли горем, Соланж все так же спокойно беседовала с животными, словно это была самая естественная вещь в мире. Быть может, она и вправду ведьма, как давно болтали в Айронстаге? Дэймона бы это не удивило...
Нет, чепуха! Обходя лошадь, Соланж искоса оглянулась на Дэймона. В ее темных глазах таилось смятение, тяжелая коса покачивалась на спине. Какая же она ведьма? Нет, она самая обычная женщина. Такая же, как и все. Только очень красивая.
Думать об этом все еще было мучительно. С тех пор, как Дэймон навсегда покинул Айронстаг, он повидал множество женщин, похожих на Соланж. Сотни. И что такого особенного в ее красоте?
Чем она лучше, например, английских красавиц?
С глазами цвета весеннего неба или зелеными, как молодая трава. С волосами цвета золота. Или каштановыми. Или медно-рыжими. Маленькие и рослые, худые и пухленькие, знаменитые красавицы при дворе Эдварда так и увивались вокруг Дэймона, льстили ему, заигрывали, открыто зазывали его на свое ложе. Все они страстно желали его любви, эти придворные красотки с их переменчивым нравом и изысканным вкусом.
Но ни одна из них не говорила с животными.
Ни одна из них не была Соланж.
Она чистила кобылку, негромко напевая. Простой мотивчик, который Дэймон помнил с детства. Несмотря ни на что, Соланж казалась бодрой, почти веселой.
Пение оборвалось.
– Мы будем сторожить по очереди? Думаешь, это необходимо? – спросила она.
– Если появится чужой, Таррант меня предупредит, – заверил ее Дэймон.
– Не сомневаюсь, – кивнула Соланж, одобрительно глянув на жеребца.
Дэймон шелестел листьями, сооружая из них ложе. Он зарылся в сухую листву и решил, что попросту не будет замечать Соланж. Дэймон был уверен, что стоит ему заснуть, и мир снова обретет ясность, и он сумеет разобраться в себе. Ему просто нужно как следует вы спаться.
Соланж подошла к груде листьев, которая должна была служить ей постелью, и взглянула на Дэймона. «Интересно, – подумала она, – он притворяется или действительно не замечает ее». Со вздохом Соланж опустилась на листья. Было мягко и достаточно удобно. Приятно пахло осенью. «Что за чудесное ложе, – подумала Соланж, – и как жаль, что нельзя так спать постоянно».
Положив голову на согнутый локоть, она смотрела на своего спутника. Соланж дышала ровно, едва слышно, чтобы не разбудить Дэймона. Его напряженное ранее лицо постепенно становилось мягче, спокойнее. Сначала разжались крепко стиснутые зубы, потом разгладилась глубокая морщина на переносице. Одинокий черный завиток упал на его лоб. «Как он, должно быть, устал», – подумала Соланж. Быть может, еще и это отчасти было причиной его злости. Как же ей хотелось наконец-то увидеть его улыбку!
Соланж же не чувствовала усталости. Она вообще могла обходиться без сна. Сейчас ей казалось, что она может ехать так бесконечно. Ветер будет ласкать ее волосы, солнце – пригревать лицо, свет луны – освещать дорогу. И все вместе это называлось свободой...
Свобода! Соланж с нежностью смотрела на Дэймона. Почти десять лет она была все равно, что мертва, и душой и телом. И только теперь возвращалась к жизни. Она словно сбросила старую, опостылевшую кожу, и сразу вернулись, ожили чувства, по которым она так истосковалась.
Соланж понимала, что ее будущее туманно. Она совершила дерзкий, опасный поступок, но никогда не станет жалеть об этом. Никогда. Ресницы ее незаметно смежились.
Перед тем, как сон окончательно сморил ее, Соланж привиделась птица, свободно парящая в бескрайнем небе...
Дэймон открыл глаза. Наконец-то она заснула! Мгновение он смотрел на Соланж, а потом опять погрузился в сон.
6
За несколько следующих дней путешествия Дэймон понял, что имеет дело с несколькими женщинами сразу. И все они носят имя Соланж. Причем ни одна из них ничем не походит на другую.
Была, разумеется, графиня – самая незнакомая и самая чужая для него. Графиня хранила стоическое молчание, всем своим властным, неприступным видом напоминая Дэймону своего отца. Соланж надевала эту маску, когда он донимал ее расспросами.
Была робкая девочка. Эту Соланж он помнил очень хорошо. Ее лукавый взгляд. Непослушные завитки волос. Неуверенные паузы между фразами. Ее речь – простая, естественная. Такая Соланж одновременно радовала и настораживала Дэймона. Она словно хотела чего-то добиться от него, а он никак не мог понять – чего.
А еще она могла быть безрассудной. Уверенно сидела в седле, с легкостью справлялась с любыми трудностями походной жизни и слышать не желала о тех опасностях, что грозили им каждый миг. Это не просто раздражало. Это изматывало Дэймона. Ему приходилось охранять ее от нее самой. Дэймон оберегал всех Соланж разом. Взглядом воина он осматривал окрестности, готовый к защите даже тогда, когда все было спокойно.
А больше всего озадачивала Дэймона необъяснимая радость, которая, как летняя молния, внезапно озаряла лицо Соланж – и тут же исчезала. Дэймон исподтишка наблюдал, как скользят по этому лицу блики тени и света, как расцветает на нем улыбка. Он слышал ее тихий смех, который потом долго звенел в его ушах звонкими колокольчиками.
Соланж не объясняла своей веселости. Дэймон не требовал объяснений. Радость сменялась мрачностью, одно настроение уступало место другому. Это настораживало Дэймона, беспокоило его.
Порой Дэймон всерьез задумывался, нормально ли это. В конце концов, с тех пор, как они виделись в последний раз, прошли долгие годы...
Однако со временем он отбросил эти мысли. Постоянно наблюдая за Соланж, Дэймон понял, что за ее внешней беззаботностью действительно скрыта печаль. Но шли дни, и морщинки вокруг ее рта постепенно разглаживались, глаза уже не так настороженно смотрели на мир.
Многоликая Соланж мучила Дэймона своей загадочностью, чаровала его, раздражала превыше всякой меры и, конечно же, покоряла, непостижимым образом удерживая над ним власть. Дэймон отчаянно желал избавиться от этих оков, но пока они были рядом, желание это оставалось невыполнимым.
Они ехали большей частью по ночам, поскольку Дэймон все еще опасался погони. Ехали как возможно быстро. Но Дэймон не желал поскорее завершить путешествие, он не мог рисковать лошадьми. Ночи были темные, безлунные. В лучшем случае дорогу им освещал тусклый звездный свет. Ехать в такие ночи быстрее, чем рысью, было невозможно.
Однажды они наткнулись на деревеньку, названия которой ни Дэймон, ни Соланж не знали. Дэймон смутно припомнил, что проезжал тут, но не смог бы с уверенностью сказать, дружелюбны селяне или нет.
